– Это может быть тебе интересно, – сказала она Джою. – Просмотри быстренько, пока Майкл помогает мне с десертом.
– А-а-а, – разочарованно протянул Джой. – Ну конечно…
Еще на лестнице она услышала раскат хохота; значит, они с Майклом разговаривали на сугубо мужские темы.
– Думаешь, мы обойдемся фруктами и сыром? – бурчал Майкл в кухне. – Он, может, любит тыквенный пирог или, там, блины. Я и не знал, что тебе нравятся вот такие пузатые.
Лин сунула ему в рот кусок бри, а в руки – дуршлаг и сказала:
– Закрой рот и вымой клубнику.
– Кто автор? – спросил Джой, когда они появились на веранде. Он даже выглядел стройнее, когда говорил своим профессиональным тоном.
– Моя сестра, – гордо произнесла Лин.
– Которая терпеть не может книжонки «Помоги себе сам», – язвительно добавил Майкл.
– Знаете, а мне бы очень хотелось встретиться с ней, пока я здесь. – Джой отрезал себе сыра и снова стал выглядеть толстым. – Думаю, она сумеет найти именно тот тон, который нам нужен. У нее может получиться.
– Я ее позову, – сказала Лин. – Вот прямо сейчас и позову.
– Что ты, совсем нео…
Но Лин уже кинулась за телефоном.
Когда приехала Кэт, Лин представила их с Джоем друг другу и утащила Майкла, чтобы он отвлек Мэдди. Минут через двадцать зашел Джой и спросил, где ванная.
Лин взяла из кухни кофейник, вышла на балкон, села напротив Кэт, положила локти на стол и подняла брови.
– Он, – медленно начала Кэт, не сводя глаз с ногтей, – хочет, чтобы я написала заявку на книгу. Ему кажется, что это может быть выгодно. И даже очень выгодно…
– Так ты берешься?
Кэт посмотрела на сестру и улыбнулась. Это была широкая хитрющая улыбка десятилетней Кэт, когда она вынашивала планы, как бы прогулять школу, или не пойти на урок, или обвести Максин вокруг пальца. Лин видела у нее такую улыбку давным-давно – до того, как она потеряла ребенка.
– Можешь не сомневаться!
– Папа, ты как?
Лин все еще слегка вздрагивала, видя, как отец открывает дверь дома в Туррамурре. Через плечо у него было переброшено полотенце.
– Хорошо, как никогда, дорогая.
Лин думала, что, вообще-то, он никогда так старо не выглядел. Жизнерадостная усмешка ничуть не изменилась, но щеки как будто обвисли, а по обеим сторонам рта залегли глубокие складки. Ее вечно молодой отец вдруг стал выглядеть на свой возраст.
Нападение на мать сильно подействовало на Фрэнка. Он не мог ни прочесть газеты, ни посмотреть новостей и не взвинтить себя до бешенства. Максин говорила, что ему снились кошмары. Он то и дело вскакивал с постели и с руганью натыкался на мебель.
Казалось, в пятьдесят четыре года Фрэнк Кеттл пережил страшное открытие. Все плохое, что показывали по телевизору – нападения с ножом, террористические атаки, выстрелы снайперов, – происходило с кем-то другим. Это с посторонними могло случиться все, что угодно. А случилось в его семье. Он писал письма местным депутатам. Он подробно излагал все, что думал об «умственно отсталых людях» и «смертельно опасных выродках». Он добивался высшей меры наказания. Он высказывался за увеличение тюремных сроков. Он хотел, чтобы на них сбросили бомбу.
«Первый раз в жизни он хоть кому-то сочувствует, – говорила Кэт без всякой жалости в голосе. – Пора уже». – «Бедный папа просто страшно удивился», – говорила Джемма, сама страдавшая от излишнего сочувствия. Лин как-то видела, как она шла вдоль припаркованных машин и болезненно морщилась всякий раз, завидев на ветровом стекле штрафной талон.
Лин и сама удивлялась, что так на все реагирует. Она всегда думала, что отец легкомысленно относился к жизни, а теперь, когда он был уж чересчур серьезен, ей хотелось, чтобы он развеселился. Ей хотелось защитить его растерянные глаза от мира, вернуть того, глуповатого отца, отца, который бывал таким нелепым, что у бабушки порой вырывалось: «Ну перестань же вареную сосиску изображать, Фрэнк!» Однажды Кэт сделала свое добавление: «Да, папа, перестань же сосиску в тесте изображать!» – и Джемме это показалось так остроумно, что от смеха она прямо упала со стула. Потом они всегда говорили: «Папа снова сосиска в тесте!» – когда он вдруг начинал глупо и грубо шутить; что угодно, лишь бы посмеяться.
Она вспоминала, как они ездили на пляж Менли, как вечно мчались, чтобы успеть на паром. Это всегда страшно сердило ее. Она оглядывалась и видела, как он ковыляет, подхватив под мышку Кэт и Джемму, как издает страшный рык и мотает головой, изображая гориллу, – надо же до такого додуматься! Лин всегда вопила: «Давай, папа!» Она всегда была противным ребенком.
– Спишь лучше? – спросила она, идя вслед за отцом по прихожей.
– Макс сказала мне, что вчера ночью я врезался в шкаф, – сказал Фрэнк. – А я что-то такого не помню. По-моему, она выдумывает.
– А зачем тебе посудное полотенце?
– Моя очередь готовить, – пояснил Фрэнк. – Это я у твоей матери научился. Первое правило готовки – аккуратно перебросить посудное полотенце через левое плечо.
Максин сидела в шезлонге, пила чай и решала кроссворд.
– Мэдди еще не проснулась, – сказала она, снимая очки. – Садись, выпей со мной чая. Я только что заварила.
– А я пойду стоять вахту на кухне, – сказал Фрэнк.
– Иди, иди, дорогой.
– Вы готовите по очереди? – спросила Лин.
– Ну конечно! – ответила Максин и налила ей чая. – Мы пара нового времени.
Лин вскинула бровь и не стала комментировать.
– Как сегодня Мэдди?
– Кошмарно! – Максин бессильно махнула рукой. – Я все хочу спросить тебя… Как вы относитесь к тому, что мы с отцом снова сошлись?
– Ммм… – Лин не была готова к такому вопросу.
Разум был приятно обеспокоен заботами рабочего дня. Ее новая помощница предложила запустить программу постоянного клиента под названием «Завсегдатай». Она была отличным профессионалом и при этом не слишком ретивой, но довольно забавной и в общем приятной. Лин думала, что со временем, вполне возможно, они сдружатся. Она давно уже не заводила дружбы ни с кем – это было почти все равно что влюбиться, только без ненужного стресса.
– За рождественским столом, когда ты страшно обиделась… – начала Максин.
С Рождества, казалось, прошла уже тысяча лет.
– Тяжелый выдался тогда день, – сказала Лин. – Я думала, у меня голова лопнет. Нельзя мне было так себя вести. Извини.
Максин раздраженно посмотрела на нее:
– Не извиняйся. Расскажи мне, что ты тогда чувствовала. Мне кажется, мы в семье очень мало об этом говорим.
– Шутишь? Мне кажется, мы в семье чересчур много об этом говорим!
– Я имею в виду – спокойно, рационально.
– Хорошо…
Лин понизила голос. Слышно было, как на кухне Фрэнк насвистывает и гремит кастрюлями.
– Мне всегда казалось, что отец плохо обращается с тобой, – негромко произнесла она.
– Говори громче. Он все равно ничего не слышит. С каждым днем все больше глохнет.
– Отец плохо с тобой обращался. Я помню. И вот, когда он объявил во всеуслышание, я почувствовала…
Максин перебила ее, и Лин улыбнулась, глядя в чашку.
– Да, он плохо со мной обращался. И я с ним тоже плохо. Но мы были такие разные! Вот этого-то вы как раз и не понимаете! Помните, как я встречалась с тем ортодонтом? Он признавался, что со своей бывшей женой обращался просто ужасно. Но мне было все равно! Это был исключительно неинтересный человек, и, как ты знаешь, все закончилось, не успев начаться, но я вот что хочу сказать: когда я думаю о бывшей жене Фрэнка, мне кажется, что я ее совсем не знаю! Я думаю о ней так, будто это была не я! У него в прошлом были ошибки. У меня тоже. И совсем не важно, что мы самые большие ошибки друг друга!
– Вот и хорошо, – сказала Лин.
– Да, конечно, отец любит делать вид, что мы одно и то же и он никогда не переставал любить меня. – Максин подняла глаза, но не могла скрыть удовольствия. – Но это же Фрэнк…
– Пока ты счастлива… – Лин старалась понять, к чему все клонится.
– Так вот что… Недавно он заставил меня поволноваться.
Лин поднесла к губам палец.
– Говорю тебе, он не слышит! Я придумала, чем можно его развеселить.
– И чем же?
Мать сложила руки на животе и как будто чуть смутилась.
– Сегодня вечером я сделаю ему предложение.
– Ты хочешь просить его жениться на тебе?
– Лин, предложения обычно для этого и делаются. Что скажешь?
– Скажу… – Лин поставила на стол чашку и задумалась, что же она скажет. – Думаю, что это… отличная идея!
Бывали идеи и похуже, в конце концов.
– Хорошо! – сказала Максин тоном, в котором слышалось твердое решение. – Пойду посмотрю, не просыпается ли эта маленькая разбойница.
Лин слышала, как в кухне насвистывает отец.
