– А машины? У нас нет машины. А у тебя есть машина, Эмили?
Она кивает.
– У дяди Бена есть машина без крыши.
– Ненадолго, – бормочет он.
– Я хочу посмотреть на небеса, – объявляет Луи. – Мам, когда мы туда поедем?
– Это невозможно. Люди не возвращаются с небес. – Луи, пожалуйста, перестань задавать глупые вопросы.
– А-а. Почему?
– Ну… – Я не знаю, что ответить, и кашляю. К счастью, сын вдруг переключается.
– Сегодня имя Мэйси написали в красной книге, – сообщает он. Я напоминаю Бену, что Мэйси дочка Джима, и читаю на его лице облегчение от того, что мы сменили тему.
– Почему же она попала в красную книгу? – спрашиваю я.
– Она набросала в унитаз много бумаги.
– Откуда ты знаешь?
– Когда она пришла в класс, к ее юбке прилипла туалетная бумага! – Луи радостно гогочет, ему эта подробность кажется ужасно смешной.
– Что за красная книга? – спрашивает Бен.
– Если твое имя написано в маленькой красной книге, значит, ты шалил, – поясняет Луи не без лицемерия.
– Как ты думаешь, там есть твое имя? – интересуюсь я.
Он заливается краской, даже уши краснеют.
– Кажется, нет, мам. Нет.
– Как ты думаешь, могло бы там оказаться твое имя?
– Могло бы, – отвечает он после небольшой паузы.
– Как ты думаешь, ты все-таки есть в красной книге?
Луи кладет вилку с ножом и нехотя отвечает:
– Все-таки да, мамочка.
Снова пауза. Потом мы все смеемся, даже Эмили. Бен смотрит на нее так, как будто это первый смех в ее жизни. А девочка принимается за лазанью – съедает одну вилку, другую. Я мысленно уговариваю ее поесть еще. Когда мы убираем тарелки, Бен говорит, что Эмили съела сегодня больше, чем за целую неделю до этого.
– Вам надо приходить к нам чаще, – шепчет он.
– Так, эту вот прядь сюда, – говорю я, – а потом вот эту сюда…
– Он не поцарапает пол, а? – беспокоится Бен, оглядываясь через плечо на Луи, гоняющего по квартире машинку.
– Пожалуйста, сосредоточьтесь на работе, – говорю я ему и бормочу: – Перестраховщик. Между прочим, я и сама такая.
Он поднимает бровь.
– Раскомандовалась.
– Ой! – Эмили вырывается с воем.
– Извини, миленькая. Вы кладете эту прядь поверх этой, а потом берете следующую вот отсюда…
– Я никогда не научусь это делать, – сникает Бен, качая головой. – Занятие посложнее, чем астрофизика.
– Не говорите глупости.
– Не говорите глупости, – повторяет Эмили.
– Потом заканчиваете… вот так… и глядите. – Я завязываю бант на конце косички и поворачиваю Эмили к себе лицом.
Она нерешительно щупает рукой волосы и говорит:
– Вы мне нравитесь.
Мое сердце тает.
– Это очень приятно, потому что ты мне тоже нравишься, – говорю я. Мы с Беном меняемся местами на диване. Бен просит Эмили снова сесть на пол перед ним. Закатывает рукава. Мы расплетаем косичку. Бен расчесывает щеткой ее волосы.
– Ой-ой! – визжит она. – Дядя Бен!
– Неженка, – говорит он, и впервые за сегодняшний вечер мне кажется, что ему нравится происходящее. – Вот так? – Бен ухватывает большую прядь волос.
Я наклоняюсь к нему:
– Нежнее. Вот так… теперь поверх этой пряди…
– Она расползается, ох, блин, то есть сахар.
– Ох, блин, – повторяет Луи, проносясь мимо нас, на этот раз с пожарным вертолетом.
– Ох, блин, – эхом отзывается и Эмили.
– Виноват, извините, – бормочет Бен, когда я ругаю сына за нехорошее слово. – Вот. – Он вплетает в косу ярко-розовую ленту.
– Неплохо, – одобряю я. Косичка неплотная и долго не продержится, но… – У вас есть потенциал. Эмили, ступай посмотрись в зеркало. – Она плетется к себе. Я толкаю Бена, чтобы он пошел за ней.
Спальня девочки меньше, с узкой кроватью под розовым покрывалом. На подушке лежит игрушечная овечка. На стене очередная современная картина с красным пятном посередине. Наводит на мысль о носовом кровотечении.
– Хорошо, – говорит ребенок и выходит из спальни, не глядя на нас. Бен присаживается на краешке кровати и тяжело вздыхает, словно на его плечах держится весь мир.
Я сажусь рядом с ним и не знаю, где найти нужные слова. Я обвожу взглядом голую комнату.
– Я был очень дружен с Грейс, но в последнее время мы общались только по телефону. Она все время уговаривала меня приехать к ним и пожить какое-то время. – Он печально улыбается. – Я неплохо знал Эмили, но я вообще никогда не умел общаться с детьми, как вы сами, скорее всего, видите. Мысль о своем ребенке… – Он тяжело вздыхает и машет рукой, словно об этом не могло быть и речи. – И вот она здесь… Теперь мы с ней почти чужие.
– Время лечит, – утешаю я его. – Со временем все наладится… Где же ее игрушки?
Он жестом показывает на ящик под окном. Я открываю крышку – там в беспорядке перемешаны куклы, корзинка с деревянными фруктами и овощами, игрушечная касса и парочка деревянных ходулей.
– Она больше не хочет играть в них, – говорит Бен.
Я задумываюсь и не нахожу правильного ответа, но что-то мне подсказывает, что Бен должен испробовать другую тактику, ведь положение такое, что хуже не бывает.
– Возможно, вам нужно поиграть вместе с ней, – советую я. – У нее есть фотография мамы?
– У меня много альбомов. – Он глядит в окно. – Я решил, что это ее огорчит, ну, понимаете, если она будет видеть фото Грейс… Ночью она часто смотрит на небо. – Он хмурит брови. – Спрашивает о мамочке. – Он снова поворачивается ко мне, в его глазах паника. – Я не уверен, что гожусь на эту роль.
– Годитесь, Бен. – Я снова сажусь рядом с ним. – Вы все, что у нее есть. Она потеряла самого важного человека в ее мире и не должна потерять еще и вас.
– Я знаю, но…
– Вы ее дядя, а теперь – и отец.
Мы молча сидим. Мне хочется спросить его насчет АА.
– Бен, можно спросить вас о…
– Вы видели меня.
Мы снова неловко глядим друг на друга, потом я говорю:
– Вы быстро ушли. Я хотела догнать вас… Вы были там в первый раз?
– Нет, иногда я заглядывал и раньше. Я не уверен, что все это для меня, все эти публичные исповеди, рассуждения о чувствах. – Он морщится. – Мне неинтересно слушать, как старина Боб проснулся в мусорном баке, но выкарабкался оттуда.
Я невольно улыбнулась.
– Там есть и многое другое. Я встретилась с очень хорошими людьми. – Я думаю о музыкальном продюсере Райене, о милом старине Гарри, о Нев, моем спонсоре.
– Почему вы ходите туда? – Спрашивая, он глядит перед собой.
– Спиртное. А вы?
– Пьянство и наркотики. Спиртное вместе с наркотой. Пара бокалов вина, дорожка кокаина. Мой дилер был всегда под рукой. – Он передернул плечами. – Полли, это было довольно давно, когда я работал в Сити. В тридцать я стал лечиться и потом не оглядывался назад. Но теперь не знаю… Я не колеблюсь, хотя, быть может… в общем, потеряв Грейс… да еще эти хлопоты с Эмили… я перегрелся…
Я гляжу на Бена. Он богатый, у него дорогой костюм, привлекательная внешность (если только он сбреет эту бороду), богатая квартира, но внутри у него я вижу лишь пустоту.
– Но если вам нужно поговорить, если вам нужен друг…
Он поворачивается ко мне, в его темно-карих глазах теплое выражение.
– Вы уже помогли мне… с косами. – Он замолкает и берется за голову. – Я беспокоюсь, что потеряю клиентов. Я никак не могу сфокусироваться, мне нужно…
– Слушайте, – перебиваю я, – любой на вашем месте чувствовал бы себя так же. Не надо спрашивать с себя слишком многого.
Он кивает.
– Когда вы начали пить?
– В двенадцать.
– В двенадцать!
– Ой, поверьте мне, некоторые начинают и раньше.
– Почему вы пили?
– Не знаю. Внутри была пустота, – все, что я могу сказать. – Вероятно, бегство от жизни. – Когда я пила, у меня наступал покой в душе. А у вас?
Он задумался.
– Нормальная дорога в жизни, как известно, женитьба и дети. Мне это казалось немыслимо скучным. Я решил не идти по той же дороге, как мои мать и отчим. Такую семейную жизнь, как у них, я не пожелаю и злейшему врагу, – признался он. – И я решил жить весело, пить, проводить время на вечеринках. Я не хотел тратить силы на отношения, ограничивавшие мою свободу. Теперь я вижу, что такая жизнь не ведет к счастью. – Он замолкает и проводит пальцами по своим густым, волнистым волосам. – Вообще-то мне чуточку тяжело. Я почти вас не знаю.
– Иногда легче разговаривать с совершенно незнакомыми людьми.
– Теперь-то вы не совсем незнакомая.
Мы улыбаемся, и в этот момент я вижу, как между нами проскакивает искра, и я понимаю, что мы с Беном станем добрыми друзьями.
Я сижу на кухне, меня ругают; папа просит маму успокоиться. Она клокочет от ярости, читая письмо моей директрисы.
– Полли, зачем ты это сделала?
Мы с моей лучшей подружкой Джейни решили заработать деньги на сигареты и устроили на углу спортивной площадки парикмахерскую.
– Мам, но она сказала, что ей нравится. – Девчонки приносили картинки из гламурного журнала с понравившимися стрижками, и мы с Джейни их копировали. Все шло гладко, пока Люсинда не захотела короткую стрижку спайк, как у Хелены Кристенсен. Я добросовестно скопировала ее, но из письма, которое читала мама, было ясно, что родители Люсинды пришли в неистовство.
