Уильям Марч
ГЛАЗА БИЛЛА
Перевел с английского Самуил ЧЕРФАС
William MARCH. Bills"s Eyes
Медсестра вошла в комнату, где сидел Билл, и оглядела ее, проверяя, все ли готово к приходу доктора: светила такой величины заглядывали в их больничку нечасто. Каждый раз, когда доктор приезжал осматривать Билла, она трусила, что тот вдруг задаст ей какой‑то незнакомый вопрос или заговорит о премудростях, которые она зубрила во время практики, тут же вылетевшие из головы после ее окончания. Вдруг он спросит: «Мисс Коннорс, дайте мне определение лимфы и объясните вкратце ее роль в поддержании энергетического баланса человеческого организма».
Она провела пальцем по столу, с пристрастием присмотрелась, нет ли пятен, и поискала тряпку. Тряпки не оказалось, поэтому она подняла форменную юбочку над коленями и, держа ее подальше от тела, протерла стол нижней рубашкой. Она знала, как привлекательны ее открывшиеся бедра, и, медленно повернув голову, посмотрела на Билла. Крепкий парень с мускулистой шеей и грудью, будто отлитой из металла, который он когда‑то обрабатывал. Она прикинула, что ему лет двадцать пять. То, что молодой, полный сил мужчина не мог ни видеть ее открывшихся прелестей, ни обнаружить к ним должного мужского интереса, потому что был слеп, возбуждало ее, и она сбивчиво заговорила:
— Да, понимаю, как вам хочется, чтобы это поскорее кончилось. Я знаю, вы бы уж хотели знать наверняка, так или иначе.
— Я и сейчас знаю, — ответил Билл. — Я нисколько не беспокоюсь. У меня никаких сомнений, и никогда не было.
— Вы такой хороший больной — ни разу не упали духом, как другие.
— А о чем мне беспокоиться? Раз в жизни, можно сказать, пофартило. Везуха, если вы понимаете, о чем я. Такой доктор прооперировал меня за спасибо, просто потому что жена ему написала и попросила. — Он довольно засмеялся: — Ох ты, Боже! Ну, везет, так везет! А разговаривал со мной, будто я миллионер, или президент Соединенных Штатов, или большая шишка.
— Вот это точно, — подтвердила мисс Коннорс задумчиво. — Прекрасный человек ваш доктор.
Она спохватилась, что всё еще держит юбочку выше колен, быстро опустила ее и расправила ладонями.
— А какой он из себя? — спросил Билл.
— Подождите, — ответила она. — Вы столько ждали, потерпите еще чуть–чуть и, может быть, вы своими глазами увидите, какой он.
— Конечно, увижу, когда снимут бинты. Никаких «может быть». Увижу, и всё.
— Вы — оптимист, — сказала сестра, — и не теряете бодрости духа. Это я могу подтвердить.
— А о чем мне беспокоиться? Он этими операциями прославился, так? Если бы он не смог вернуть мне зрения, кто ж тогда смог бы?
— Верно, — сказала медсестра, — всё верно, что вы говорите.
Билл усмехнулся над ее сомнениями с терпеливым пониманием:
— Так ведь к нему возят людей со всего мира. Ты ж мне сама говорила, сестричка! А для чего б тогда стали возить? Просто по морю покататься?
— Да, вы правы, конечно, — ответила сестра. — Тут я маху дала. Я совсем не хочу омрачить вашу радость. Я ведь просто сказала «может быть», вот и всё.
— Не нужно мне рассказывать, какой доктор замечательный человек, — продолжил Билл после долгого молчания. — Он хохотнул, вытянул руку и попытался поймать ею мисс Коннорс, но она со смехом отскочила. — Вы думаете, я сам не знаю? Да я понял, какой он человек в первую минуту, когда он пришел в больницу и заговорил со мной. Да я знаю… — Он замолчал, откинулся на спинку кресла и потер запястье одной руки пальцами другой, а потом замолчал, чтобы не показаться смешным. Ну, надо ли объяснять мисс Коннорс или кому‑то еще, как он в глубине души относится к доктору и как ему благодарен! Какой смысл говорить о таких вещах…
Мисс Коннорс подошла к столу и собрала по–новому букет астр в вазе, который жена Билла принесла ему накануне. Сузив глаза, она отвела голову и критически осмотрела цветы. Вдруг она бросила это занятие и быстро выпрямилась:
— Слышите, он пришел!
— Да, — сказал Билл.
Мисс Коннорс подошла к двери и отворила ее.
— Доктор, пациент готов и ждет вас.
Она отступила, думая, какие вопросы может задать такой знаменитый специалист, если вдруг решит их задавать.
— Я выйду в коридор, — сказала она, — и буду ждать, если вы позовете.
Доктор подошел к креслу Билла и профессионально осмотрел его, не начиная разговора. Потом он направился к окну и задернул темные плотные шторы. Доктор был низенький и полный, с большим высоким лбом, а руки его казались такими вялыми и нерешительными, что невозможно было представить, как удается ему с их помощью выполнять столь тонкие операции. Глаза у него были мягкие, синие и выражали глубокое сострадание.
— Мы только что говорили о вас, перед тем, как вы пришли, — сказал Билл. — То есть, я с сестричкой. Хотел выспросить у нее, как вы выглядите.
Доктор придвинул стул и сел лицом к пациенту.
— Надеюсь, она дала вам правдивый отчет и не слишком прошлась по мне?
— Она ничего не сказала. А зачем? Я и без ее рассказов знаю, как вы выглядите.
— Вот расскажите мне, как вы меня представляете, а потом я отвечу, правы вы или нет.
Он подошел к столу, включил свет и поправил абажур на лампочке.
— Ну, это просто, — сказала Билл. — Вы очень представительный человек со снежно–белыми седыми волосами, и вы на голову выше всех, кого я встречал. У вас глубокие карие глаза. Они добры, но могут метать молнии и видят человека насквозь. Никакая низость от них не скроется, потому что вы благородны и не прощаете низости в других.
Доктор коснулся кончиками пальцев своих мягких сострадательных глаз.
— Нет, Билл, вы сильно промахнулись, на много, много миль.
Он выключил лампочку под абажуром, поправил рефлектор на шее, повернулся к больному и сразу стал специалистом.
— Сейчас в комнате совершенно темно, — сказал он. — Немного позже я стану постепенно увеличивать свет, пока ваши глаза к нему не привыкнут. Я это всегда объясняю своим пациентам, чтобы они не пугались в первый момент.
— Как можно, доктор! — ответил Билл с негодованием. — Как можно! Я так верю в вас, что никакого страха.
— Сейчас я сниму бинты, если вы готовы.
— Давайте, — сказал Билл, — я нисколько не беспокоюсь.
— Расскажите мне о том несчастном случае на работе, — попросил доктор после некоторой паузы. — Вы рассказывайте и не думайте ни о чем другом, а то я, по правде, так и не понял толком, что тогда у вас случилось.
— Что тут рассказывать, доктор. Я женат, три пацанёнка — всё, как жена вам тогда написала, так что мне надо было вкалывать и держаться за работу. Там каждый день отправляют людей в бессрочный отпуск, но я сказал, что меня не выкинут. Я сказал себе, что нужно крепко вкалывать и стараться, потому что на мне семья. Я себе говорил, что меня не выставят, что бы там ни творилось.
— Опустите руки, Билл, — мягко попросил доктор. — Говорите сколько хотите, только держите руки на коленях.
— Я, кажется, перестарался, доктор, — продолжал Билл. — Я, кажется, взялся за лишнее… А тут вдруг сверло на сто кусков — прямо мне в глаза: я даже сразу не понял, что случилось. Остальное вы, доктор, сами знаете.
— Да, плохо, — сказал доктор. Он неслышно вздохнул и покачал головой. — Не повезло тебе, парень.
— Вот я сейчас, наверно, скажу глупость, но вот скажу как на духу, я всё для вас доктор сделаю, я думал об этом… Вот прямо сейчас скажу, а вы запомните: если вам от меня что‑то надо будет, вы только слово скажите: всё брошу и прибегу с любого места. А если я говорю, что захотите, так и есть, даже жизнь… Вот что я хотел сказать.
— Я очень ценю ваше чувство, — сказал доктор, — и я знаю, что вы так и думаете.
— Вот что я хотел сказать, — повторил Билл.
Наступила минутная тишина, и доктор осторожно произнес:
— Для вас сделали всё, что только можно было сделать, Билл, и нет оснований думать, что операция оказалась неудачной. Но иногда такие вещи не получаются, как бы мы ни старались.
— Я совсем не переживаю, — ответил Билл спокойно, — потому что у меня есть вера. Я знаю так же твердо, как то, что я здесь сижу, что когда вы снимете бинты, я увижу ваше лицо.
— Вы, возможно, будете разочарованы, — медленно сказал доктор. — Так что имейте это в виду, и не надо слишком надеяться.
— Да я просто шучу, — сказал Билл. — Какая мне разница, как вы выглядите? Я всё это в шутку. — Он опять засмеялся. — Выбросьте из головы, доктор, забудьте это.
Доктор положил маленькие точеные руки себе на колени. Он чуть нагнулся вперед, всматриваясь в лицо пациента. Глаза его уже привыкли к темноте, и он ясно различал черты Билла. Он включил маленькую лампочку под абажуром, загораживая ее рукой. Вздохнул, покачал головой и задумчиво потер руками лоб. — У вас тоже дети дома? — спросил Билл. Доктор подошел к окну, осторожно потянул за шнур, и тяжелая штора неслышно разошлась. — У меня три дочки, — ответил он. Осеннее солнце ворвалось в комнату и легло клином на полу, касаясь рук Билла, его грубого поднятого лица и стены за ним.
