– Вот настоящий профессионал в политике.
– Так любезно с ее стороны, – сказала Эмма. – Не думаю, что цветы долго простоят после Нью-Йорка, Брайтуэйт, но вазу я бы хотела оставить себе. Как подарок на память.
– Я могу заменить лилии, пока вы будете на берегу в Нью-Йорке.
– Большое вам спасибо за заботу, Брайтуэйт.
– Эмма говорит, ты задумал сменить ее на посту председателя совета, – сказал Джайлз, усаживаясь в баре.
– Какого именно совета? – спросил Себастьян.
– Полагаю, «Пароходства Баррингтонов».
– Нет, думаю, у мамы еще достаточно пороху. Но если она меня спросит, я бы рассмотрел возможность стать членом совета директоров.
– Тактичный ответ, – похвалил Джайлз, когда бармен поставил перед ним виски с содовой.
– По правде говоря, меня больше интересует «Фартингс».
– Не кажется ли тебе, что в двадцать четыре рановато становиться управляющим банком?
– Может, вы и правы, вот почему я пытаюсь убедить мистера Хардкасла не уходить на пенсию, пока ему не исполнится семьдесят.
– Но даже тогда тебе будет только двадцать девять.
– Да, на четыре года больше, чем вам, когда вы впервые вошли в парламент.
– Верно, но министром я стал только в сорок четыре.
– Лишь потому, что вступили не в ту партию.
Джайлз рассмеялся:
– Не исключено, ты в конце концов очутишься в парламенте, а, Себ?
– Если да, дядя Джайлз, вам придется смотреть на меня через зал, потому что сидеть я буду на противоположных скамьях. В любом случае я планирую сделать себе состояние, прежде чем решу, стоит ли мне пробиваться наверх именно таким путем.
– А кто это красивое создание? – спросил Джайлз, слезая со стула, когда к ним подошла Сэм.
– Моя девушка, ее зовут Сэм, – представил Себ, не в силах скрыть гордости.
– Могли бы найти себе кого-нибудь получше, – улыбаясь, сказал ей Джайлз.
– Знаю, – ответила Сэм. – Но бедной девушке-эмигрантке негоже привередничать.
– Вы американка, – догадался Джайлз.
– Да. Думаю, вы знаете моего отца. Патрик Салливан.
– Конечно же, я знаю Пэта и глубоко его уважаю. Между прочим, я всегда считал Лондон не более чем трамплином к его и без того блестящей карьере.
– Именно такие планы я строю относительно Себастьяна, – сказала Сэм, беря его за руку.
Джайлз рассмеялся, а в этот момент на пороге гриль-бара показались Эмма и Гарри.
– Над чем веселитесь? – поинтересовалась Эмма.
– Сэм только что нашла твоему сыну место в жизни. «Я прямо готов жениться на этой девчонке за ее выдумку», – сказал Джайлз, отвесив Сэм поклон.
– «И я готов», – подхватила Эмма.
– Нет, – сказал Гарри. – «И я готов. И мне не нужно другого приданого, кроме второй такой шутки!»[57]
– Пропала моя головушка! – охнул Себастьян.
– Как я сказал, Сэм, ваш выбор мог быть и получше. Но уверен, вы это потом Себу объясните. Кстати, Эмма, – повернулся к сестре Джайлз, – сногсшибательное платье. Красное тебе к лицу.
– Спасибо, Джайлз. Завтра надену голубое, посмотрим, что скажешь.
– Вы позволите угостить вас выпивкой, председатель? – поддразнил Гарри, которому отчаянно хотелось джина с тоником.
– Нет, милый, спасибо. Я умираю от голода, давай лучше пойдем сядем за стол.
Джайлз подмигнул Гарри:
– Помнишь, когда нам с тобой было по двенадцать, я тебя всерьез предупреждал избегать женщин, но ты проигнорировал мой совет.
Когда они шли к столу в центре зала, Эмма остановилась перекинуться словечком с Россом и Джин Бьюкенен.
– Вижу, жену вам вернули, Росс, а как же ваша машина?
– Когда я через несколько дней возвратился в Эдинбург, – рассказал Росс, поднимаясь из-за стола, – она стояла на штрафстоянке. Вызволить ее обошлось мне в кругленькую сумму.
– Не дороже этого. – Джин коснулась нитки жемчуга на шее.
– Подарок из разряда «выкрутился», – пояснил Росс.
– А заодно помогли компании выкрутиться из трудного положения, – сказала Эмма, – за что мы всегда будем вам благодарны.
– Не меня надо благодарить, – проговорил Росс, – а Седрика.
– Надеюсь, ему удалось пойти с нами в рейс, – сказала Эмма.
– А кого вам больше хотелось, мальчика или девочку? – спросила Сэм, когда старший официант отодвигал для нее стул.
– Я не оставил Гвинет выбора, – ответил Джайлз. – Сказал ей, чтобы непременно был мальчик.
– Почему?
– Из чисто практических соображений. Девочка не сможет унаследовать фамильный титул. В Англии все должно переходить по мужской линии.
– Как архаично, – сказала Сэм. – А я всегда считала британцев цивилизованной нацией.
– Не тогда, когда дело доходит до первородства.
Все трое мужчин поднялись со своих мест, когда к столу подошла Эмма.
– Но миссис Клифтон – председатель совета директоров компании Баррингтонов.
– И на троне у нас королева. Да вы не переживайте, Сэм, в конце концов мы разобьем этих старых реакционеров в пух и прах.
– Не получится, если моя партия вернется к власти… – начал Себастьян.
– Когда рак на горе свистнет, – продолжил Джайлз, посмотрев на него.
– Это кто так сказал? – спросила Сэм.
– Человек, который меня победил.
Лиам не стал стучать, а просто повернул ручку и скользнул в каюту. Перед этим он оглянулся, дабы убедиться, что никто его не видит. Ни к чему потом объясняться, что молодой человек из каютного класса делал в каюте престарелого лорда в такой поздний час. Впрочем, никто бы это комментировать не стал.
– А что, нас могут побеспокоить? – спросил Лиам, как только закрыл дверь.
– До семи утра никто не станет, а к десяти будет некого.
– Отлично.
Лиам опустился на колени перед большим чемоданом, отпер замки, поднял крышку и придирчиво осмотрел сложный механизм, на изготовление которого ушло больше месяца. Следующие полчаса он потратил на поиск возможных повреждений монтажа, проверил, чтобы каждая ручка настройки была выставлена как надо, и убедился, что часы начнут отсчет с нажатием переключателя. Убедившись в полной исправности аппаратуры, он поднялся с колен.
– Все готово. Какое время выставить?
– Три часа ночи. И мне понадобятся тридцать минут, чтобы убрать все это, – добавил Гленартур, коснувшись своего двойного подбородка, – и чтобы еще осталось достаточно времени добраться до моей второй каюты.
Лиам подошел к чемодану и выставил таймер на три часа.
– Единственное, что от вас потребуется, – включить этот тумблер перед самым уходом и убедиться, что секундная стрелка движется.
– А что конкретно может не сработать?
– Если лилии будут оставаться в каюте – все в порядке. Никто в каютах по этому коридору и, возможно, палубой ниже не уцелеет. Под теми цветочками заложены шесть фунтов динамита – много больше, чем требуется, но мы хотим наверняка отработать наши деньги.
– Ключ принесли?
– Да, – ответил Лиам. – Каюта семьсот шесть. Новый паспорт и билет найдете под подушкой.
– Чего-нибудь еще стоит опасаться?
– Нет. Просто убедитесь перед уходом, что секундная стрелка пошла.
– До встречи в Белфасте, – улыбнулся Гленартур. – А если вдруг окажемся в одной спасательной шлюпке – сделайте вид, что мы незнакомы.
Лиам кивнул, подошел к двери и медленно приоткрыл. Выглянул в коридор. Возвращавшихся с обеда пока не было видно. Он быстро прошел в конец коридора и отворил дверь с табличкой «Пользоваться только в аварийной ситуации». Тихонько закрыв за собой дверь, он спустился по гулким металлическим ступеням трапа, никого не встретив. Примерно через пять часов на этом трапе начнется давка: охваченные паникой люди решат, что судно налетело на айсберг.
Он достиг седьмой палубы, открыл аварийную дверь и вновь осторожно выглянул. Снова никого. Он прошел по узкому коридору и направился к своей каюте. Несколько человек возвращались с обеда, но никто не проявил к нему ни малейшего интереса. За многие годы Лиам превратил незаметность в своего рода искусство. Он отпер дверь своей каюты и, как только оказался внутри, упал на койку: дело сделано. Он проверил время – 22:50. Ждать придется долго.
– Сразу после девяти кто-то проник в каюту лорда Гленартура, – доложил Хартли. – Но пока не выходил.
– Это мог быть стюард.
– Вряд ли, полковник, потому что на двери висела табличка «Не беспокоить», да и вошедший не постучал. К тому же он зашел в каюту, как в свою собственную.
– Глаз с этой двери не спускать, и если кто-то выйдет, проследите за ним. Я сейчас спущусь проверю Крэнна в каютном классе, может, у него есть новости. Если нет – попробую пару часов поспать. Сменю тебя в два. Если что-то покажется странным – сразу буди.
– Какие у нас планы по приходе в Нью-Йорк? – спросил Себастьян.
– В «Большом яблоке»[58] мы простоим всего тридцать шесть часов, – ответила Сэм, – поэтому не должны будем терять ни минуты. Утром сразу едем в Метрополитен-музей, потом быстренько пройдемся по Центральному парку, оттуда – на ланч в «Сарди». После ланча идем в музей Фрика, а на вечер папа купил нам с тобой билеты на «Хеллоу, Долли!» с Кэрол Ченнинг.