Кельт не стал упоминать о желании выдать дочь замуж за римлянина и даже не назвал юношу по имени, сообразив, что Портия взяли в свиту Классициана поневоле, без постоянного назначения – и лучшей должности для него у прокуратора не существовало.
На следующий день при встрече с Классицианом юный римлянин поведал ему о своих замыслах, которые так разгневали Светония. Впрочем, прокуратору было об этом известно.
– Ты видишь, на что я способен! – с жаром вскричал юноша. – Я вернул к жизни запущенное имение. Умоляю, прими меня в свиту, поручи дело поважнее. В Лондиниуме я принесу тебе больше пользы и смогу с честью вернуться в Рим.
Выслушав Портия, Классициан покачал головой:
– Юноша, ты усерден и смышлен, но слишком горяч и нетерпелив. Прошлые ошибки тебя ничему не научили.
– Но ты же сам обвинил Светония в чрезмерной жестокости! – воскликнул Портий.
– Верно, – сурово ответил Классициан. – Но я прокуратор, а ты…
Портий смущенно покраснел.
– Ты славно потрудился, – продолжил прокуратор, сменив гнев на милость. – Твое усердие весьма похвально, однако негоже местным жителям думать, что римляне не умеют вести хозяйство и не заботятся о своих владениях. О возвращении в Рим мы поговорим через два-три года, когда к тебе придет признание и слава за твои труды.
Два года представлялись Портию вечностью. Он знал, что так долго Лидия ждать не станет.
– Порученное дело всегда следует выполнять с честью, – добавил Классициан, заметив огорчение юноши. – Возможно, даже я буду исполнять свои обязанности здесь, в провинции, до самой смерти. Мне нужны люди, на которых можно положиться. Если ты не собираешься оставаться на своем посту, то хорошей рекомендации я тебе не дам.
– Я хотел вернуться в Рим, – вздохнул Портий.
– Этого все хотят, – улыбнулся прокуратор и серьезно добавил: – Сейчас в Риме неспокойно. Послушайся моего совета, оставайся здесь, в безопасности.
На следующий день прокуратор уехал из Сорбиодуна. На прощание он сказал Портию:
– Обзаведись приличным жильем.
Юноша со слезами на глазах смотрел вслед путникам.
Спустя два дня в Сорбиодун приехала Мэйв верхом на резвой гнедой кобылице, ведя в поводу еще одну лошадь – великолепного солового жеребца, хотя и несколько тяжеловесного, как все лошади на острове. Портий восхищенно поглядел на него.
– Тебе что-то привиделось? – рассмеялась девушка.
– Отличный жеребец, – вздохнул римлянин.
– Отец купил, – кивнула она и с лукавой улыбкой добавила: – Если сумеешь с ним совладать, прокатимся вместе.
Портий с готовностью согласился и вскочил в седло.
– Моя лошадь быстрее! – крикнула Мэйв и, бросив ему поводья, поскакала к тропке, ведущей на взгорье.
Юноша рассмеялся – скачки так скачки, чего не сделаешь ради красавицы. Он пропустил ее на сто шагов вперед и поскакал следом. Соловый жеребец, хотя и сильный, не подчинялся незнакомому наезднику и с трудом взбирался по крутой тропе, а резвая кобыла проворно неслась вперед. Девушка ловко сидела в седле, рыжие волосы развевались на ветру.
– Она – как богиня Эпона! – прошептал Портий. – Словно рождена на коне.
Мэйв и правда казалась воплощением богини – покровительницы лошадей, которой поклонялись и кельты, и римляне. Она доскакала до вершины холма, обогнула дун и с хохотом помчалась по взгорью на северо-запад.
На взгорье сильный жеребец ускорил шаг и начал постепенно нагонять гнедую кобылицу, но поравнялся с ней только на полпути к заброшенному святилищу. Наконец они сменили рысь на галоп, потом перешли на шаг. И лошади, и всадники тяжело дышали.
– Улиткой ползешь, римлянин! – воскликнула Мэйв. – Не догнал бы меня, если бы я лошадь не придержала.
Он хотел было возразить, но вовремя заметил искрящиеся смехом глаза девушки. Ее тонкая льняная сорочка нечаянно – или нарочно? – сползла с плеча, чуть приоткрыв высокую белую грудь. Портий залюбовался кельтской красавицей.
Мэйв заметила и капельки пота на смуглой коже римлянина, и восторг, вспыхнувший в его взгляде. Юноша невольно потянулся к прекрасной наезднице, собираясь сжать ее в объятиях, но тут же отпрянул, вспомнив, что она дочь местного правителя.
– Вот вы, римляне, говорите, что в мире четыре стихии – земля, вода, воздух и огонь, – смеясь, сказала Мэйв. – А сам ты кто? Земля?
– Наверное, – улыбнулся он. – А ты кто?
– Я – огонь! – воскликнула девушка, подгоняя лошадь вперед. – Я вся – огонь!
На обратном пути в Сорбиодун Портий приноровился к соловому жеребцу.
– Великолепный скакун! – заметил юноша, спешиваясь у дуна. – А еще раз можно будет на нем прокатиться?
– Нет, – беспечно ответила Мэйв.
– Почему?
– Отец для моего жениха коня купил. Я просто разрешила тебе проехаться.
– А кто твой жених? – замявшись, спросил Портий.
– Не знаю, – улыбнулась она. – Кого отец выберет, тот и жених. Лишь бы в седле хорошо сидел. – Мэйв ухватила поводья жеребца и поскакала прочь.
Портий задумчиво смотрел ей вслед.
Всю ночь он беспокойно ворочался на жестком тюфяке, вспоминая случившееся. А какой стихией назвать Лидию? Портию она казалась водой, прохладной и текучей, утоляющей жажду. Он представил себе нежную смуглую кожу, блестящие черные глаза… В забытьи перед ним возникли огненно-рыжие пряди, развевающиеся на ветру, а звонкий голос воскликнул: «Я – огонь! Я вся – огонь!»
Два дня спустя пришло короткое послание от Лидии.
Любезный мой Гай!
Мы с Марком обручились. Наверное, я стану его женой прежде, чем ты получишь это письмо. Надеюсь, ты понимаешь, что так лучше для всех. Я часто тебя вспоминаю. Марк всегда о тебе тепло отзывается. Может быть, нам еще доведется встретиться.
Любящая тебя ЛидияСквозь пелену слез Портий с трудом разбирал слова. Винить Лидию он не мог, а предательство друга хотя и ранило, но было вполне объяснимым. Марк ни в чем не виноват. Сенатор Гракх ни за что не согласился бы отдать дочь за человека, прогневившего наместника провинции. Марк – юноша из благородного семейства, Лидия будет с ним счастлива.
Портий со вздохом написал поздравительное послание им обоим и приложил к письму отдельную записку для Марка.
Друг мой Марк!
После всего случившегося ясно было, что Гракх не отдаст мне дочь. Я очень рад, что моей возлюбленной повезло встретиться с тобой, наилучшим из римлян. Не забывай и ты меня.
Гай ПортийСтараясь забыть о Лидии, юноша полностью посвятил себя восстановлению императорских владений. Работа начинала ему нравиться. Вечером, после изнурительного труда, он верхом возвращался в Сорбиодун, оглядывая древние земли Сарума внимательным взглядом рачительного хозяина. Несколько раз по дороге домой он встречал Мэйв, и они гуляли по взгорью, ведя лошадей в поводу. В последнее время девушка стала смущаться в его присутствии и больше не предлагала устроить скачки.
Однажды Портий с Мэйв стояли на холме, глядя на колосящиеся поля в долине Тосутига, залитые алым светом заката.
– По-моему, тебе нравятся наши края, Гай Портий, – заметила девушка.
Он согласно кивнул.
– Да, хорошие земли, – негромко сказала она. – Богатые владения.
В ее словах Портий уловил намек, а когда, перед самым сбором урожая, Тосутиг пригласил юношу к себе, все сомнения развеялись окончательно.
В этот раз правитель Сарума, облаченный в традиционную кельтскую накидку-пенулу, не устраивал роскошных пиршеств. За оградой во дворе у дома Тосутига сновали люди. Бальба, распространяя вокруг кислую вонь, складывал в одной из хижин рулоны ткани. Мужчины и женщины, готовясь к сбору урожая, обкладывали плоскими камнями и обмазывали глиной стены глубоких ям для хранения зерна.
Тосутиг поздоровался с Портием и поманил его за собой в дальний конец двора, где виднелась небольшая хижина, крытая соломой, – фамильное святилище. Кельт впустил гостя внутрь и торопливо прикрыл за собой дверь.
Темноту рассеивал луч света из квадратного окошка на дальней стене под самой крышей. Постепенно глаза Портия привыкли к сумраку, и юноша различил небольшой каменный алтарь с деревянным изваянием кельтского бога Ноденса, повелителя туч, которого римляне отождествляли с Марсом. Рядом с изваянием поблескивал древний, тщательно начищенный рогатый шлем. Молодой человек почтительно склонил голову.
– Ноденс – покровитель нашего рода, – объяснил Тосутиг.
– У каждой римской семьи тоже есть свои лары и пенаты, – ответил Портий, – но мало у кого найдутся такие древние реликвии.
– Мой дед был доблестным воином. Это его шлем, – сказал кельт. – Но я пригласил тебя сюда не за этим.
У стены святилища стояли два огромных деревянных сундука, обитые широкими полосами железа. Тосутиг бережно приподнял крышку первого и вытащил длинный железный меч со следами ржавчины на выщербленном клинке – видно было, что древнее оружие кельтов недавно пытались отчистить.
