На этих словах Картера малый повернулся, и, когда мы увидели друг друга, то не уверена, кто из нас поразился больше.
– Ой, боже мой, Макс?
– Клэр? – проронил он в ответ, удивившись не меньше меня.
Картер, явно озадаченный, переводил взгляд с него на меня и обратно.
– Вы что, знаете друг друга? – спросил он.
– Э-э, да. Но важнее, откуда ты-то его знаешь? – спросила я.
Стало так неловко, что в тот момент мне типа захотелось, чтоб какой ни есть метеор рухнул на улице. В тот момент мне понадобился полнейший хаос, чтоб отвлечь всех от бредовой ситуации.
– Мы с Максом в библиотеке познакомились, когда я как-то днем Гэвина туда отвозил, чтоб ты на работу пойти смогла, помнишь? Он поделился со мной кое-какими радостями отцовства, – со смехом сообщил Картер.
Во время всего разговора Макс глаз с меня не сводил, и я нервно рассмеялась. Не думала, что все это добром кончится. Совсем.
– Ну, так и все же, вы-то откуда друг друга знаете? – повторил вопрос Картер.
Я посмотрела на него и постаралась взглядом передать, что это покажется и впрямь странным и впрямь скоро. Картер намека не понял и продолжал выжидающе смотреть на меня.
– Алло! Земля вызывает Клэр, – заговорил, смеясь, Картер. – Что у вас с лицом?
Я вздохнула, соображая, что вполне могла бы покончить с этим.
– Картер, это – Макс, – выговорила я, выгнув брови в надежде, что он поймет.
А он только засмеялся да головой тряхнул:
– Ну да. Это мы только что установили. С тобой все в порядке? – спросил он и потянулся ко мне.
– Картер. Это. Тот. Самый. МАКС, – выговорила я снова, сопроводив для усиления имя Макса широкой деланной улыбкой.
Картер глядел на меня так, будто я умом тронулась, еще целых три и две десятых секунды, когда его наконец-то озарило. Нет, в самом деле, скольких, едрена-печь, Максов он знавал? Имечко, это тебе не Джон или Майк, он вполне мог подумать, что это кто-то другой. А того звали Макс, ети его мать. И чего это, как только они встретились, в сознании у Картера красный флажок не упал? Зато сейчас точно падает. Голова переводившего взгляд с Макса на меня Картера задергалась с такой быстротой, что едва не казалось, будто он трясет ею, говоря «нет». А может, и говорил. Может, мозг у него перенапрягся и верещал: «Неееееееееееет! Не стыкуется!»
– Вы – Макс? – спросил он.
Макс лишь кивнул, наконец отведя взгляд от меня и переводя его на извивавшегося на руках сына.
– Ты – Макс, – подвел итог Картер.
Я издала неловкий смешок и выговорила сквозь смех и стиснутые зубы:
– По-моему, это мы уже выяснили, милый.
Откроем дорогу безумию.
Картер принялся тихо посмеиваться.
Я закрыла глаза, не желая стать свидетельницей того, что, несомненно, должно было последовать. Ну с какого хрена я считала, что нужно делиться всеми подробностями этой истории? Зачем?
– Два качка! – как-то радостно воскликнул Картер и рассмеялся еще громче.
А Макс, судя по выражению лица, был совершенно сбит с толку.
Потом Картер поднял руку и указал на него вытянутым пальцем (продолжая смеяться, могу добавить):
– Так ты и есть тот самый болван!
– О, Иисусе, – вырвалось у меня.
– Что? – спросил Макс.
Картер лыбился, как чокнутый.
– Ничего, – сказала я Максу. – Не обращай внимания.
– Где ее трусики? – задал вопрос Картер, вдруг сделавшийся серьезным.
Сын Макса задергал ножками, пытаясь спуститься. Макс подтянул его повыше и, улыбнувшись, глянул на меня:
– Ладно, я лучше пойду. Приятно было снова повидаться с тобой, Клэр. Успехов тебе с кондитерской, – проговорил он, двигаясь к двери, и, дойдя, открыл ее спиной.
– Мог бы сказать это еще ДВА раза, – рассмеялся Картер.
Я хлопнула его по руке как раз, когда Макс взмахнул рукой.
Картер прощально поднял руку и неистово замахал ею, как мальчишка, смотрящий на военный парад или красочное шествие.
– Приходи еще! – кричал Картер Максу, который уже вышел за дверь и ступил на дорожку. – Клэр нравится, когда люди остаются больше чем на ДВЕ секунды.
Наконец Макс скрылся из виду, и Картер повернул ко мне лицо, с которого все еще не сходила улыбка.
– Ну, что? – спросил он, перехватив мой взгляд.
– Когда будешь готов начать вести себя как взрослый, дай мне знать, – сказала я и пошла от него.
– Взрослые, они ведь маленькие, да? – прокричал он мне вслед.
Я покачала головой, держа путь к кассе. Тут как раз с половины Лиз вышел мой отец с крепко зажатым в руке черным пакетом.
О, Иисусе милостивый, у меня мозги сегодня больше не выдержат никакого сумасбродства.
Мы остановились друг перед другом, и отец попытался спрятать пакет за спину.
– Пап, ты что, у Лиз в магазине что-то купил? – спросила я, слегка заводясь.
Какая, едрена-печь, хреновина ему там понадобилась? КАКАЯ?! О, боже, где Джим? Мне необходим его просветленный взор.
– Ну, так свидание у меня вечером, – сообщил он как бы между прочим.
– Так возьми ей шоколадок каких-нибудь! Или коробку печенья. Уверена, что товары в том магазине не годятся для первого свидания, – уже паникуя, сказала я.
В данный момент в этом пакете могла быть ароматизированная мазь. Или петушиное колечко. Или подвязка. От, етит твою мать, Иисусе милостивый, а что, если мой отец так долго с женщинами не знался, что теперь переметнулся в другой лагерь? Ничего не имею против геев-мужиков. Обожаю мужиков-геев. В колледже у меня был приятель, гей, так до сих пор жалею, что не общаюсь с ним. Ему нравилось демонстрировать мне свои поразительные способности гей-радара, позволявшие запеленговать всякого мужчину-гея в радиусе двух миль[99]. Что бы он сказал, окажись здесь прямо сейчас? «О, Клэр, этот мужик больший гей, чем Ричард Симмонс[100], доводящий по телеку до изнеможения праздное старичье».
Когда я на прошлой неделе возила Гэвина в библиотеку, то видела там в детском разделе книжку с названием «Папин сосед по комнате». Съездить туда еще раз и взять эту книжку? Может, купить себе экземплярчик, чтоб было на что сослаться в будущем? Еще там была книжки под названием «Мне жаль, что папочка так сильно напивается» и «Мне больно, когда я какаю».
Что, блин, стряслось с литературой для детей с тех пор, как я была маленькой?
Я знала: что бы ни случилось, своего отца я буду любить. Это – факт. Можно было бы и мой любимый фильм процитировать, но зачем? Факт, отец важнее.
Так что я до самой смерти буду любить своего бесшабашного отца. Э-э, пусть даже и отца-гея.
Мне нужно выпить.
– Не ходите носы повеся, мистер Хант уже здеся! – продекламировал Дрю, входя в дверь и держа за руку Дженни. У моего отца брови на лоб поползли, когда он прочел на футболке Дрю: «Жизнь хороша, когда она готова».
– Приветствую, мистер Эм., куда путь держим? – спросил Дрю, подходя и пожимая отцу руку.
Путь держим чуть левее авеню Переса Хилтона[101].
– Уууууу, только посмотрите, вы уже и товар подобрали, – заметил Дрю, поощрительно похлопывая отца по спине и с улыбкой указывая на черный пакет, который папка по-прежнему крепко сжимал в руках.
– Клэр, кондитерская выглядит классно! – восхищенно присвистнула Дженни, приобняв меня и чмокнув в щеку.
– Спасибо, у моего отца сосед по комнате есть, – сболтнула я.
Все трое молча смотрели на меня.
– Мамочка, можно мне еще печенье? – спросил подбежавший Гэвин, врезаясь мне в ногу.
– Нет, больше никакого печенья. Ты уже съел шоколадное печенье. Этого для тебя явно мало, и тебе хочется попробовать что-то другое. Готова спорить, что тебе хочется попробовать печенье на арахисовом масле. Арахисовые печенья – это совсем не то же, что шоколадные печенья. Полагаю, шоколадное печенье тебе попросту больше не нравятся, ведь так? В один прекрасный день ты проснулся и решил, что тебе хочется съесть печенье, совсем не такое, как то, которое тебе нравилось с самого рождения. В твоем возрасте ты просто еще не можешь решить, что хочешь другое печенье. Так не получается. Ты выбираешь печенье – и его держишься!
Гэвин смотрел на меня, явно ничего не понимая. Его бедный четырехлетний мозг, наверное, того и гляди лопнет.
– Хорошо, тогда можно мне шоколадный леденец на палочке? – простодушно попросил он.
Я отлично осознавала, что никто не шевелится, все стоят и смотрят на меня, словно ко мне нервный срыв подобрался. Может, и подобрался. У меня отец-гей, мне позволительно с ума сбрендить.
– Мам, слышь, – с улыбкой заговорил Гэвин, – представляешь, вчера вечером папка целовал кой-кого.
О, Боже, вот оно. Кто это был? Билл из хозяйственного? Том из угловой кофейной лавки? Кому предстоит стать моим отчимом-тестем-дядей-другом?
– Гэвин, это следовало держать в секрете, – неловко усмехнулся отец.
Ха-ха – до чего забавная история. У моего отца есть секрет с Гэвином. Ну, не прелесть ли? Не прелесть ли, едрена-печь?! Мне нравится, моего сына совсем не расстроило, что у него на глазах целовались двое мужчин. Это дает великую надежду на будущее нашей страны. И все же мне не понравится, что он совсем не расстраивается, когда у него на глазах его дедушка взасос целует какого-нибудь пижона!
