Я могла представить себе разговор между Тарой и Анной Найтли. Двух матерей, борющихся за свою дочь. Конечно, Грейс навсегда останется дочерью Тары. Иначе просто не могло быть. И все-таки ребенка Анны украли. Разве не имела она права требовать вернуть ей хотя бы часть жизни этого ребенка?
Дженни оттолкнула креманку с растаявшим мороженым.
– Прости, мама, – снова повторила она. Я потеряла счет ее извинениям.
– Послушай, – сказала я, отодвигая тарелку с салатом, – ты виновата в том, что не сказала мне, что ты подслушивала. Я виновата в том, что не рассказала Таре все сразу. Но наша вина не отменяет того факта, что Ноэль сделала то, что она сделала. И теперь нам всем приходится считаться с последствиями. Сейчас мы с тобой должны сосредоточиться на этом. Помочь Таре и Грейс в том, что им теперь предстоит.
– Я не хочу, чтобы Грейс уехала, и вошла в чужую семью, и жила здесь…
– Сомневаюсь, что так случится. Грейс шестнадцать лет, и она имеет право участвовать в решении этого вопроса. И ты же не думаешь, что Тара скажет: «Берите ее, она ваша»?
– А что бы ты сделала, будь ты сейчас на месте Тары? – спросила Дженни.
Я вздохнула и посмотрела на потолок.
– Я бы выразила этой другой женщине – Анне Найтли – свое глубокое сочувствие, но я бы сделала то, что сейчас, я надеюсь, сделает Тара. Увезла бы отсюда Грейс и предоставила бы во всем разобраться юристам.
Меня беспокоило, однако, ее долгое отсутствие, мы рассчитывали, что Тара присоединится к нам через несколько минут. Прошло уже больше получаса. Чем они заняты так долго?
– А как бы ты чувствовала себя сейчас на месте Грейс? – спросила я.
На мгновение Дженни закусила губу.
– Я бы хотела познакомиться с этими людьми, – сказала она. – С другой моей семьей. Но я бы не хотела, чтобы они попытались забрать меня от тебя и папы. Мне было бы грустно, что твой ребенок умер. Это так ужасно. Бедная Тара.
– Да, – согласилась я. – Об этом просто невозможно думать.
– Я даже не могу представить, как чувствует себя Грейс.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. – Я посмотрела ей в глаза. – Им действительно понадобится наша поддержка, Джен.
– Я думаю, мы должны были пойти с Тарой в палату, – сказала она.
Моя дочь оказалась храбрее меня.
– Ты хочешь быть с Грейс? – спросила я.
Дженни кивнула.
– Хорошо. – Я встала. – Пойдем, поищем их.
Грейс
Мама вела себя как обычно, беседуя с Хейли и Анной, пока мы ждали в палате медсестру, которая должна была взять соскоб у меня со щеки. Кто-то принес еще один стул, чтобы мы все могли сесть. Мне было по-прежнему холодно, хотя температура в палате была нормальная. Я снова завернулась в голубое одеяло, и оно закрыло меня, как броня. Я не знала, на что мне надеяться. Если бы я оказалась подходящим донором, я не представляла, что произойдет со мной дальше. Если я не подойду, Хейли может умереть. Когда я об этом думала, то понимала, что у меня не было выбора.
Моя мать нервничала, как и я. Она говорила без умолку, что само по себе не было необычно. Через десять минут она уже знала все, что можно было узнать: где Хейли и Анна жили в Виргинии и какие у Хейли любимые предметы в школе. Это было типичное поведение Тары Винсент, но глаза ее бегали между Хейли, Анной и открытой дверью, и она подвинула свой стул ближе ко мне и то и дело прикасалась к моей руке, как делала это с момента своего появления в больнице. Меня это радовало. «Я принадлежу ей, – хотела я сказать Анне. – Я знаю, я – твой ребенок, и это несправедливо, что кто-то отнял меня у тебя. Но меня вырастила моя мама, и я принадлежу ей».
Все время, пока мама говорила, Анна и Хейли смотрели на меня, как будто пытаясь решить, брать меня к себе или нет. Наконец, я не выдержала.
– Прекратите, пожалуйста, пялиться на меня, – сказала я.
Мама подвинулась еще ближе ко мне. Анна и Хейли только засмеялись.
– Мы не можем удержаться, – ответила Анна.
– Хотела бы я иметь такие волосы, – поддержала Хейли.
Я подумала, могу ли я ей в этом помочь. Может быть, отрезать волосы и заказать из них парик для нее?
Пока я размышляла об этом, в дверях неожиданно показались Эмерсон и Дженни.
– Тук-тук, – сказала Эмерсон. – Мы хотели узнать, как идут дела у Тары и Грейс.
Анна поднялась со стула, словно кто-то толкнул ее палкой. Хейли села в постели и выпрямилась.
– О, господи, – выдохнула она.
И все перевернулось с ног на голову.
Ноэль
Уилмингтон, Северная Каролина 1994
Ей приходилось принимать трудные роды. А иногда, когда она ожидала, что все должно пройти без осложнений, ей приходилось так тяжело, что она опасалась за исход. Но рождение Грейс осталось у нее в памяти как самое устрашающее событие в ее профессиональной деятельности.
В тот день Тара позвонила ей рано утром и сказала, что у нее начались схватки. Поэтому Ноэль не выпила свой обычный коктейль из обезболивающих средств. Вместо этого она положила щепотку куркумы между щекой и десной и заварила в термосе клеверный чай, не надеясь, что эти средства принесут ей облегчение. Травы помогали при родах, но они не оказывали никакого действия на ее боль в спине. Эта боль была теперь хуже, чем когда-либо. Единственное, что ей помогало, это обезболивающие лекарства, и она благословляла создателей перкосета и валиума.
С каждым часом родовых мук Тары боль у Ноэль усиливалась, так что ей приходилось скрывать слезы, чтобы Тара и Сэм не беспокоились о ней, когда им было необходимо сосредоточиться на себе. Ее сознание металось между исполнением обязанностей и таблетками в сумке. Только одну таблетку перкосета, думала она снова и снова. Только чтобы чуть-чуть облегчить боль. Но она переборола это искушение и продолжала трудиться.
Около четырех позвонила Эмерсон и сказала, что у нее отошли воды и соседка везет ее в роддом. Тед был в Калифорнии на съезде риелторов, и она осталась одна. Она плакала в телефон, и Ноэль разрывалась надвое.
– Тед едет в аэропорт, – сказала Эмерсон. – Он вылетит первым же рейсом, но у него пересадка в Чикаго. Он еще не скоро сюда доберется.
– Ты в прекрасных руках, милочка, – заверила ее Ноэль. Без Теда и двух своих подруг рядом Эмерсон будет тяжело эмоционально, но в медицинском отношении о ней хорошо позаботятся, а только это и имело сейчас значение. Все у нее должно было пройти отлично. После двух выкидышей у Эмерсон обязательно должна родиться здоровая девочка.
Ноэль поддерживала с Эмерсон связь по телефону и подбадривала ее. Как только Тара родит и она убедится, что мать и ребенок в порядке, она поговорит с Тарой и Сэмом о том, чтобы пригласить опытную сиделку, с которой она работала последние пару лет. Тара знала Клер Бригс, и ей будет с ней спокойно. Тогда, если Эмерсон на тот момент еще не родит, Ноэль поедет в роддом, чтобы побыть с ней.
Позже в тот вечер, когда Тед застрял в Чикаго, а Тара боролась со страхом и болью, Ноэль позвонила в роддом и узнала, что Эмерсон по жизненным показателям делают кесарево сечение. Ноэль так хотелось быть там и держать сестру за руку! Она оставалась на связи с персоналом – она знала там всех – и с облегчением вздохнула, когда родилась Дженни, состояние матери и ребенка было стабильным.
Она налила яблочного сока Таре, Сэму и себе, и они выпили за здоровье Дженни Макгэррити Стайлз. Одному только Сэму было известно о родстве Ноэль с этим ребенком. Он сжал ее руку, когда она сидела на краю их постели. Ноэль не могла дождаться, когда она увидит свою племянницу, но сначала ей нужно было принять ребенка Тары.
Акушерство всегда было тяжелым физическим трудом. Приходилось наклоняться, изгибаться, поддерживать роженицу, и впервые Ноэль не была уверена, сможет ли она довести дело до конца. Испытывая пытку огнем в нижней части спины, она снова подумала, не принять ли ей одну из своих таблеток. Только одну. Они словно манили ее к себе из оставленной в кухне сумки. Если боль уменьшится, она сможет работать эффективнее, говорила она себе. Но она знала, как это может быть опасно. Роды были тяжелыми. Ребенок шел неправильно, и единственный выход был доставить Тару в роддом, где бы ей усилили схватки. Тара плакала при одной мысли об этом. «Не важно, где родить, лишь бы ребенок родился здоровым», – говорила ей Ноэль. Но она заверила ее, что сначала сама постарается сделать все возможное. Она хотела отделить реальную необходимость переезда Тары в роддом от собственной потребности быть там при Эмерсон и ее ребенке и желания, чтобы все это поскорее кончилось, и она смогла бы сделать что-то со своей спиной. Они с Сэмом трудились вместе, физически поддерживая Тару, изменяя ее положение в постели, водя ее по комнате, давая ей травяные настои – короче, делая все, что Ноэль могла придумать, чтобы помочь малышке родиться.
Единственное, что Ноэль могла сделать, это повернуть ребенка. Осторожная процедура длилась бесконечно, хотя Таре она, наверно, показалась вообще вечностью. Ноэль жалела, что у нее не было помощницы – ей были нужны четыре руки. Может быть, пять. Она испустила вздох облегчения, когда ребенок занял нужное положение, и тоны его сердца стали успокаивающе сильными. Прошло еще немного времени, и младенец появился на свет. Ноэль не знала, кто из них четверых в душной темной комнате испытывал большее утомление или большее облегчение.
