– Неприглядное зрелище, – сказала мисс Аллан. – Хотя, полагаю, это намного гуманнее, чем наш метод… Мне кажется, вы еще не были в моем номере, – добавила она и повернулась, вероятно ожидая, что Рэчел последует за ней. Рэчел так и сделала, потому что в каждом новом человеке видела надежду на разрешение мучившей ее тайны.
Все спальни в гостинице отвечали одному образцу, разве что одни были побольше, а другие поменьше: в каждой пол был выложен темно-красной плиткой, имелись высокая кровать, завешенная противомоскитным пологом, письменный стол и туалетный столик, а также пара кресел. Но, как только упаковку распечатывали, номера приобретали различия, так что номер мисс Аллан был совсем не похож на номер Эвелин. Здесь на туалетном столике не было ни разноцветных шляпных булавок, ни флакончиков с духами, ни узких изогнутых ножниц, на полу не стояла батарея туфель и ботинок всех сортов и мастей, а на стульях не висели шелковые юбки. В комнате царила безупречная аккуратность. Казалось, тут всего было по две пары. Зато письменный стол был завален рукописями и придвинут к креслу, на котором двумя стопками были сложены темные библиотечные книги с ворохом бумажных закладок в каждой. Мисс Аллан пригласила Рэчел зайти из любезности, решив, что та чего-то ожидает и ей нечего делать. Кроме того, она любила молодых девушек, потому что преподавала им, а еще она не раз пользовалась гостеприимством Эмброузов и была рада хоть немного отплатить тем же. Она оглядела комнату, ища, что бы показать Рэчел. В номере было не слишком много занятных вещиц. Мисс Аллан прикоснулась к рукописи.
– Эпоха Чосера, эпоха Елизаветы, эпоха Драйдена, – задумчиво проговорила она. – Я рада, что есть еще много эпох. Сейчас я на середине восемнадцатого века. Не присядете ли, мисс Винрэс? Кресло хотя и мало, зато крепко… Эвфуэс [58] . Зародыш английского романа, – добавила она, взглянув на другую страницу. – Вас подобные вещи интересуют?
Она смотрела на Рэчел по-доброму и просто, как будто была готова расстараться, лишь бы выполнить все ее желания. Благодаря этому выражению лицо мисс Аллан, обычно покрытое морщинами забот и размышлений, стало очень обаятельным.
– Ах нет, ведь ваше пристрастие – музыка, не так ли? – вспомнила она. – По моим наблюдениям, одно с другим не сочетается. Бывают, конечно, уникумы… – Она осмотрелась, что-то отыскивая, увидела банку на каминной полке и передала ее Рэчел. – Если засунете в эту банку палец, может быть, сумеете достать кусочек консервированного имбиря. Так вы уникум?
Но имбирь лежал на самом дне, и достать его было невозможно.
– Не беспокойтесь, – сказала Рэчел, когда мисс Аллан огляделась в поисках какого-нибудь орудия. – Скорее всего, я не люблю консервированный имбирь.
– Вы никогда не пробовали? – спросила мисс Аллан. – Тогда я считаю, что ваш долг – попробовать сейчас. А что, вы можете привнести в свою жизнь новое удовольствие, и поскольку вы еще молоды… – Она решила пустить в дело крючок для застегивания пуговиц. – Я взяла за правило пробовать все. Разве вам не кажется весьма огорчительным впервые попробовать имбирь на смертном одре и обнаружить, что он нравится вам больше всего на свете? Я бы крайне огорчилась – настолько, что, наверное, от одного этого выздоровела бы.
Наконец мисс Аллан удалось выудить кусок имбиря на кончике крючка. Она отошла, чтобы вытереть крючок, а Рэчел тем временем откусила от имбиря и сразу вскрикнула:
– Я должна это выплюнуть!
– Вы уверены, что распробовали? – настойчиво спросила мисс Аллан.
Вместо ответа Рэчел выбросила имбирь в окно.
– Во всяком случае, полезный опыт, – спокойно сказала мисс Аллан. – Так, посмотрим… Мне больше нечего вам предложить, если только вы не хотите отведать вот этого. – Над кроватью висел небольшой шкафчик, из которого она достала изящный графин, наполненный ярко-зеленой жидкостью. – Crème de Menthe [59] , – сказала мисс Аллан. – Ликер, знаете ли. Можно подумать, что я пью, да? Между тем этот графин доказывает мою исключительную воздержанность. Он у меня двадцать и еще шесть лет, – добавила она, посмотрев с гордостью и опрокинув графин, отчего стало видно, что его ни разу не открывали.
– Двадцать шесть лет?! – воскликнула Рэчел.
Мисс Аллан была довольна, поскольку ожидала от Рэчел удивления.
– Когда двадцать и еще шесть лет назад я поехала в Дрезден, – сказала она, – одна моя подруга заявила о желании сделать мне подарок. Она подумала, что в случае кораблекрушения или иной катастрофы может пригодиться стимулирующее средство. Однако, поскольку ничего подобного со мной не приключилось, я вернула его по возвращении. Накануне любого заграничного путешествия у меня появляется тот же самый графин, с тем же самым письменным сопровождением; возвращаясь невредимой, я всегда отдаю его обратно. Я считаю его чем-то вроде талисмана. Хотя однажды меня на сутки задержало крушение шедшего впереди поезда, сама я ни в какие катастрофы ни разу не попадала. Да, – продолжила она, обращаясь к графину, – мы с вами повидали много стран и буфетов, не так ли? Я намерена в скором времени заказать серебряную табличку с надписью. Это джентльмен, как вы, наверное, поняли, и зовут его Оливер… Не надейтесь, что я вас прощу, мисс Винрэс, если вы разобьете моего Оливера. – Мисс Аллан твердо взяла графин из рук Рэчел и вернула его в шкафчик.
И не зря: Рэчел раскачивала графин, держа за горлышко. Мисс Аллан до того заинтересовала ее, что она забыла о графине.
– Да, – воскликнула она, – мне это кажется так удивительно – двадцать шесть лет иметь подругу, и графин, и… столько путешествовать!
– Вовсе нет, на мой взгляд, это отнюдь не удивительно, – ответила мисс Аллан. – Я всегда считала себя самым обыкновенным человеком из всех, кого я знаю. Быть такой обыкновенной, как я, весьма славно. Я забыла, что вы сказали, – вы уникум или вы не уникум?
Она очень добро улыбнулась Рэчел. Рэчел смотрела, как угловато она передвигается по комнате, и ей казалось, что эта женщина так много знает, так много пережила, что у нее должно быть средство от любой боли, надо только побудить ее к тому, чтобы она к нему прибегла. Однако мисс Аллан, запиравшая дверцу шкафчика, не проявляла никакого намерения преодолеть сдержанность, которая покрывала ее, словно многолетний слой снега. Рэчел молчала, чувствуя неловкость; с одной стороны, ей хотелось поднять бурю и зажечь искру в охладевшей, но живой плоти, а с другой – она понимала, что все бесполезно и им остается лишь проплыть друг мимо друга в безмолвии.
– Я не уникум. Мне очень трудно выражать то, что я хочу сказать, – проговорила она наконец.
– Это вопрос темперамента, я полагаю, – помогла ей мисс Аллан. – Некоторые люди подобных трудностей не испытывают; что касается меня, то многие вещи я просто не могу сказать. Но и вообще, до меня все доходит очень медленно. Одна из моих коллег решает, нравится ей человек или нет – погодите, как она это делает? – а, по тому, как он говорит «доброе утро» за завтраком. А мне порой требуются годы, чтобы прийти к какому-то решению. Но большинству молодых людей это дается легко, не так ли?
– О нет, – сказала Рэчел. – Это трудно!
Мисс Аллан спокойно посмотрела на Рэчел и ничего не сказала. Она подозревала, что здесь имеются кое-какие трудности. Затем она подняла руку к затылку и обнаружила, что один длинный седой локон выбился из прически.
– Я должна попросить у вас извинения, – сказала она, вставая. – Мне надо причесаться. Я так до сих пор и не нашла шпилек удачной конструкции. Мне, кстати, необходимо и переодеться. Буду весьма благодарна, если вы мне поможете, поскольку там есть несносные крючки, которые я, конечно, могла бы застегнуть сама, но это занятие отнимает от десяти до пятнадцати минут, тогда как с вашим содействием…
Она сняла жакет, юбку и блузку и встала перед зеркалом, причесываясь, – крупная аляповатая фигура в такой короткой нижней юбке, что были видны ее толстые сероватые ноги.
– Люди говорят, что хорошо быть молодым; лично я нахожу средний возраст гораздо более приятным, – заметила она, вытаскивая шпильки и гребешки и беря щетку. Распрямившись, волосы лишь закрыли ее шею. – В молодости все кажется таким серьезным – при определенном воспитании… А теперь платье.
Удивительно быстро ее волосы были опять уложены в привычные извивы. Верхняя часть ее тела теперь стала темно-зеленой в черную полоску; юбку, однако, следовало застегнуть крючками в разных направлениях, и Рэчел пришлось встать на колени, чтобы отыскать глазами крючки и петли.
– Наша мисс Джонсон раньше, как я помню, была очень недовольна жизнью, – продолжала мисс Аллан. Она повернулась спиной к свету. – А потом она занялась разведением морских свинок и весьма этим увлеклась. Я недавно узнала, что желтая морская свинка произвела на свет черного детеныша. Мы поспорили об этом на шесть пенсов. Она будет счастлива своей победой.
