Оливер Голдсмит - Вэкфильдский священник

Въ этой книгѣ сотня недостатковъ и можно привести сотню доказательствъ того, что въ нихъ-то и вся прелесть. Книга можетъ быть очень занимательной при множествѣ ошибокъ, и можетъ быть очень скучна, хотя бы въ ней не встрѣчалось нелѣпостей. Герой предлагаемаго разсказа соединяетъ въ своей особѣ три важнѣйшихъ роли на землѣ: онъ служитель алтаря, земледѣлецъ и отецъ семейства. Онъ призванъ одинаково учить другихъ и подчиняться поученіямъ; живя въ довольствѣ, онъ простъ, въ несчастіи — величественъ. Въ наше время усиленной роскоши и утонченности нравовъ можетъ ли такой типъ понравиться публикѣ? Охотники до великосвѣтской жизни съ пренебреженіемъ отвернутся отъ его скромнаго домашняго очага на лонѣ сельской простоты, любители сальныхъ шутокъ не найдутъ никакого остроумія въ его безобидной болтовнѣ, а люди, привыкшіе насмѣшливо относиться къ религіи, посмѣются надъ человѣкомъ, который главную опору своего счастія видитъ въ будущей жизни.

Я всегда былъ того мнѣнія, что честный человѣкъ, который женится и воспитываетъ многочисленное семейство, приноситъ гораздо больше пользы, чѣмъ тотъ, кто остается холостымъ и только говоритъ о народонаселеніи. По этой причинѣ не прошло и года съ тѣхъ поръ, какъ меня рукоположили въ священники, какъ я уже началъ серьезно подумывать о женитьбѣ и выбралъ себѣ жену по тому же рецепту, какъ она выбрала матерію на свое вѣнчальное платье, то есть, не за красивую блестящую внѣшность, а за болѣе прочныя качества. Надо отдать ей справедливость, она была женщина замѣчательная, съ отличнымъ характеромъ; что же касается до ея талантовъ, то лишь немногія деревенскія лэди могли ее превзойти ихъ числомъ. Она могла читать довольно бѣгло любую англійскую книгу, а что касается до приготовленія пикулей, консервовъ и до стряпни, въ этомъ никто не могъ съ нею сравниться. Она очень гордилась также и тѣмъ, что была удивительно разсчетливой хозяйкой; впрочемъ, я что-то не замѣчалъ, чтобы мы богатѣли отъ ея разсчетливости.

Какъ бы то ни было, мы нѣжно любили другъ друга, и наша привязанность все возрастала съ годами. Да намъ и не за что было сердиться ни другъ на друга, ни на другихъ. У насъ былъ изящный домъ въ очень красивой мѣстности и хорошее сосѣдство. Цѣлый годъ проходилъ у насъ то въ нравственныхъ, то въ идиллическихъ увеселеніяхъ; мы ѣздили въ гости къ богатымъ сосѣдямъ и помогали бѣднымъ. Никакихъ революцій мы не боялись, томить себя работой не приходилось и всѣ наши приключенія происходили у домашняго очага, а странствовать случалось намъ только съ голубой кровати на коричневую.

Такъ какъ мы жили близко отъ большой дороги, къ намъ часто заходили путешественники и чужіе люди, чтобы отвѣдать смородинной наливки, которая у насъ очень славилась, и, въ качествѣ достовѣрнаго историка, я долженъ сказать, что она всѣмъ приходилась по вкусу. Наши родственники, даже и самые отдаленные, помнили свое родство безъ всякой помощи департамента герольдіи и также часто насъ навѣщали. Нѣкоторые изъ нихъ приносили намъ не особенно много чести своими родственными притязаніями, такъ какъ въ числѣ ихъ были у насъ и слѣпые, и увѣчные, и хромые. Несмотря на это, моя жена всегда настаивала на томъ, чтобы они сидѣли съ нами за однимъ столомъ, такъ какъ были одной съ ними плоти и крови. Поэтому насъ постоянно окружали хоть и не очень богатые, но зато очень довольные люди; вообще слѣдуетъ замѣтить по этому поводу, что чѣмъ бѣднѣе гость, тѣмъ онъ довольнѣе угощеніемъ, а я ужъ такъ уродился, что любуюсь довольными, счастливыми лицами, какъ иные любуются красками тюльпана или крыльями мотылька. Впрочемъ, если кто нибудь изъ нашихъ родныхъ оказывался дурнымъ человѣкомъ, безпокойнымъ гостемъ или вообще такимъ, что мы хотѣли отъ него избавиться, то, когда онъ уѣзжалъ изъ нашего дома, я спѣшилъ ссудить ему теплое пальто или пару сапогъ, а не то дешевую лошадь, и всегда съ удовольствіемъ убѣждался, что послѣ того онъ уже никогда не возвращался, чтобы отдать то, что взялъ взаймы. Такимъ образомъ мы избавлялись отъ тѣхъ, кто намъ не нравился, но зато никто никогда не слыхивалъ, чтобы Вэкфильдское семейство выгнало изъ своего дома странника или неимущаго бѣдняка.

Такъ жили мы много лѣтъ въ совершенномъ счастіи, хотя, конечно, иной разъ и намъ доставались кой-какіе щелчки, которые посылаетъ Провидѣніе, чтобы еще увеличить цѣну своихъ благодѣяній. Ученики сельской школы часто воровали фрукты у меня въ саду, а кошки и ребятишки поѣдали простоквашу у жены на погребѣ. Иногда сквайръ засыпалъ въ самыхъ краснорѣчивыхъ мѣстахъ моей проповѣди, а его супруга очень кисло отвѣчала на любезности моей жены въ церкви. Но мы скоро забывали непріятное впечатлѣніе, произведенное на насъ подобными мелочами, а дня черезъ три или четыре начинали даже удивляться тому, какъ онѣ могли насъ огорчать.

Дѣти мои, рожденные въ теченіе воздержной, умѣренной жизни, росли въ ласкѣ и холѣ, а потому были здоровы и хорошо сложены; сыновья крѣпкіе и дѣятельные, дочери красивыя и цвѣтущія. Когда вокругъ меня собирались мои дѣти, обѣщавшія быть опорою моей старости, я не могъ удержаться, чтобы не вспомнить знаменитаго анекдота про графа Абенсбурга: «Когда Генрихъ II проѣзжалъ черезъ Германію и придворные явились къ нему со своими сокровищами, онъ привелъ своихъ тридцать двухъ дѣтей и представилъ своему повелителю, какъ самое цѣнное приношеніе, которое онъ только могъ сдѣлать». Точно также и я, хотя у меня было всего шестеро дѣтей, находилъ, что въ лицѣ ихъ я сдѣлалъ очень цѣнный подарокъ моей родинѣ и считалъ, что она у меня въ долгу. Нашего старшаго сына назвали Джорджемъ въ честь его дяди, который оставилъ намъ десять тысячъ фунтовъ. Второго ребенка, дѣвочку, я хотѣлъ назвать, въ честь тетки, Гриссель; но моя жена, которая все время, пока была беременна, читала романы, настояла на томъ, чтобы назвать ее Оливіей. Меньше чѣмъ черезъ годъ у насъ родилась вторая дѣвочка, и на этотъ разъ я совсѣмъ уже рѣшилъ, что ее назовутъ Гриссель; но тутъ одной богатой родственницѣ пришла фантазія ее крестить, и по ея распоряженію ее назвали Софіей, такъ что у насъ въ семьѣ оказалось два романтическихъ имени; но я торжественно завѣряю, что я тутъ ни причемъ. Затѣмъ родился у насъ Моисей, а черезъ двѣнадцать лѣтъ послѣ того еще двое сыновей.

Я не стану отрицать, что всегда радовался при видѣ своихъ малютокъ; но радость и тщеславіе моей жены были еще сильнѣе моихъ. Бывало, когда кто нибудь изъ гостей скажетъ:

— Честное слово, миссисъ Примрозъ, у васъ самыя красивыя дѣти во всемъ краю.

То она сейчасъ же отвѣтитъ:

— Точно, сосѣдъ, ужъ такъ ихъ создалъ Господь: и хороши, и пригожи.

И потомъ велитъ дѣвочкамъ поднять головы; а, къ слову сказать, онѣ и точно были очень красивы. Для меня внѣшность такъ мало значитъ, что я бы, пожалуй, даже и забылъ упомянуть объ этомъ обстоятельствѣ, если бы о немъ не говорили во всемъ краю. Оливія, которой было теперь около восемнадцати лѣтъ, отличалась той пышной красотой, которою живописцы всегда надѣляютъ Гебу: откровенная, живая, повелительная. Красота Софіи не такъ бросалась въ глаза, но часто производила болѣе прочное впечатлѣніе, потому что она была кротка, скромна и привлекательна. Первая побѣждала сразу, однимъ ударомъ, вторая посредствомъ успѣшныхъ, постоянно возобновляемыхъ усилій.

Характеръ женщины обыкновенно вырабатывается соотвѣтственно ея наружности, по крайней мѣрѣ такъ оно было у моихъ дочерей. Оливія хотѣла имѣть множество поклонниковъ, а Софія желала прочно привязать къ себѣ одного. Оливія до такой степени старалась нравиться, что часто была неестественна; Софія такъ боялась кого нибудь обидѣть, что скрывала свое превосходство. Одна радовала меня своей живостью, когда я былъ веселъ, другая своей разумностью, когда я былъ въ серьезномъ настроеніи. Но ни та, ни другая не доводили этихъ качествъ до крайности, и часто случалось, что онѣ мѣнялись характерами на цѣлый день. Траурное платье превращало мою кокетку въ скромницу, а новыя ленты сообщали ея сестрѣ болѣе естественную живость. Мой старшій сынъ, Джорджъ, воспитывался въ Оксфордѣ, такъ какъ я предназначалъ его къ ученой профессіи. Второй сынъ, Моисей, котораго я собирался опредѣлить по торговой части, получилъ весьма смѣшанное образованіе дома. Впрочемъ, нечего и пытаться описывать особенности характера молодыхъ людей, которые почти не видали свѣта. Короче сказать, во всѣхъ преобладало фамильное сходство; въ сущности говоря, у нихъ у всѣхъ былъ одинъ и тотъ же характеръ: всѣ были одинаково великодушны, довѣрчивы, просты и незлобивы.