Господин Гэст назвал цифру.
– Черт побери, – сказал господин Конейр, – прямо в точку.
– Лысина сбивает с толку, – сказал господин Гэст.
– Ни слова больше, – сказал господин Конейр. – Вы сказали, во дворе?
– В самый конец и налево, – сказал господин Гэст.
– А туда как попасть?
Господин Гэст объяснил еще раз.
– Хорошо, – сказал господин Конейр, – пойду взгляну, как у вас там, а то лопну, чего доброго. – Выходя, он прицепился к Терезе.
– Привет, красотка, – сказал он.
Тереза посмотрела на него.
– В чем дело, – сказала она.
– Какая прелесть, – сказал господин Конейр. В дверях он обернулся. – И приветливая, – сказал он. – С ума сойти. – Он вышел.
Господин Гэст и Жорж переглянулись.
– Приготовь грифельную доску, – сказал господин Гэст. Потом он обратился к Терезе: – Ты не можешь вести себя чуть-чуть полюбезнее? – сказал он.
– Он омерзительный старикашка, – сказала Тереза.
– Речь не о том, чтобы стелиться по земле, – сказал господин Гэст. Он стал расхаживать взад и вперед, потом остановился, приняв решение.
– Оставьте все дела, – сказал он, – и соберитесь с мыслями. Я расскажу вам о постояльце, об этом милом и диком зверьке. Жаль, что Патрик не может послушать.
Он вскинул голову, заложил руки за спину и заговорил о постояльце. Тщательно подбирая слова и заботясь о производимом впечатлении, он видел перед собой небольшое окошко, за которым открывался плоский, четкий и пустой пейзаж. Это песчаные равнины, по которым, насколько хватит взгляда, петляет своими мягкими повторяющимися поворотами узкая дорога, а по обочинам ее нет ни деревца, ни тени. Бледно-серый воздух недвижен. Видно далеко вдаль между небом и землей, как будто сквозь мягкую щель, в которую то тут, то там словно просачивается, не умещаясь, залитый солнцем мир. Похоже на осенний вечер, может быть, начало ноября. Не сразу и распознаешь, что это за небольшая темная масса надвигается так медленно. Это накрытая брезентом повозка, которую везет черная лошадь. Она тащит ее легко и словно гуляючи. Впереди, помахивая кнутом, идет возчик. На нем просторный, тяжелый, светлый плащ, ниспадающий до пят. Возможно, ему весело: он напевает обрывки песен. Время от времени он оборачивается, вероятно, чтобы заглянуть внутрь повозки. Теперь его лицо можно рассмотреть. Он молод на вид, поднимает голову и улыбается.
– На сегодня все, – говорит господин Гэст. – Усвойте хорошенько такой взгляд на вещи. Подумайте над этим во время работы. Это плоды публичного кувыркания и закулисных ухмылок. Дарю их вам. Если меня будут спрашивать, я вышел. Тереза, разбуди меня в шесть, как обычно. – Он вышел.
– В том, что он говорит, есть правда, – сказал Жорж.
– Ах, мужчины, мужчины, – сказала Тереза, – нет у них идеалов.
Вернулся господин Конейр, довольный, что справился так быстро.
– Мне пришлось туго, – сказал он, – но я справился. Джину.
– Туго, – сказал себе Жорж, – но он справился.
– Как здесь холодно, – сказал господин Конейр. – Что вы пьете? Прикладывайтесь, я чувствую, меня опять призывает бездна.
Жорж приложился.
– Ваше здоровье, – сказал он.
– Пейте, пейте, – сказал господин Конейр, – оно заслуживает нашего внимания. А эта очаровательная девица, – сказал он, – не соблаговолит ли она выпить с нами вместе?
– Она замужем, – сказал Жорж, – и мать троих детей.
– Тьфу ты! – воскликнул господин Конейр. – Как у вас язык поворачивается говорить такое!
– Тебя хотят угостить портвейном, – сказал Жорж.
Тереза подошла и присела к стойке.
– Истязания плоти, вот что это такое, – сказал господин Конейр. – Бедная промежность вся клочьями! Вопли! Кровь! Слизь! Плацента! – Он поднес руку к глазам. – Плацента! – простонал он.
– За ваше! – сказала Тереза.
– Пейте, пейте, – сказал господин Конейр, – не обращайте на меня внимания. Какой ужас! Какой ужас!
Он отвел руку и увидел, что они улыбаются ему, как ребенку.
– Простите, – сказал он. – Когда я думаю о женщинах, я думаю о девственницах, это сильнее меня. – Он добавил: – У них тело безволосое, и они никогда не писают и не какают.
– Это вполне естественно, – сказал Жорж.
– Я принял вас за девственницу, – сказал господин Конейр. – Не сочтите за лесть, но я правда принял вас за девственницу. Крепенькая, пожалуй, кругленькая, пышечка такая, грудки ничего себе, попка, ляжки… – Он осекся. – Бесполезно, – сказал он изменившимся голосом. – Сегодня у меня не встанет. Джину.
Тереза вернулась к работе.
– Теперь я перехожу к цели моего посещения, – сказал господин Конейр, явно нисколько не удрученный. – Не знаете ли вы некоего Камье?
– Нет, – сказал Жорж.
– А между тем он назначил мне встречу именно здесь во второй половине дня, – сказал господин Конейр. – Вот его карточка.
Жорж прочел:
Франсис Ксавье КамьеРасследования и слежкаТайна гарантируется
– Понятия не имею, – сказал он.
– Невысокий толстячок, – сказал господин Конейр. – Рыжеватый, волосы поредевшие, тройной подбородок, живот грушей, ноги кривые, маленькие поросячьи глазки.
– Там наверху два типа, – сказал Жорж, – они только что приехали.
– Как выглядит второй? – сказал господин Конейр.
– Длинный тощий бородач, – сказал Жорж, – еле на ногах стоит. На вид злющий как черт.
– Это он, это они, – воскликнул господин Конейр. – Идите сообщите ему скорее. Скажите, прибыл господин Конейр и ждет внизу.
– Как вы сказали? – сказал Жорж.
– Ко-нейр, – сказал господин Конейр. – Конейр.
– Дело в том, что они не велели беспокоить, – сказал Жорж. – Они, знаете ли, с норовом.
– Послушайте, – сказал господин Конейр.
Жорж послушал.
– Хорошо, схожу посмотрю, – сказал он.
– Сходите, сходите, – сказал господин Конейр.
Жорж вышел и через несколько минут вернулся.
– Спят, – сказал он.
– Надо их разбудить, – сказал господин Конейр.
– Бутылка пуста, – сказал Жорж, – а они там…
– Какая бутылка? – сказал господин Конейр.
– Они заказали в номер бутылку «Джей-джей», – сказал Жорж.
– Ну свиньи, – сказал господин Конейр.
– Растянулись одетые прямо на полу, рядышком, – сказал Жорж. – И держатся за руки.
– Ну свиньи, – сказал господин Конейр.
Перед ними простиралось поле. На нем ничего не росло, вернее, ничего полезного для людей. Кроме того, не слишком понятно было, какой интерес это поле может представлять для животных. Вероятно, птицы находили здесь дождевых червей. Оно было очень неправильной формы и окружено чахлыми изгородями, состоявшими из старых пней и зарослей колючего кустарника. Осенью здесь бывает, возможно, немного ежевики. Синяя острая трава спорила за землю с лопухами и чертополохом. Эти последние могли в крайнем случае пойти на корм скоту. По ту сторону изгородей другие поля, похожие, окруженные другими, не менее похожими изгородями. Как попасть с одного поля на другое? Вероятно, перемахнуть через изгородь. Какая-то коза капризно интересовалась колючками на кустах. Привстав на задние ноги, а передними опираясь на пень, она выбирала шипы понежнее. Порывисто пятилась, делала несколько неистовых скачков и замирала. Время от времени она подпрыгивала, взвиваясь прямо в воздух. Потом опять принималась за изгородь. Обойдет ли она таким образом вокруг всего поля? Или раньше устанет?
В конце концов люди поймут. Возведут дома. Или придет священник с кропилом, и здесь будет кладбище. Когда снова начнется процветание.
Камье читал свою записную книжку. Прочитав листок, он его вырывал, комкал и выбрасывал. Вот вам одна страничка в качестве образца:
20.10. Джоли, Лиза, 14, ушла из дома 14-го, в 8, как всегда, в шк. Портфель, с непокр. голов., сандалии на босу ногу, без пальто, синее платье. Тоненькая, белокур., смущ. На уроках не была. Недавн. фотогр. Родители без гроша. 25. Ожид. прибавка.
5.11. Гамильтон, Гертруда, 68, мал. рост, крепк. телосл., белокур. вол. Хромает. Русская шляпка. Вуаль. Платье черное. Блестки. Трость эбен. Цианоз. Живет у замужн. доч. Обман. ночн. сиделку не позднее ночи с 29 на 30. Вероятно без гр. Кольца эм. Фот. в 65. Запои, постоянные побеги. Осторожно! После оконч. приступа может вернуться. Богатая баба. 100 + расходы.
10.11. Джерард, Джерард, 50, биржев. маклер, 7 дет., хорош. сост. Бурн. темперамент (с ее слов). Посл. 6 мес. уклоняется от супруж. обяз. Ночует дома. Утр. в Б. Обедает в клубе. Днем в конторе. Ужинает, но. Вечером играет с детьми. Никогда не уход. Спортом не заним. Любит читать! 50–70, как пойдет, + расходы.
N.B. – 12.11. Видел Дж. Дж. Улажено. 80 + конфид. инф.
– Он смотрит, что я делаю, и молчит, – сказал себе Камье. Достал из кармана большой конверт, извлек из него и выбросил следующие предметы: несколько пуговиц, два образчика волос и щетины, вышитый платок, несколько шнурков (в этой области он был специалистом), зубную щетку, кусок резины, подвязку, разные лоскутки. Когда все это было из конверта вытряхнуто, он выбросил и сам конверт. – Все равно что прочищать себе нос, – сказал он себе. – Встал, терзаясь угрызениями совести, которые делали ему честь, и подобрал скомканные листки записной книжки, то есть те из них, которые утренний ветерок не унес далеко, не закинул в ямку или за куст чертополоха. Подобрав листки, он порвал их на мелкие клочки, а клочки выкинул. Он обернулся к Мерсье.
