Как это случилось — Освальд так и не мог потом сообразить, — но однажды он подошел зачем-то к покинутому письменному столу Джулии, отпер один из ящиков и обнаружил множество писем, связанных в пачки разной толщины. Джулия отдыхала в спальне наверху, Освальд отлично знал, что читать чужие письма нехорошо; он даже знал, что одна из первейших обязанностей мужа — никогда не заглядывать в корреспонденцию своей жены. И все же он прочел эти письма — и тем разрушил свой удобный, уютный и сытый мирок. Ибо письма эти были, безусловно, компрометирующими и не могли оставить ни тени сомнения даже у самого тупого и нелюбопытного мужа. Начав с писем Мерритона, Освальд читал их одно за другим в лихорадочной спешке, весь дрожа от негодования. Двойная жизнь, которой вероломная Джулия жила последние три-четыре года, вся прошла перед его глазами. Какие козни, какая гадость! В отчаянии и гневе Освальд сжал руками виски.
— Шлюха! — пробормотал он. — Самая настоящая шлюха!
Тетя Урсула, задремав над чашкой чая в «уголке» у камина, не услышала, как новая горничная робко постучала в дверь. Достигнув определенного возраста, человек бывает склонен пугаться, когда перед ним внезапно, как привидение или какое-то языческое божество, возникает служанка. Тетя Урсула высказалась на этот счет довольно резко, а затем пожелала узнать, почему ее потревожили.
— Простите, мэм, вас спрашивает мистер Освальд.
— Мистер Освальд?
— Да, мэм.
Тетя Урсула помотала головой, точно стряхивая с волос последние капли сна.
— Вы уверены, что это мистер Освальд?
— Да, мэм, и ему очень нужно вас видеть.
— Просите.
В комнату молча вошел бледный, мрачный Освальд с безумными глазами и с кожаным саквояжем в руке. Он скорбно поцеловал тетку в лоб и, не ответив ни на один из ее вопросов, поставил саквояж на пол, тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. У тети Урсулы засосало под ложечкой.
— Освальд! — прикрикнула она. — Отними руки от лица! Почему ты здесь?
Освальд жалобно посмотрел на нее, открыл рот, точно собираясь застонать, но не издал ни звука.
— Что-нибудь неладно с Джулией?
Освальд кивнул.
— Не может быть! Она нездорова, а ты оставил ее одну?
Освальд покачал головой.
— Так в чем же дело? Да не молчи ты как идиот. Ты меня пугаешь.
— Я убежал, — произнес Освальд угрюмо, — он уже начал страшиться того, что сделал.
— Убежал? Зачем? Ты что, с ума сошел, Освальд, или хочешь довести меня до сердечного припадка?
— Нет, тетя, — сказал Освальд с чувством. — Кроме вас, у меня ничего не осталось на свете.
Тетя Урсула пресекла эти неуместные сантименты.
— Перестань говорить глупости и, если можешь, объяснись.
— Джулия… — начал Освальд, но объясниться не смог, а только протянул тетке саквояж.
— Вот, смотрите! — сказал он, чуть не плача, и опять спрятал лицо в ладони.
Тетя Урсула открыла саквояж так осторожно, словно думала, что Освальд принес в нем своего новорожденного ребенка, а может быть, даже небольшого крокодильчика. Убедившись, что там нет ничего, кроме писем, она взяла лорнет и принялась читать.
— Боже милостивый! — воскликнула она. — Что это за неприличности?
— Любовные письма к Джулии, — объяснил он печально. — От других мужчин.
Тетя Урсула прочитала два-три письма, положила их обратно в саквояж, защелкнула его и устремила на Освальда задумчивый взгляд, постукивая по колену лорнетом.
— Когда ты нашел эти письма?
— Сегодня утром.
— И поссорился из-за них с Джулией?
— Нет, тетя. Я просто уехал.
— Как! Не сказавшись ей?
— Да, тетя.
— Боже милостивый! — возмутилась она. — Так-то ты обращаешься с матерью твоего будущего ребенка?
Освальд привык ждать от тетки сюрпризов, но такая реакция на его сообщение была для него полной неожиданностью. Он всю дорогу репетировал волнующую сцену, по ходу которой тетка со слезами обнимала его и обещала освободить от ига Джулии и снова поселить в удобной холостяцкой квартирке. Он взмолился:
— Но, тетя, она же мне самым бессовестным образом изменяла. Прочтите эти письма.
— Не хочу. Я никогда не читаю чужих писем и удивляюсь, как ты позволил себе такую бестактность. Воображаю, в каком состоянии сейчас бедняжка Джулия. Ты рискуешь жизнью моего крестника. Позвони.
Как в тяжелом кошмаре, Освальд слабо нажал кнопку звонка, и горничная явилась.
— Бейлис, — твердо произнесла тетя Урсула, — сейчас же вызовите миссис Освальд по междугороднему, закажите разговор на шесть минут. Как только соединят, дайте мне знать. Я хочу поговорить с миссис Освальд.
— Слушаю, мэм.
— С какой стати… — начал Освальд, одновременно кипятясь и робея, но тетка перебила его.
— Послушай, Освальд. Ты очень глупо сделал, что прочел эти письма, а еще глупее — что «убежал», — это ты правильно выразился, убежал как мальчишка. Ты читал Бальзака?
Вопрос был поставлен в упор, а несчастный Освальд даже не представлял себе, к чему она клонит. Он тихо ответил:
— Да, тетя.
— В таком случае тебе известно, что некоторым мужчинам самой судьбой предназначено… ну, скажем, делать неприятные открытия. Ты небось вообразил, что хочешь требовать развода?
— Да, тетя.
— Вовсе ты этого не хочешь. Ты так привык к заботам Джулии, что уже неспособен сам о себе заботиться. А я этим заниматься не собираюсь. И как бы то ни было, ты не можешь бросить своего ребенка. Это будет единственный наследник фамилии Карстерс… и семейного капитала.
— А почем я знаю, что ребенок мой?
— Это я сейчас выясню у Джулии. Если она заверит меня, что он твой, тогда я просто не разрешу тебе ее покинуть. Конечно, она вела себя опрометчиво, с кем не бывает, — и я не сомневаюсь, что она в этом раскаивается. Ты слышишь, что я говорю?
— Да, тетя.
— Джулия тебя очень любит, я совершенно убеждена, что и ребеночка она хочет иметь отчасти для того, чтобы выразить этим свое раскаяние и любовь к тебе.
— Да, тетя? — недоверчиво спросил Освальд.
— Я в этом совершенно убеждена, — повторила тетка, грозно нахмурив брови, — и незачем было ко мне бежать, мне за тебя просто стыдно. Возьми эти письма, разорви их и сожги в камине. Все сразу не бросай, а то загасишь огонь.
Очень медленно и неохотно, точно во власти гипноза, Освальд стал рвать письма и аккуратно складывать их на раскаленные угли. А тетка продолжала говорить.
— Как только Джулия мне подтвердит, что ты отец ребенка, я сама отвезу тебя домой. Такое потрясение может отразиться на ее здоровье. Что же касается ваших отношений в дальнейшем, я позабочусь о том, чтобы такие безобразия не повторялись. Я очень на вас обоих сердита. Если бы не ребенок, я бы вообще отказалась иметь с вами дело. Ты меня слышишь, Освальд?
Резкий телефонный звонок больно отозвался у Освальда в ушах как раз в ту минуту, когда он, разрывая очередное письмо, покорно ответил:
— Да, тетя.
За славой не гоняться, // На солнышке валяться. — Строка из комедии Шекспира «Как вам это понравится».
Бакстер Ричард (1615–1691) — английский богослов.
Клюква — персонаж комедии Шекспира «Много шума из ничего»
Стрэчи Литтон (1880–1932) — английский эссеист, член модернистской группы «Блумсбери» (так называется район Лондона, где в начале века проживала и собиралась культурная элита).
Тилли Иоганн (1559–1632) — полководец времен Тридцатилетней войны, автор мемуаров.
«Путь повесы» — серия гравюр Уильяма Хогарта.
Вот и все (фр.).
Мясин (Массин) Леонид Федорович (1895–1979) — русский танцовщик, балетмейстер. Солист труппы С. Дягилева, участник балетных Русских сезонов за границей.
Лабрюйер Жан (1645–1696) — французский моралист, известный своими афоризмами, автор книги «Характеры».
Леди Левери — жена Джона Левери, известного художника-портретиста.
Миссис Болдуин — жена Стэнли Болдуина, в то время премьер-министра Англии.
…не вольет пламень восторга в живые струны. — Аллюзия на элегию английского поэта Томаса Грэя (1716–1771) «Сельское кладбище».
Сван — герой романа французского писателя Марселя Пруста (1871–1922) «В поисках утраченного времени».
