Виктор Гюго - Об Андре Шенье

Только что вышла новая книга стихов, и хотя ее автора нет в живых, отзывы сыплются дождем. Мало было произведений, с которыми «знатоки» обходились так круто, как с этой книгой. А ведь тут им не надо было терзать живого человека, лишать надежды юношу, за глушать нарождающийся талант, уничтожать чье-то будущее, омрачать молодую зарю. Нет, на этот раз, как ни странно, критика злобствует против умершего. В чем же причина? Вот она вкратце: хотя этот поэт и вправду умер, но его поэзия только что родилась. Могилу поэта не щадят потому, что она – колыбель его музы.

Мы, с нашей стороны, предоставляем другим печальное право торжествовать над этим юным львом, сраженным в самом расцвете сил. Пусть себе нападают на неправильный и подчас варварский стиль, на смутные, бессвязные мысли, на кипящее воображение, на неистовые мечтания пробуждающегося таланта, на его страсть создавать причудливые фразы и, так сказать, перекраивать их на греческий лад, на слова, заимствованные из древних языков и применяемые совсем так, как они применялись у себя на родине, на прихотливость цезуры и т. д. В каждом из этих недостатков поэта есть уже, быть может, зародыш новых совершенств поэзии. Во всяком случае, эти недостатки вовсе не опасны, и нам предстоит сейчас отдать должное человеку, не успевшему вкусить своей славы. Кто осмелится упрекать его поэзию в несовершенстве, когда дымящийся кровью топор революции покоится поверх его незаконченных творений?

Если к тому же припомнить, кто был тот, чье наследство мы сейчас принимаем, то вряд ли даже тень улыбки пробежит по нашим губам. Мы представим себе этого юношу, с его характером скромным и благородным, с душой, открытой всем нежнейшим переживаниям, склонного к ученым занятиям и влюбленного в природу. А тут надвигается революция, провозглашено возрождение античных времен, Шенье должен быть обманут, – и вот он обманут. Юноши, кто из вас не поддался бы этому обману? Он следует за призраком, он вмешивается в толпы, в неистовом опьянении шествующие к бездне. Потом у многих открываются глаза, сбившиеся с дороги оборачиваются, возвращаться назад поздно, но можно еще умереть с честью. Более счаст ливый, чем его брат, Шенье своей смертью на эшафоте опроверг заблуждения своего века.

Он решился выступить в защиту Людовика XVI, и когда король был приговорен и этот мученик готовился вознестись на небеса, написал знаменитое письмо, в котором в качестве последнего средства тщетно взывал к совести палачей, предлагая им воззвать к суду всего народа.

Этот человек, вполне достойный нашего сочувствия, не успел стать совершенным поэтом. Но, пробегая глазами отрывки, которые он нам оставил, встречаешь подробности, заставляющие простить все, чего ему не хватает. Мы приведем некоторые примеры. Вот изображение Тезея, убивающего кентавра:

В этом отрывке есть то, что составляет своеобразие древних поэтов, – обыденное в великом. К тому же действие живо, все обстоятельства схвачены верно и эпитеты ярки. Чего не хватает ему? Изящной цезуры? А мы предпочтем подобное «варварство» стихам, не имеющим других заслуг, кроме безупречной посредственности.

У Овидия говорится:

Именно так подражает Шенье. Как мастер. Он сам сказал о рабских подражателях:

Прочтите эти стихи с апофеозом Геракла:

Мы предпочитаем этот образ картине, нарисованной Овидием: у него Геракл спокойно простерся на своем костре, словно на пиршественном ложе. Заметим лишь, что образ у Овидия языческий, а у Андре Шенье он христианский.

Хотите прочесть хорошо сделанные стихи, в которых трудности блистательно преодолены? Перевернем страницу, тут выбор велик.

Может быть, вам нужны изящные образы?

Идиллия Шенье – наименее разработанная часть в его творениях, и все-таки мало найдется стихов на французском языке, которые так хотелось бы перечитывать; причиной тому правдивые подробности и обилие образов – черты, столь характерные для античной поэзии. Кто-то заметил, что одна эклога Вергилия может подсказать сюжеты для целой картинной галлереи.

Но все-таки ярче всего талант Андре Шенье проявился в элегии. Здесь поэт своеобразен, здесь он оставляет позади всех соперников. Может быть, нас вводит в заблуждение наша привычка к античной поэзии, может быть, мы слишком снисходительно читали эти первые опыты несчастного поэта. Все же мы осмеливаемся думать, – и не боимся высказать это, – что элегии Андре Шенье останутся для нас образцом элегий, а сам он, несмотря на все свои недостатки, будет считаться ее отцом. И, наблюдая, как быстро молодой поэт сам шел к совершенствованию, мы особенно печалимся о его судьбе. Воспитанному меж античных муз, ему действительно не хватало только свободы в обращении с языком; к тому же он не был лишен ни здравого смысла, ни начитанности, а тем более вкуса, который является инстинктом истинно прекрасного. Мы видим, как его недостатки быстро уступают место дерзновенно-прекрасным образам, и если он и срывает иногда с себя грамматические путы, то, как и Лафонтен, делает это, желая придать своему стилю больше движения, изящества и энергии.

Цитируем стихи:

А вот еще стихи, в равной мере сверкающие разнообразием цезур и живостью оборотов:

Вообще, как бы ни был неровен стиль Шенье, у него мало страниц, где мы не встречали бы образы, подобные, например, таким:

Вот еще отрывок, уже в другом роде, но столь же энергический и столь же грациозный; кажется, будто читаешь стихи кого-то из наших старых поэтов: