Глава 31
– Гениально. – Голос режиссера, раздавшийся за две тысячи миль из Лондона, все еще звенел в моих ушах. – Действительно трогательно – смерть в прямом эфире.
Солнце садилось, и пустыня полыхала алым огнем. Мы с Оливером устроились в фургончике передвижной телестанции, припаркованном за пределами горного хребта, у начала тропы, ведущей на вершину. Там красовалась спутниковая тарелка. Со времени эфира прошло полтора часа. Пожертвования по кредитным картам поступали непрерывно, сопровождаемые лавиной похвальных откликов. Рубашка у Оливера порвалась на спине; руки были покрыты ссадинами от ударов о камни.
– Оливер, может, сказать ему, что Худа в коме? Вообще-то она не умерла, – прошептала я.
– …Вернон с тобой? – сквозь треск и помехи послышался голос режиссера.
Оливер нажал на кнопку и заговорил в микрофон.
– В данный момент нет, – сказал он. – Вернон захворал.
– Передай ему, что звонили из Независимой телекомиссии, поздравляли «Кэпитал Дейли Телевижн». Огромный успех. Огромный.
На линии раздались помехи, и на минуту связь пропала.
– Только что звонили из Станстеда. Второй самолет «Серкл Лайн» вылетел пять минут назад. Прибудет через… двенадцать часов. О-о. Подожди-ка. Общая сумма пожертвований – два миллиона триста девяносто семь тысяч и… – Послышался хлопок – в Лондоне открыли бутылку шампанского. – О-о! Подожди-ка… Минутку…
Оливер расплылся в улыбке.
– Два миллиона триста девяносто семь тысяч фунтов, – прокричал он съемочной группе, собравшейся у дверей.
– Эй! Звонят из журнала «Ньюс», – раздался голос режиссера.
– …хотят вывезти близнецов. Детей той умершей женщины. – Снова помехи.
Я выхватила микрофон и нажала на кнопку.
– Вы уверены? Они хотят эвакуировать двоих младенцев? У нас здесь двадцать тысяч человек.
Опять послышался треск и помехи.
– Так точно, – ответил режиссер.
– Именно этих младенцев?
– Да. Детей той женщины, которая умерла.
– А что, если они тоже умерли? – спросила я. – Они согласятся взять двух других детей?
– Нет, это должны быть те самые дети… чья мать умерла в прямом эфире. – Снова треск.
– Но она не умерла.
– О’кей… Тут пришел парень из «Дейли Ньюс», хочет поговорить с фотографом… С вами есть фотограф?
Далеко в пустыне послышался крик какого-то дикого зверя. В дверях фургончика появился фотограф, Оливер услужливо нажал на кнопочку.
– Говорит Стив Мортимер, – произнес фотограф и резко повернулся, треснув Оливера по лицу чехлом от фотоаппарата. Последовала пауза – разница во времени.
– Стиви, привет, это Роб, – раздался уже другой голос. – Как дела, приятель? Слушай. Нам нужны дети. Ты сделал снимки? Ту женщину заснял? Смерть в прямом эфире?
– Естественно, – ответил Стиви.
– Но… – начал было Оливер.
– О’кей, этого вполне достаточно. Через пять минут потеряем связь… Всем большое спасибо. Все прошло потрясающе. Невероятно. Подождите, еще кое-что. Тот парень, который выступал в самом конце, который держал мертвую женщину. Они хотят, чтобы вы привезли его. В Лондон. – На линии послышался треск. – Естественно… – Помехи, помехи… – …он станет ведущим «Кэпитал Телевижн». Пусть приезжает с вами, и детишек не забудьте. О’кей. Вот и всё, Намбула, теряем связь. Молодцы, до сви…
Тут связь прервалась и наступила тишина, прерываемая лишь глухим боем барабана и гулким воем ветра в пустыне.
Темные контуры горных вершин вырисовывались на пурпурном фоне. Вдалеке показался джип. Открылись и захлопнулись двери. Из машины вышел Джулиан, за ним – Мухаммед, Бетти и Генри.
– Рози! – Джулиан приближался ко мне, обеспокоенно нахмурив брови. – Рози, – произнес он, – я наконец понял, чем хочу заниматься.
– И чем же?
– Ну, для начала я пожертвую всё, что у меня есть. И когда вернусь, сделаю все возможное, чтобы продолжить кампанию. Но у меня возникла еще одна мысль. Я собираюсь усыновить этих младенцев, – сказал он, – маленьких осиротевших близнецов. Ты знаешь, что их мать умерла?
Я поискала глазами Мухаммеда. Он, прихрамывая, шел в стороне от всех, в полном одиночестве.
– Хочу помочь им, – продолжал Джулиан. – Будем жить все вместе – Джейни, Ирония и маленькие близнецы.
– Я первая хотела забрать детей, – вмешалась Кейт Форчун.
– Но у тебя уже есть ребенок из Румынии, забыла? – возмутился Джулиан.
– Очень жаль, дорогие мои, но детей уже обещали отдать «Ньюс», – сказал фотограф.
– Эй, эй! – вмешался Генри. – Неужели вы не видите, что детей здесь хватит на всех? Даже если вам нужны только сироты, я уверен, несколько десятков наберем. Я смотрю, вы подраться готовы из-за этих двух несчастных грудничков. Или я чего-то не понимаю?
Коринна стояла, прислонившись к грузовику, и курила сигарету. Она поймала мой взгляд и сочувственно улыбнулась. Я впервые видела ее такой, как сегодня днем, – она относилась ко мне тепло, почти по-сестрински, во всем помогала. Коринна подошла, наклонилась, вытерла что-то у меня под глазом и сказала: «Устала?» Надеюсь, под воздействием увиденного она не превратилась в лесбиянку.
Бетти пыталась припарковать все джипы уютным кружком.
– Идите сюда, – щебетала она. – Нам нужно поесть. Вы же с утра ничего не ели. На голодный желудок войну не выиграешь. Какой от нас прок, если мы будем валиться с ног от усталости? Я попросила Камаля положить нам в грузовичок хлеба и говядины. Думаю, на всех хватит. У меня есть даже баночка горчицы. Кстати, английской. Не люблю острую горчицу.
– Не женщина, а ангел. Благодарите бога, что у нас есть Бетти, – с благоговением произнес Рой, наш звукорежиссер.
В сотне ярдов, в сгущающейся темноте, стоял Мухаммед, опираясь о посох. Он пристально смотрел в сторону Кефти, на угольно-черные тучи, затянувшие алый небосвод. Я направилась к нему, пробираясь через низкий кустарник.
– Мне очень жаль, – сказала я, подойдя ближе.
Он помолчал с минуту, потом произнес:
– Мне очень тяжело. – И добавил: – Но она была потрясающей женщиной, правда?
– Да.
– И если говорят, что иногда человек умирает не напрасно…
– …это именно тот случай.
– Но мне от этого не легче.
Нас окутала теплая темнота африканской ночи. Со стороны Сафилы показались огни фар – приближалась машина. Внутри кольца джипов развели костер и зажгли факелы, отбрасывавшие блики на лица. У костра собрались все, кроме О’Рурка – он все еще был с беженцами. Дверь джипа распахнулась, и показалась громоздкая туша Вернона. Он был похож на тролля, вывалившегося из джипа задом наперед. Мы слышали его голос, но не могли разобрать отдельные слова. Хотя, судя по тону, он был в бешенстве.
– Знаешь, чего я боюсь больше всего? – сказал Мухаммед.
– Скажи.
– Что, даже увидев все это, они очень скоро обо всем забудут, будто ничего и не было.
– Я знаю.
Какое-то время мы стояли в тишине.
– Они хотят взять тебя с собой, тебе предлагают работу на телевидении. Знаешь? – спросила я.
– Нет.
– Хочешь поехать?
– И погрязнуть в глупости и разврате?
– Глупость и разврат встречаются не только на Западе, – сказала я. – И мы оба это знаем.
– Я имею в виду разврат, что царит в обществе избранных, – произнес Мухаммед. – Я презираю несправедливое распределение благ и богатств в мире, но, если бы у меня была возможность покинуть мир обездоленных и стать одним из привилегированных, прикоснуться к рогу изобилия, думаешь, я бы ответил «да»?
– Чего ты достигнешь, ответив «нет»?
Он задумался на минуту, потом произнес:
– Духовного богатства.
– Что ж, это достойный выбор.
Он кивнул.
Спустя минуту я сказала:
– Если бы ты поехал в Лондон сейчас, ты бы мог что-то изменить. Ты получил приглашение в Клуб Знаменитых. Пресса поднимет вокруг тебя шумиху, у тебя будет власть. Если за твоей спиной стоят тысячи обычных людей, можно что-то изменить.
– Ты на самом деле в это веришь? – сказал он. – Я стал свидетелем уже третьей волны голода, обрушившейся на мой народ и уничтожившей его. И каждый раз было то же самое. Приезжали журналисты и операторы, чиновники разрабатывали планы и программы, и все обещали, что подобного больше не повторится. Затем какое-то время все было в порядке, им становилось скучно, а потом все начиналось заново.
– Может, нельзя прекращать действовать. Может, с каждым разом ситуация будет улучшаться, мы будем добиваться большего, люди станут менее уязвимыми. Может, если ты поедешь в Лондон, мы быстрее достигнем результата.
– Но мне придется пожертвовать собой.
– Пожертвовать? Не думаю, что это такая уж жертва. Ты будешь жить в комфорте. Разбогатеешь. И можешь быть уверен, тебе больше никогда не придется голодать. Ты не умрешь от голода.
– Но умру от жажды, – сказал он. – От духовной жажды. Я научусь принимать как должное существующее в мире неравенство. Стану любимой игрушкой британцев, одноногим африканским беженцем, новшеством, символом. И перестану быть собой.
