Халлдор Лакснесс - Возвращенный рай

— Хорошее письмо, много важных новостей, — сказал крестьянин, дочитав до конца. — Ты, служивый, вполне заработал золотой. Но его у меня нет и никогда не будет. К тому же мать говорит, что золото — начало всякого зла в жизни человека. Приветствуй короля, передай ему, что я приеду навестить его, как только выберу время. И, пожалуйста, напомни придворному, что я забыл уздечку, когда передавал лошадь. При случае я хотел бы получить ее обратно.

Уже говорилось, что Стейнар из Лида был мастер на все руки. Руки у него и впрямь были золотые. Соседи из всего прихода спешили к нему за помощью: то инструмент починить, то хозяйственную утварь, — в руках Стейнара вещи становились как новенькие.

Теперь, когда наступила зима, Стейнар все чаще и чаще уходил из хижины, забирался в сарай и мастерил что-то из маленьких дощечек. Это была явно какая-то пустяковина, ничего из себя не представляющая. Выпилив и обстругав маленькие дощечки, он отбрасывал их в сторону, как будто занимался этим лишь для того, чтобы скоротать время. Но, наведываясь в хутора, расположенные по побережью, он всегда прихватывал оттуда какие-то кусочки дерева. Так всю зиму он провозился с этими дощечками. Работая, бормотал под нос старинные римуры, хотя никогда не допевал всей песни до конца, а каждый раз бубнил то один, то другой куплет:

Но сколько он ни мастерил, никак не мог добиться желаемого — то дощечки получались слишком толсты и коротки, то слишком длинны и тонки. Зима подходила к концу, начались весенние работы. Крестьянин принес в дом все, над чем он трудился зиму, и швырнул в очаг. После этого отправился собирать камни с выгона, нападавшие за зиму с гор, и стал поправлять изгородь.

Летом соседи не раз спрашивали Стейнара, правда ли, что он собирается в гости к королю, но он отвечал уклончиво.

Когда же сено было собрано в стога и сделаны все неотложные работы, он опять зачастил в прибрежные хутора и, как всегда, просил разрешения порыться в отбросах, прибитых к берегу, но не находил ничего подходящего. Однажды, переходя из одного двора в другой, он незаметно для себя очутился в Лейруре.

Бьёрн из Лейрура был не из обидчивых. Он сердечно расцеловался с крестьянином, пригласил его в дом и спросил, чем может служить ему. Стейнар ответил, что ему нужно несколько кусочков хорошего дерева — лучше всего красного, да и нужно-то ему немного, ну, скажем, не больше того, что может донести собака.

— Я надеюсь, — добавил он, — что ты на меня не в обиде за то, что я отказался тогда принять золото, которое ты предлагал мне.

— Ты отличный малый и, поверь, никогда не был мне так по душе, как в тот раз, когда отказался продать лошадь. Хотя настоящим исландцем ты проявил себя, оставив с носом судью. Вот такие-то, истинные исландцы, нам нужны! Здесь не пресмыкаются! Такие знаются только с королями! Так, значит, тебе нужно дерево? Красное? Я знаю, это дерево считается самым ценным в мире, а тебе подавай именно такое. Ну хорошо, мне повезло. Несколько дней назад на берег выбросило обломки русского корабля. Разобрал я их, и там оказалось много красного дерева. Я сложил все на выгоне. Пожалуйста, можешь взять хоть всё.

— Я могу истратить не больше семидесяти пяти — восьмидесяти эйриров, — сказал Стейнар. — Ты получишь их с моего счета в лавке в Эйрарбакки.

— Неужто мы, потомки королей и доблестные исландцы, так уж мелочны, чтобы вести расчеты из-за нескольких связок щепок, пусть даже красного дерева, — разобиделся Бьёрн из Лейрура.

— Я бедный человек, и мне не к лицу принимать подарка, — возразил Стейнар из Лида. — Это богачи могут позволять себе.

Бьёрн из Лейрура привел Стейнара на выгон, где под навесом лежали обломки корабля и куски красного дерева, сложенные в штабеля. И хотя Бьёрн из Лейрура и слышать не хотел об уплате, Стейнар был не из тех, чтобы не знать меры, — он отобрал совсем немного досок. Бьёрн и двое его рослых работников помогли крестьянину нагрузить лошадь. Затем Бьёрн проводил своего гостя и расцеловался с ним.

— Прощай! Да хранит тебя господь бог. Ну и молодчина же ты!

Стейнар сел на лошадь и поехал своей дорогой. Бьёрн из Лейрура закрыл за ним ворота. Из-за слякоти он был в сапогах. А когда собирался уже запереть ворота на засов, вспомнил вдруг об одном пустяке — исландцы, как правило, вспоминают о своем деле, уже распрощавшись, — и закричал вслед отъезжающему:

— Эй, послушай, мой дорогой Стейнар! Не разрешишь ли ты мне останавливаться у тебя на пастбище с моими лошадьми на одну-другую ночь, когда я буду перегонять их летом с востока для отправки в Англию? Дом твой ведь у проезжей дороги.

— Тебе и твоим лошадям всегда будут рады в Лиде. Днем или ночью, мой щедрый друг, — прокричал в ответ Стейнар. — Траве все равно, кто на ней пасется.

— Может статься, что я буду не один, при мне почти всегда несколько человек погонщиков, — сказал Бьёрн из Лейрура.

— Милости просим, для всех найдется место, — пообещал Стейнар. — Кого хорошо знаешь, тому охотно предоставляешь свой кров.

Кто эта женщина, проявляющая такое щедрое гостеприимство? — могут спросить люди. Не добрая ли волшебница, живущая к востоку от солнца и к западу от луны? Или это норна, вершащая судьбами людей? Быть может, это добрая хозяйка хутора Лида, которая никогда не усомнилась в превосходстве своего мужа и восхищалась тем, что он отказался от золота? А может, это женщина в голубом одеянии, которая тысячу лет одиноко бродит по вересковым болотам у подножия гор в жаркие летние дни? Не королева ли это, живущая в Дании? А если это всего-навсего притворщица и обманщица, которую многие величают матерью-землей? Одно было совершенно ясно: женщину эту не очень возвеличивали в данных стихах, как, впрочем, принято в Исландии, когда речь идет о чем-то очень дорогом.

К зиме Стейнар из Лида все чаще и чаще уходил в свой сарай и запирался там. Выходя оттуда, он вновь вешал на дверь замок и ключ клал в карман.

— Папа, когда мы были маленькими, — говорила дочка, — ты нам всегда все рассказывал. Теперь — ничего. Только прячешься от нас, когда мы сгораем от любопытства.

— Вы давно уже износили детские башмачки, любимая моя крошка. Ваша чудо-лошадка Крапи стала теперь самым обыкновенным пони во дворце короля, и зовут ее Пусси.

— Все же расскажи нам что-нибудь, папа. Не обязательно сказки. Нам бы очень хотелось знать, что ты там делаешь?

— Может быть, с божьей помощью, до прихода весны мне удастся сделать один пустячок. Вот тогда-то я открою свою конуру и впущу вас.

Так оно и случилось. Весной, в один прекрасный день, когда земля освобождалась ото льда, Стейнар пригласил детей в сарай и показал им свое изделие. Это была шкатулка удивительной работы. Не лакированная, она сохраняла всю красоту и естественность красного цвета дерева. Поверхность ее была такой гладкой, словно ее тщательно отполировали ладонями. Сделана была шкатулка с таким мастерством, что, казалось, дерево обладало податливостью воска. Шкатулка была выше и длиннее большинства шкатулок, и все же не слишком большой. Нечто особенное таилось в ее пропорциях, такое, что отличало ее от других шкатулок. Она была одинаково приятна на вид и на ощупь.

Внутри шкатулки были большие и маленькие ящички. Под самым большим ящичком, который выдвигался, — дно, но не простое: под ним скрывалось три потайных отделения, а некоторые утверждают, даже четыре. Открыть эти ящички было невозможно, не зная секрета. Но прежде всего надо сказать о замке. Говорят, что такого сложного, мудреного запора не знали тогда в Исландии. Чтобы открыть его, надо было проделать много сложных операций. На крышке несколько пронумерованных кнопок, на которые, чтобы шкатулка открылась, надо нажимать в строго определенном порядке. Начинать нужно с восьмой и закончить первой, тогда все будет хорошо. Чтобы легче запомнить, Стейнар сочинил стихотворение. Стихотворение получилось длинное, написанное с тем искусством, каким обладают одни только исландские крестьяне.

Не выучив его наизусть, справиться со шкатулкой было невозможно.

Стейнар продекламировал своим детям стишок и открыл шкатулку. Дети были заворожены этим чудом.

Девочка спросила: