— Мы не можем пойти на это, — отрезал Джон. — Это невозможно. Пожалуйста, скажи мне, что ты поняла — этого не будет.
Аманда смотрела на Джона до тех пор, пока он не опустил глаза. Потом прошла мимо него и поднялась на второй этаж. Спустя несколько секунд дверь в их спальню захлопнулась.
«Я чертов чурбан», — подумал Джон, усаживаясь на пол возле кофейного столика.
Он подцепил устрицу и смотрел, как она подрагивает внутри раковины. Потом мрачно взглянул на икру. Учитывая, сколько она стоит, ее следовало поставить в холодильник. Он представлял, как Аманда лежит наверху в постели, укрывшись с головой одеялом, и понимал, что ему надо подняться к ней. Вместо этого он взял за горлышко одну из бутылок и начал пить, то опрокидывая ее, то ставя на колено, и вскоре колено было все в мокрых кругах.
Этот сериал — слишком большая удача, чтобы быть правдой, но вдруг все-таки правда? Его собственная карьера состоялась по чистой случайности. Джону суждено было пойти по стопам отца и стать адвокатом, если бы он не попал на практику в «Нью-Йорк газетт». Ему было всего двадцать один, и атмосфера издательства его опьянила. Все, кто его окружал, были такими остроумными, такими искушенными и совершенно нестандартными людьми, им были неведомы ни смущение, ни растерянность. Он должен был встречаться с важными людьми, задавать им вопросы, какие захочет, а потом ему платили за это деньги. Писать за деньги? Он уже был не маленький, а ему и в голову такое не приходило. Каждый день был не похож на другой, он встречал новых людей, слышал новые истории, он мог либо написать что-то интересное, либо вытащить на свет то, что следовало показать. «Дело газетчика — успокаивать страждущих и не давать покоя благоденствующим». Этот афоризм любил повторять их босс. Конечно, сейчас и сами газеты вошли в разряд пострадавших. Но кто он такой, чтобы отказывать другому в непредвиденной возможности схватить удачу за хвост?
Узнать, реальна ли эта затея, достаточно просто, подтверждением послужит письмо с предложением контракта. Но что дальше? Все знают — супруги, живущие на расстоянии друг от друга, в конце концов расходятся. Почти половину своей жизни Джон был женат, и во многом именно Аманда определяла его жизнь. Ему было страшно даже представить, как он будет жить без нее. А мысль, что ее будут окружать хищные самцы, пугала еще сильнее. Она была красива, а сейчас еще и уязвима, точно совсем без кожи.
Джон взял маленькую ложечку с тарелки с икрой и внимательно ее оглядел. Перламутровая. Наверное, Аманда купила ее по случаю. Он подцепил ложечкой немного икры и положил в рот. Глотать сразу такой дорогой продукт, которого к тому же так мало, показалось ему неправильным, поэтому он некоторое время держал икру во рту и лопал икринки языком о нёбо. Ощущения были просто восхитительные, и Джон понял, что все делает правильно. Он зачерпнул еще немножко, потом еще.
На четыре серии не может уйти много времени. Не пройдет и полугода, как она вернется домой. Не то чтобы он хотел ее провала, Аманда заслуживала признания больше всех, кого только он знал.
Почти все время после окончания университета (с отличием) и до их переезда в Филадельфию Аманда была занята тем, что писала каталоги для онлайн-продаж уличной спортивной одежды. Написав блестящую диссертацию «Последствия индустриальной революции в произведениях Элизабет Гаскелл», она по восемь часов в день в муках сочиняла оригинальные описания достоинств маклаков и всесезонных парок. «Высокие ноты «Угги» и капелька «Пайперлайм» гарантируют стопроцентное отсутствие кошачьего меха!» Аманда шутила, что ей еще повезло — ее лучшая подруга и первая студентка на их курсе, Жизель, вынуждена была красить стены в новых квартирах, а недавно вышла замуж за человека, который учит исцелению звуком группу сыроедов, но Джон понимал, что она просто делает хорошую мину при плохой игре. В свободное время Аманда работала над своим первым романом, правда, она слишком этого стеснялась и, пока писала, ничего не показывала Джону.
Наконец она дала Джону почитать свой труд. Он листал роман, и с каждой страницей в нем нарастало беспокойство. Джон искренне, всей душой надеялся, что ошибается, в конце концов, он втайне увлекался творчеством Дэна Брауна и Майкла Кричтона, и все же он не мог избавиться от ощущения, что в романе Аманды не хватает чего-то очень существенного. Аманда писала прекрасным языком, увлекала, но, когда Джон дочитал до конца, в нем так ничего и не взорвалось. Не было ни автокатастроф, ни убийств, ни тайных братств, ни всемирной чумы. Это была литературная, психологическая проза. Джон понимал, что есть люди, которым нравятся такие книги, но сам не принадлежал к их числу, более того, ему не повезло — его жена написала именно такую книгу и хотела услышать его мнение. Молчание могло вызвать подозрения, и Джон сквозь зубы наврал.
Пока рукопись путешествовала по издательским домам Нью-Йорка, его Аманда — его стойкая, сильная, непотопляемая Аманда — постепенно шла ко дну. У нее началась бессонница. Она откусывала кутикулы, пока они не начинали кровоточить, готовила все более изощренные блюда и практически ничего не ела, начала жаловаться на головную боль и, впервые за все время, на свою работу. «Что плохого в хохолке скунса? Они хотят поострее, я даю им поострее. Откуда мне было знать, что это действительно был скунс? А если и был, к чему вся эта секретность?»
Прошло четыре с половиной месяца. Начали понемногу появляться отказы в сопровождении радиомолчания. А потом, в тот день, когда Аманде исполнилось тридцать четыре, позвонил агент. Издатель сделал предложение на «Речные войны» и на еще не написанную вторую книгу Аманды.
Аманда получила скромный аванс, но он позволил ей распрощаться с каталогами. К черту китайский мех! Если не считать того, что от нее потребовали печататься по псевдонимом, Джон никогда не видел жену такой счастливой.
«Никто не купит книгу Аманды Тигпен, — уверял редактор. — То ли дело Аманда Лару, например…»
В тот вечер, когда продалась книга, в их доме впервые появилась черная икра, и тогда все казалось возможным — список бестселлеров, зарубежные издания, контракты с кино. Никогда еще Джон не был так счастлив ошибиться.
Если подготовка к выходу «Речных войн» была порой волнений и страхов, то недели после были просто разрушительны.
Не было никаких посвященных выходу книги вечеринок. Оглядываясь назад, Джон сознавал, что, возможно, ему стоило организовать нечто подобное. Не было никаких отзывов в печати, ведь книга вышла не в твердой обложке, а в мягкой. Джон и Аманда не до конца понимали, в чем разница, но чувствовали, кто-то должен объясниться. «Писательский тур» Аманды состоял из трех дней подписывания книг для читателей.
На первое отвозил ее Джон. Аманда так психовала, что просто не могла вести машину, а когда он потянулся к ней через коробку передач, она так в него вцепилась, что у него на руке остались следы ее ногтей. На парковке, прежде чем выйти из машины, Аманда проделала упражнение на глубокое дыхание, и руки у нее при этом тряслись так, что она засомневалась, сможет ли подписывать книги.
В книжном магазине для нее поставили маленький столик, а напротив него полукругом расставили складные стулья. На столике рядом со стопкой книжек Аманды лежали два фломастера «Шарпи», стояло блюдце с печеньем в шоколадной крошке и бутылка минеральной воды. Аманда села за стол и принялась ждать.
По прошествии получаса выделенного ей времени какой-то мужчина ленивой походкой прошелся по залу и расположился на одном из стульев напротив Аманды. Джон болтался поблизости и видел, как она сначала побледнела, потом покраснела, а потом улыбнулась и приготовилась что-то сказать. И как раз когда она собралась с духом, мужчина вытянул ноги, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Еще несколько секунд — и он задремал. Кровь отлила от лица Аманды. Джон еле сдержался, чтобы не подойти к этому человеку и не вылить ему на брюки горячий кофе. Вторую половину часа координатор магазина бесстрашно хватал посетителей за шиворот и волок их к столику Аманды. «Пленники» брали в руки книгу и притворялись, будто читают оборотную сторону обложки. Они мялись и явно чувствовали себя неловко, пока наконец им не удавалось разорвать зрительный контакт с Амандой, и они шли к выходу. К концу часа печенье исчезло, книги остались. Аманда была белая как мел.
Она настояла на том, что на оставшиеся два подписания поедет самостоятельно.
«О, прекрасно», — сказала она, когда Джон поинтересовался, как прошло второе.
Но улыбка продержалась на ее лице всего две секунды, Аманда разрыдалась.
После третьего она стала прагматичнее. Тогда она спокойно констатировала: «Я в заднице», — и налила себе в тамблер водку пополам с апельсиновым соком.
Спустя несколько месяцев «Речные войны» купили два зарубежных издательства. (Книга Аманды мелькнула на втором месте в тайваньском списке бестселлеров, что было удивительно, так как она не появилась ни в одном списке в Штатах.) А потом вдруг исчезли и агент, и издатель. Это было как гром среди ясного неба. Аманда прекрасно понимала, что в этом нет ее вины, но все равно изводила себя размышлениями о том, что могла бы все сделать иначе. Если бы она печаталась под своим именем, а не под псевдонимом Лару, «Речные войны» разместились бы на книжной полке где-то между Полом Теро и Диланом Томасом. (В писательских чатах в Интернете любили порассуждать о том, что Джошуа Феррис неплохо продается из-за своей «близости» к Джо Нейтану Сафрану Фойеру.) Она могла бы отправиться в реальный тур, вооружилась бы джи-пи-эс и подписала бы каждую копию своей книги на всем Восточном побережье. Могла бы создать интерактивный веб-сайт, затеять полемику, начать вести блог. А потом это самобичевание кончилось — так же внезапно, как и началось. Аманда позвонила своему бывшему шефу, вернулась в свою нишу для удаленной работы и снова начала восхвалять достоинства гортекса. Вскоре Джон потерял работу, так что для них это оказалось финансовым спасением.
