Но тут мистер Пэтсон резко оборвал свою речь, будто понял, что наговорил лишнего.
Доктор Смит поднял брови так высоко, что они показались над его очками, чем-то напоминая волосатых гусениц, спешащих по своим делам.
— Может, хотите сигарету, мистер Пэтсон? — спросил он. — Нет-нет, возьмите вот эти. Я сам не курю, но, говорят, эти просто великолепны. A-а, у вас и зажигалка с собой? Отлично. Отдохните немного, несколько минут, а то вы, кажется, начали уставать. Крайне важно закончить рассказ про этих… про Серых, еще сегодня, притом, если возможно, не посвящая все внимание им одним, не впадая в истерику. Нет-нет, мистер Пэтсон, я вовсе не хотел сказать, будто вы на чем-то, что называется, «зациклились»… Пока все идет очень хорошо, если учесть все обстоятельства. И день сегодня трудный, правда? Что-то у нас с вами таких дней все больше. Или просто дело в том, что мы не становимся моложе?
И он снова рассмеялся неестественным смехом, как актер, которому надоела его роль. Потом сложил свои крупные, белые ладони и, изобразив уголками губ подобие улыбки, хотя взгляд его по-прежнему буравил пациента, напомнил:
— Так вот, мистер Пэтсон. Вы прервали свое повествование в тот момент, когда намекнули, что вам довелось видеть множество этих самых Серых на какой-то конференции. Вы, надо думать, с большой пользой для дела могли бы рассказать об этом поподробнее.
Мистер Пэтсон явно забеспокоился, что отразилось и на лице, и в голосе.
— Я бы, пожалуй, вообще оставил эту тему, доктор, если не возражаете. Понимаете, если это — полная ерунда, какой мне смысл вам про все рассказывать. А если совсем не ерунда…
— Так, — выдержав паузу, сказал доктор Смит, будто пытался помочь ему продолжить мысль, — значит, если это не ерунда, то…
— Тогда я, наверно, много лишнего наговорил, — вымолвил мистер Пэтсон, оглядываясь в поисках пепельницы, словно пытался скрыть свое смущение.
— Вот она, у вас под рукой, мистер Пэтсон. Так, ну-ка взгляните мне в глаза. Помните, что я сегодня сказал? Меня интересуют не причудливые теории строения мироздания. И не путанные интерпретации нынешней политической обстановки. Меня, мистер Пэтсон, с профессиональной точки зрения волнует только состояние вашей психики, ваше здоровье. А коли так, то думать, будто вы в моем кабинете можете «сболтнуть лишнее» — полный абсурд… Если же вы не будете со мной совершенно искренни, мне будет очень трудно вам помочь. Ну-ну, мы же договорились… Пока что вы прекрасно выполняли мои указания. Но сейчас я бы попросил вас сделать все, чтобы мы с вами были заодно. Вы что же, в самом деле оказались на собрании, которое, по-вашему, было слетом этих ваших Серых?..
— Было дело, — сказал мистер Пэтсон с явной неохотой. — У меня, признаться, никаких доказательств. Что ж, если настаиваете, могу рассказать, как все случилось. Однажды я услышал, как Гарольд договаривался с казначеем поехать вместе в Мондби-Холл — это милях в пятнадцати к северу от моего дома. Сам я там прежде не бывал, лишь слышал об этом поместье, там вечно организуют какие-то летние школы, конференции и все такое прочее… Вы, может, знаете, доктор Смит?
— Кстати, да, знаю. Однажды, в субботу вечером, я делал там доклад. Огромное поместье ранней викторианской эпохи, в доме большая бальная зала, ее сейчас используют для всяких мероприятий.
— Верно. Так вот, они собирались поехать туда, на конференцию некоей Ассоциации общественного планирования «Новая эра». Когда я услышал их разговор, то сначала поздравил себя, что мне с ними не по пути. Но потом, обмозговав все, решил: раз кто-то проводит встречу, на которую никто из посторонних, людей здравых, ни за какие коврижки не поедет, самое лучшее — это устроить ее в дальнем поместье, куда не так-то просто добраться. И назвать ее не как-нибудь, а конференцией или слетом Ассоциации общественного планирования «Новая эра»… Вот если б мне кто-то сказал: «Поедем с нами на целый день, послушаем, о чем на этом слете будут говорить», — я бы точно постарался найти любой повод, лишь бы не поехать… Правда, таким, как наш Гарольд, ничто не может наскучить. Серым в принципе ничто не может наскучить, и именно поэтому в наши дни им удалось захватить столько постов, да еще и удержаться на них, хотя работать на этих постах — скучища жуткая! Ну, ладно. Эта самая Ассоциация общественного планирования «Новая эра», наверное, очередное сборище назойливых психов и пустомель, которые обожают лезть во все дырки, решил я. Но может быть, это нечто совершенно иное, о чем я как раз и задумался в связи с Серыми. Конференция была в субботу. Утром я отправился к себе в контору просмотреть почту, на случай, если прислали что-то срочное, а на ланч поехал домой. Во второй половине дня, однако, почувствовал: нет, не могу больше, надо понять, что же творится в Мондби-Холле, вот и поехал туда. Оставил машину на обочине, у самого въезда в поместье, побродил немного вокруг, а потом на задах, в небольшом леске, обнаружил калитку. Огляделся, никого не заметил, прокрался в дом через черный ход, который предназначен для слуг и ведет в кладовые и к буфетной. Там был кто-то из персонала, но меня никто ни о чем не спросил. Я быстро поднялся по черной лестнице наверх и после недолгих поисков (из всего, что выпало на мою долю в этом году, это было, пожалуй, самое захватывающее событие) услышал голоса, доносившиеся из-за незаметной дверцы в верхнем коридоре. Она была заперта, но один малый когда-то показал мне, как быть, если дверь заперта изнутри. Под дверь надо подсунуть лист бумаги, вытолкнуть ключ сквозь замочную скважину, чтобы он вывалился с той стороны и упал прямо на лист, потом бумагу надо осторожно потянуть на себя… Что ж, все получилась, и в результате с большими предосторожностями дверь удалось отпереть. Я оказался на небольшом балконе, с которого открывался вид на весь зал. Окон рядом с балконом не оказалось, поэтому я незаметно подполз к самому поручню и стал смотреть вниз. В зале на небольших стульях сидело человек не то триста, не то четыреста. Балкончик мой был прямо над трибуной, под самым потолком, так что я их всех довольно хорошо видел — ведь они все сидели лицом к трибуне. Все они очень напоминали Серых, хотя полной уверенности у меня, конечно, не было. Целый час я вообще не мог понять, что там происходит: то ли в самом деле собрание Ассоциации общественного планирования «Новая эра», то ли тайный слет Серых… Говорили они такое, что сгодилось бы и на тот, и на другой случай. Вот она, изощренная хитрость Серых! На своих постах они могут делать то, что все от них ожидают, на вид они добропорядочные, трудолюбивые граждане своей страны, лица, облеченные властью, а на самом деле они все творят ради своей дьявольской цели. И вот сижу я там, сижу, у меня уж и ноги свело, а ничего существенного я так и не услышал. Очередное сборище вдумчивых болванов, которые предлагают, наверное, очередные новые способы, как все нивелировать, унифицировать, как лишить нас индивидуальных черт. Или же это организованная шайка-лейка, и замаскированные черти или бесы обсуждают, как получше вести дело, как низвести нас, людей, до уровня насекомых, отнять у нас душу. Я уж было собрался ползти назад, в коридор, отказавшись от своей безнадежной затеи, и тут, вдруг, что-то произошло…
Мистер Пэтсон замолк и с сомнением взглянул на доктора, который внимательно слушал его рассказ.
— Ну, мистер Пэтсон, — подбодрил его доктор Смит, — что же дальше?
— Про остальное вы, пожалуй, и вовсе скажете, что мне все привиделось, а я не смогу доказать, что видел это на самом деле, — сказал пациент. — А мне это точно не привиделось, потому что мне свело ноги, и от боли я бы никак не уснул. Да-а, так вот, я вдруг ощутил резкую перемену в самой обстановке встречи. Будто явилось какое-то особо важное лицо, хотя я не видел, чтобы кто-то приехал. Еще мне показалось, что настоящая встреча только после этого и начнется. Потом я вдруг совершенно ясно понял, что никакое там не сборище пустозвонов, с бору по сосенке, что все там Серые! Если спросить меня: объясни подробно, почему ты это вдруг понял, я бы не знал, с чего и начать. Через минуту-две я еще кое-что заметил. Все Серые, сгрудившиеся в зале, обрели некое положительное качество, которого я прежде не замечал. Они не просто являлись отрицанием всего, сплошным негативом, лишенным чего бы то ни было человеческого; нет, теперь в них проявилось что-то позитивное, про которое могу лишь сказать: я почувствовал ледяное дыхание ада… Словно наконец они перестали притворяться людьми и теперь ощущали себя совершенно в своей тарелке, будто вновь обрели свою дьявольскую сущность. А дальше, доктор… прошу вас иметь в виду: рассказ мой будет, скорее всего, бессвязным, нелогичным… С одной стороны, балкон тот оказался очень неудачным местом, я не хотел привлечь к себе их внимание, а потому лишь изредка поглядывал сверху вниз. С другой стороны, я был ужасно напуган. Да-да, доктор, страх пробрал меня до мозга костей. Я сжался на балкончике, прямо над этими созданиями, триста их там было или четыреста, неважно, но все — исчадия леденящего ада… Именно это, какое-то их общее свойство, которое я все поминаю, это ледяное дыхание ада, эти волны страха обрушивались на меня, одна за другой. Я трепетал, оказавшись на самом краю, над бездной греха и порока, разверстой на миллионы миль… Я ощущал эту адскую силу не снаружи, а изнутри себя, как будто самая моя сущность уже подверглась нападению и изнемогла от непрерывных атак. Чуть оступлюсь, потеряю сознание и окажусь в роли начальника концлагеря и буду выбирать, чью бы кожу натянуть на свой абажур… И тут кто-то, нет-нет, что-то появилось там, в зале! Кто-то или что-то, однако именно то, чего они все ждали, возникло на трибуне, прямо подо мной. Это я сразу понял. Я, правда, не мог с балкона видеть его (или — это). Я лишь ощутил, как внизу словно сгустился воздух, словно поднялся вихрь. Потом раздался голос — то был голос лидера, которого все ждали. Однако голос этот шел не снаружи, и я не ушами его услышал… Он звучал где-то внутри меня, в самой сердцевине, значит, я оказался полностью в их власти, если вы понимаете, о чем я. Негромкий такой, очень ясный голос, как по хорошей телефонной линии, но — изнутри… Сказать правду, мне вовсе не хотелось оставаться там, какие бы невероятные тайны мне ни открылись: я мечтал выбраться оттуда как можно скорее; но я был слишком напуган и некоторое время не мог двинуться с места.
