Димитр Димов - Опустошенная Испания

Здесь есть роскошные отели с зимними садами, дансинги, казино, теннисные корты и площадки для игры в гольф. Здесь вы увидите самых красивых женщин, самых элегантных мужчин. Но здесь же пот миллионов рабочих и крестьян, эксплуатируемых на фабриках и в феодальных поместьях. Здесь рай только для привилегированного сословия. Вот оно, это сословие, я его вижу сейчас. Как изысканны манеры этих людей, для которых до вчерашнего дня республика была кошмаром, которые считают нормальным, что испанские ученые с мировой известностью живут в мансардах, рабочие получают позорно мизерную поденную плату и что люди, превращенные в бессловесный скот, обрабатывают почти даром земли герцога Альбы.

Я вхожу в отель «Кантабрико». Если судить по его местоположению (у самого пляжа) и по интерьеру – это один из наиболее фешенебельных отелей в городе. Но почему ресторан пуст и официант так невесело подает мне меню? Очень просто. Европа воюет, и в Испанию почти не едут туристы. Что касается самих испанцев, которых я видел в кондитерской, они предпочитают обедать в своих виллах. Все это па руку путешественникам с тощей валютой. За то, что предлагается, цены минимальные, а официанты, поскольку им нечего делать, – сама любезность. Сажусь за столик у открытых окон, отсюда я могу смотреть на Ла-Конча, Санта-Клару и океан. Панорама блистает золотом и синевой. Заиграл утренний оркестр. Меню великолепное. Но эта роскошь и покой омрачены черной тенью, которая не позволяет мне наслаждаться. Это мысли о Болгарии. Когда я уезжал из Софии, продуктов там становилось все меньше, качество их – все хуже, а сирены раздирали ночной мрак все чаще. Эти мысли приходят ко мне сейчас в силу контраста, и я с трудом их прогоняю.

Пока я любуюсь синим простором залива, я забываю о Софии. В эти минуты Испания кажется мне самой счастливой страной на свете, где всё – только краски, только блеск и знойные пейзажи, где нет ни смерти, ни крови и слез. Таковы чары Сан-Себастьяна, города, который заставляет вас забыть о муках мира и о своих собственных тревогах, юрод, где чувство прекрасного неизбежно обволакивается нравственной тупостью и эгоизмом. Но мне кажется, что это чары любой фальшивой красоты. Парнасское ослепление старо как мир.

Что увидели в Испании знаменитые писатели? Вашингтон Ирвинг угощает нас тайнами гарема в Алямбре. Шатобриан старается растрогать Абенсераджем и доньей Бланкой. Дюма с блеском развлекает парижскую даму испанскими анекдотами. Теофиль Готье бесподобно рисует иберийские пейзажи, чтобы поместить в них каррикатуры на людей. Мериме представляет нам испанок в облике севильских цыганок. Моклер, уйдя в созерцание, старается не оскорбить ни республику, ни монархию. Никто не видит народа, который работает на аристократию и собирает медяки для папы, совершает революции, свергает монархов, преследует иезуитов… Народ – это бурьян вокруг памятников прошлого. Что значит он перед филигранным кружевом Алямбры?

Официант приносит одно блюдо за другим, а потом встает у меня за спиной, как статуя во фраке, и наливает мне вина, как только я опорожняю свой бокал. Такая церемонность была бы не по душе простому болгарину, но, разумеется, этот ресторан создан не для болгар, а для джентльменов, которые играют в гольф и состязаются в стрельбе по голубям. Может быть, я не способен оценить утонченность. И все же во времена республики здесь обедали шахтеры из Бильбао, и, слава богу, серебряные приборы от этого не потемнели. Я уплетаю все подряд, ничуть не стесняясь своего плебейского аппетита. За соседним столом аристократические представители одной итальянской компании опустошают блюда и шумно приветствуют официанта, когда тот приносит еду. Они говорят громко, быстро, и их голоса трещат в пустом ресторане, как пулеметы на стрельбище. Что это за люди? Может быть, один из них «кавалиере», другой – «комендаторе», а третий – «доторе». Но прежде всего они голодны, так голодны, как только могут быть люди, которые приехали из страны речей, парадов, древней славы и бесплодных, накаленных солнцем камней. Мне кажется, что они просто давятся пищей. Тоненькая миниатюрная женщина с глазами, как маслины, которая обедает с ними, поглощает бифштексы, словно боксер тяжелой категории. В овале ее лица есть что-то от Сикстинской мадонны. Немного погодя мадонна наедается до отвала и закуривает сигарету.

Что я буду делать вечером? Поскольку я все еще не знаю Мадрида – ни его развлечений, ни его темных сторон, господин К. настойчиво приглашает меня на ужин в «Палас». Хорошо поспав в своей комнатке в пансионе «Derwi» (раньше он назывался «Derby»; фалангисты не любят английских звуков), я отправляюсь на Сан-Херонимо, одну из аристократических улиц Мадрида, где находятся Кортесы и знаменитый отель. Я вхожу в огромный холл, занимающий почти весь нижний этаж – триумф современной роскоши и место встреч людей, которые стараются половчей обмануть друг друга. Роскошные ковры, зеркала, кресла, столики для курения и лакеи во фраках. До встречи с моим знакомым остается еще полчаса. Звоню ему по телефону и сажусь в холле. Рюмка анисовой – хорошая подготовка к предстоящему ужину. Пока я ее выпиваю и курю английские сигареты (немцы говорят, что они содержат разные яды – не покупайте их!), космополитическая толпа вокруг меня сгущается и становится все более пестрой. Здесь вы можете увидеть представителей всех наций и услышать все языки. Здесь говорят о политике, финансах, спорте, о бое быков и о светских скандалах. Здесь дипломаты нейтральных стран подсмеиваются над правительством, которое захотело превратить испанскую миссию в Токио в посольство, а потом, после бури в американских газетах, растерялось и пошло на попятный. Подсмеиваются и над министром иностранных дел сеньором Хорданой с его поздравительной телеграммой председателю Филиппинской республики, из-за которой ему пришлось лебезить перед английским и американским послами. Трудно угодить одновременно Микадо, Берхтесгадену, Вашингтону и Форин офис.

Тихий говор и элегантная одежда придают всем очень изысканный вид. Вряд ли вы можете допустить, что грузный господин, сидящий напротив вас, с плешью на темени и взглядом философа – группенфюрер немцев в Барселоне, твердо убежденный в том, что всех евреев в мире необходимо перерезать, что очаровательный молодой испанец с профилем арабского принца, с которым он разговаривает, – спекулянт вольфрамовой рудой и ломает целые дома, чтобы продавать немцам ценный камень. Каким изысканным и тонким выглядит это сборище прислужников Маммоны, посланцев Гитлера, чиновников Форин офис! II все-таки даже под этой нивелирующей всех изысканностью вы различите характерные особенности каждою народа. Сначала вы только догадываетесь, что полный господин слева от вас – француз, что некрасивая худая дама с соломенно-желтыми волосами в соседнем кресле – англичанка, по потом их речь подтверждает вашу догадку. Здесь вы увидите японцев, румын, португальцев, мусульманских аристократов из Марокко, набожных идальго из Андалусии, американских журналистов, красавиц креолок из Панамы и Гондураса, дипломатов, почтенных горожан, проституток и сутенеров из высшего общества, агентов Интеллидженс сервис, гестапо… Каждый хочет что-нибудь разузнать, что-нибудь раздобыть – деньги, политическую новость или сплетни, но чаще всего деньги, потому что все здесь толчется и суетится в конце концов только ради денег. Чем яснее видно, к чему идет дело, тем менее «невоюющей» и более нейтральной становится Испания. Теперь эта страна похожа на раскрытое окно, через которое дипломаты наблюдают за тем, что происходит в мире.

До обеда в моем распоряжении несколько свободных часов, и я могу побродить по городу. Выхожу из пансиона и медленно пересекаю площадь Лояльности. Теперь Мадрид напоминает мне идальго в современном костюме, со старомодной элегантностью накинувшего на себя традиционный плащ прошлого. Рядом с церквами с длинной историей и причудливыми названиями, рядом с поседевшими дворцами аристократических семейств вздымаются Совсем новые здания министерств, банков и акционерных обществ. По широкой асфальтированной «авениде», похожей на наш бульвар Царя Освободителя, которая через каждые триста метров меняет название, вы можете выйти на Сибелес, а затем по Алькала дойти до монументальной постройки Ретиро.

Ретиро – главный парк Мадрида и как таковой существует с времен Филиппа II. Здесь «монарх мира» провел счастливые дни с первой из своих четырех жен, доньей Марией-Мануэлой Португальской, которая произвела на свет дона Карлоса, так горячо оплаканного романтиками. В историю парка вмешался и фаворит Филиппа IV, страшный граф-герцог Оливарес, в котором тупость и властолюбие сочетались с неслыханной алчностью. Искусство и архитектура всегда используют щедрость или, вернее, расточительство королей, в особенности это относится к несчастному Филиппу II, при котором начался распад колониальной империи и которого историки с жестокой иронией называют «великим». Если Альфонс XIII соорудил рядом со своей спальней платиновый клозет, то его прадед, Филипп IV, дал более благородный выход своему тщеславию, построив в Ретиро дворец и театр для представления комедий Лопе де Веги. В середине XVIII века пожар уничтожает дворец, а вместе с ним и много картин Веласкеса и Тициана. Фердинанд IV восстанавливает дворец только затем, чтобы его уничтожили французы во время наполеоновских войн. После Республики Ретиро перестает быть собственностью монархии.