В отблесках свеч было видно, что Руфус холодно улыбается.
– Что ж, ты это уже сделала. Еще не созревшим душам понадобится несколько лет, прежде чем мы сможем воспользоваться ими. Если дело только в этом, то ты уже справилась со своей задачей и я могу отвезти тебя обратно в сиротский приют. Ты считаешь, так я должен поступить?
Вопрос был риторическим, но я задумалась. Это был мой шанс покинуть Холлихок, шанс, который я получу еще нескоро, учитывая, что в этом имении все дорожки вели только к стене. Но я не могла уйти отсюда. Особенно теперь, когда узнала о том, что я фея.
– Как вы меня нашли? – спросила я. – Как вы узнали, что я фея?
– Ты пытаешься сменить тему. Я полагаю, ты решила заговорить об этом, поскольку подозреваешь, что я на самом деле у тебя потребую. Но если тебе так хочется, я отвечу. Ты не должна считать, что ты уникальна. Если знать, где искать, то можно найти десятки таких, как ты. Я просто должен был выбрать одну.
Я сглотнула. Его слова причинили мне боль, как пощечина. Неужели я не единственная потерянная фея в приюте Св. Маргариты? Вдруг я лишь одна из шестидесяти… Но я не могла в это поверить. Я знала, что отличаюсь от других сирот. Единственным, кто был похож на меня, казалась Элис, но все остальные…
Руфус словно вознамерился ударить меня побольнее:
– Люди инстинктивно это чувствуют – по сути, они все делают, полагаясь на свои инстинкты, подобно неразумным животным. Они знают, что в таких детях, как ты, живет что-то иное, что-то, что отличает тебя от них самих. А если что-то отличает, оно кажется им чуждым. И они не хотят иметь с такими детьми ничего общего. Ты только сейчас пробудилась как фея, но подменышем ты была со дня рождения. Тебе повезло, что тебя просто оставили на пороге приюта, а не утопили в озере, как многих других подобных тебе. – Он кивнул. – Но разве тебе не хочется послушать, каких великих свершений мы ждем от тебя?
Я не смотрела на него. В этот момент я прохаживалась перед рядами кукол, радуясь тому, что научилась контролировать, в каком виде они представляются мне. Сейчас мне хотелось видеть только кукол. Они невинно и словно бы с любопытством взирали на меня, как будто не могли дождаться, когда же я вернусь к работе с ними.
– Эта задача связана с куклами, верно? – тихо спросила я.
– Ну конечно. Зачем добру пропадать? Мы не можем использовать некоторые души, они изъедены черной ненавистью, но мы все еще можем забрать их шелк.
– Шелк? – эхом откликнулась я.
– Коконы не просто выглядят так, будто они сплетены из шелковой нити. Так и есть на самом деле. Эту нить не могут увидеть обычные люди, но мы знаем, что именно из нее сотканы сны – в прямом смысле слова. Каждый спящий ткет полотно из шелковой нити сна. Но человек ложится спать, а уже через шесть часов просыпается – этого времени недостаточно, чтобы сплести больше пары нитей, да и те мы можем получить, только если успеваем оказаться рядом и подхватить сон, пока он не порвался. А эти окуклившиеся души спят долгие годы. Они ничем другим не занимаются. Да, эти сны ужасны, но сон есть сон. Было бы глупо не воспользоваться их шелком. Он очень ценный и редкий, даже ценнее сиянита, или, как называют его люди, пыльцы фей. Нам нужны эти нити, чтобы заново переплести мир людей и царство фей, упрочить связь, благодаря которой эти два мира не расходятся еще дальше друг от друга. Если тебе любопытно, могу сказать, что само наше существование зависит от этого шелка – и твое в том числе, если ты в дальнейшем не собираешься влачить жалкое человеческое существование.
Я молча слушала его. Я даже вздохнуть не решалась, опасаясь отвлечь его и заставить умолкнуть. Руфус всегда был таким холодным и отстраненным, точно невероятной красоты ледяная статуя, но в тот момент, когда он заговорил о шелке сна, что-то в нем изменилось. Казалось, у него есть чувства и он знает, каково это – мечтать и видеть сны. Может быть, он даже знает, что такое любовь. И что такое страдание. Да, страдание слышалось в его голосе, плескалось в его глазах. В этот драгоценный миг мы были равны. Феи, ощущающие свое бессилие… Высшие существа, бессмертные, наделенные магией, превосходящие людей, как Солнце превосходит Землю, и все же… без людей мы были ничем. Нам нужны были их сны и их мечты, ведь они поддерживали в нас жизнь. Мы были беспомощны. Не знаю, поняла бы я это без слов Алана, но, хотя я была ему благодарна, в этот момент я оказалась не на стороне человечества. Нет, мое место – с Руфусом и Вайолет, с Бланш и всеми остальными феями. Фея во мне вспоминала – и хотя моей человеческой части не удавалось осмыслить эти воспоминания, я их чувствовала.
– Я говорю об этом так подробно, – продолжал Руфус, – чтобы ты поняла, насколько важен для нас шелк снов. Когда чистая душа созревает и вылупляется из своего кокона, чтобы перебраться в тело, шелк этого кокона разрушается и его уже нельзя использовать. Приходится мириться с этим, поскольку нам нужны эти души – нужны больше, чем шелк. Но остаются еще души, которые мы не можем использовать. Их шелк можно забрать. Но это означает, что мы должны их убить.
Я сглотнула. Разве его слова ошеломили меня? Нет. В глубине души я подозревала, что именно так все и будет. Иначе Руфус не старался бы мне все объяснить. Он бы просто сказал: «Пойди туда-то и сделай то-то». И все.
Тем не менее, когда он сказал это, у меня холодок побежал по телу – и это было хорошо, ведь это означало, что, будь я хоть десять раз феей, я все еще осознавала ценность жизни и понимала, что нельзя просто так кого-то убить.
– Я знаю, ты не хочешь этого слушать, – мягко сказал Руфус. – Присядь.
Он взял меня за плечо – это был первый раз, когда он прикоснулся ко мне, – и подвел к дивану.
Я устроилась среди последних кукол, которые там еще остались. Ноги у меня дрожали. Руфус сел рядом, тщательно следя за тем, чтобы не прикоснуться ни к одной кукле, и взял меня за руку. Наверное, он хотел утешить меня, но едва ли этот жест способствовал моему душевному равновесию – слишком холодной и мертвой была его рука, но сама попытка многого стоила.
– Я не говорю, что ты должна убить человека. Все эти души сбежали из тел, которым не суждено было выжить. Они скрылись, не успев исполнить свою судьбу. Им повезло, мы можем дать им возможность начать все заново. Но для испорченных душ это невозможно. Они не хотят возвращаться к жизни. И они ненавидят все живое. Нам нельзя позволять им вылупиться из кокона. Убить их – это акт милосердия, и при этом мы получим их шелк. Ты понимаешь?
Я кивнула, чувствуя, как слезы стекают по лицу, катятся градом по щекам, скапливаются на подбородке, падают на платье. Я плакала очень тихо, не всхлипывая. Мне было жаль эти души. И мне было жаль себя.
– Я не могу так поступить, – прошептала я. – Пожалуйста, я не могу. Разве вы не можете найти кого-то другого для этой задачи? Или сделать это сами?
Руфус покачал головой.
– Не думай, что мы заставляем тебя заниматься грязной работой, потому что не хотим замарать руки, – мягко сказал он. – Если бы я мог, то сам бы размотал шелк коконов и отдал его своему народу. Я знаю, где мое место, и моя верность принадлежит вовсе не человечеству. Но я – как и все остальные Истинные феи этого мира – не могу прикоснуться к коконам с испорченными душами. Нам нельзя этого делать. Для нас это слишком опасно. Такое могут делать только подменыши – такие, как ты. Именно поэтому мы тебя и выбрали. Ты уже не ребенок и должна знать, на чьей ты стороне. Взрослея, иногда приходится принимать тяжелые решения и делать не то, что велит нам сердце. А ты уже способна понять, что у тебя нет другого выбора. Мы покажем тебе, как это сделать. Как безболезненно спасти эти души. Но когда наступит это время, ты должна оставить все сомнения в прошлом. Это всего лишь люди. Ты фея.
Мне хотелось накричать на него, сказать, чтобы он шел куда подальше со своим шелком сна. Что ему не сделать меня своим орудием, убийцей. Чтобы он не смел говорить о спасении душ, когда на самом деле речь идет об убийстве. Пусть ищет другую дурочку. Но я ничего не сказала. Я сидела и молча плакала. В какой-то момент Руфус встал и вышел из комнаты. Осталась только я. И куклы.
Ночь я провела с куклами. Их присутствие скорее тревожило меня, чем утешало, но я чувствовала, что не должна бросать их в одиночестве. Все, что я узнала в последние дни, оказалось просто принять. Ну хорошо, Молинье – феи, я тоже, что тут такого? Хорошо, Руфус вселился в тело мертвеца, а Вайолет – королева фей, все слуги – зачарованы, а Алан – мой будущий враг.
Но одно я принять не могла – необходимость убивать. Не могла. И не хотела. Я этого не сделаю. Они не могут меня заставить. Пусть хоть на голове стоят, им не сделать меня убийцей. Это моя жизнь, моя совесть, мой дар. Им этого не отнять. Пусть после этого они выгонят меня из Холлихока. Я знала, что Руфус не простит мне отказа от выполнения работы, но что он мог сделать? Вышвырнуть меня на улицу, отвезти обратно в приют и найти другого подменыша, а если и тот откажется – продолжить поиски, пока не найдется тот, кто будет готов взяться за эту грязную работу…
