— Неужели? Могу ли я спросить почему?
Глаза Марселлы засверкали. Юстес, как он сказал мне, окончательно убедился, что в ее жилах течет испанская кровь.
— Не подать ли еще один кекс с изюмом, сэр? — спросил Бленкинсоп.
— Я вам скажу почему! — вскричала Марселла. — Знаете, что сделал этот человек? Я оставила моего песика Реджинальда на его попечение, и он поклялся холить его и лелеять. А что произошло? Не успела я затворить за собой дверь, как он преподнес его в подарок ко дню рождения какой-то местной лахудре по имени Беатриса и как-то еще там.
Юстес испустил придушенный вопль:
— Дайте же мне объяснить!
— Я была в Париже, — продолжала Марселла. — Иду себе по Елисейским Полям и вижу — навстречу идет девушка с пеки, и я говорю себе: «Э-эй, этот пеки выглядит точь-в-точь как мой Реджинальд». Тут она поравнялась со мной, и вижу — это Реджинальд. И говорю: «Эй! Стой! Что ты делаешь с моим пеки Реджинальдом?» А она говорит: «То есть как это с твоим пеки Реджинальдом? Это мой пеки Персиваль, и его мне подарил на день рождения один мой друг по имени Юстес Муллинер». Ну, я прыгнула в ближайший самолет и отправилась сюда разорвать его в мелкие клочья. И Бог знает, что со мной случится, если мне не позволят врезать ему после всех моих хлопот и затрат.
Закрыв прелестное лицо ладонями, она разразилась неудержимыми рыданиями.
Орландо Уозерспун поглядел на леди Бизли-Бизли. Леди Бизли-Бизли поглядела на Орландо Уозерспуна. В их глазах была жалость.
— Ну-ну! — сказала леди Бизли-Бизли. — Ну-ну-ну, деточка!
— Поверьте мне, мисс Чикчиррикит, — сказал Орландо Уозерспун, отечески поглаживая ее по плечу, — нет почти ничего, в чем бы я отказал племяннице моего старого друга генерал-майора Джорджа из Королевского восточнокентского полка, но в этом случае, как ни прискорбно, я вынужден быть твердым. Мне предстоит выступить с отчетом на ежегодном заседании комитета Лиги Наших Бессловесных Корешей, и как я буду выглядеть, объясняя, что устранился и позволил девушке нежнейшего воспитания действовать за меня в столь важном деле, как стоящее сейчас на повестке дня? Подумайте, мисс Чикчиррикит. Взвесьте!
— Все это очень мило, — сказала Марселла, — но всю дорогу сюда, все эти долгие томительные часы в самолете я поддерживала себя мыслями о том, как разделаюсь с Юстесом Муллинером, когда мы встретимся. Вот поглядите! Я взяла самый тяжелый свой зонтик.
Орландо Уозерспун взглянул на элегантное оружие и снисходительно улыбнулся.
— Боюсь, он вряд ли отвечает требованиям данного случая, — сказал он, — лучше полностью предоставить это дело мне.
— Вы сказали: еще тартинок, сэр? — спросил Бленкинсоп.
— Не хочу показаться нескромным, — сказал Орландо Уозерспун, — но у меня очень большой опыт. Несколько раз комитет выносил мне официальную благодарность.
— Так что, деточка, — ласково сказала леди Бизли-Бизли, — будет много лучше…
— Поджаренный хлеб, глазированные кексы, безе? — спросил Бленкинсоп.
— …предоставить действовать мистеру Уозерспуну. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Я чувствую то же самое. Но даже в наши дни, деточка, женщине следует держаться на заднем плане и…
— Ну хорошо, — мрачно сказала Марселла.
Леди Бизли-Бизли заключила девушку в объятия и через ее плечо ободряюще кивнула Орландо Уозерспуну.
— Пожалуйста, приступайте, мистер Уозерспун, — сказала она.
Орландо Уозерспун поклонился с надлежащими словами благодарности. Он повернулся — и только-только успел заметить, как Юстес исчезает за окном.
Дело в том, что, пока они дружески беседовали, Юстес почувствовал нарастающее влечение к этому окну — открытому окну. Оно, казалось, манило его. И, порхнув мимо Бленкинсопа, который в некотором ошеломлении предлагал уже нечто вовсе не потребное, вроде кресс-салата и фруктового ассорти, он бросился в бездну и, удачно приземлившись на обе ноги, помчался навстречу безграничным далям с быстротой, которая не оставляла желать ничего лучшего.
В тот же вечер, закутавшись в длинный плащ и изменив свою внешность при помощи приклеенных усов, он явился ко мне и нетерпеливо потребовал билет до Швейцарии, куда и прибыл несколько дней спустя. С тех пор он ревностно, с неугасимой энергией исполняет свои обязанности.
И столь успешно, что в письме, которое я прочитал на ваших глазах, он известил меня о получении им ордена Алого Эдельвейса третьей степени (скрещенные часы с кукушкой), дающего награжденному право разражаться йодлями в присутствии вице-президента. Большая честь для столь молодого человека.
Безмятежную тишину, окутывавшую залу «Отдыха удильщика», внезапно нарушило хлюпанье, явно исторгнутое у страдающей души.
И, посмотрев в направлении этого звука, мы узрели, как мисс Постлетуэйт, наша чувствительная буфетчица, утирает глаза кухонным полотенцем.
— Извините, что побеспокоила, — сказала мисс Постлетуэйт в ответ на наши встревоженные взгляды, — но он как раз уплыл в Индию, а ее оставил стоять с крепко сжатыми губами и сухими глазами перед залитым лунным светом старинным домом. А ее песик подполз к ней и лизнул ей пальцы, будто все понимает и сочувствует ей.
Мы растерянно уставились друг на друга. И только мистер Муллинер, с обычной своей проницательностью, тотчас проник в суть тайны.
— А-а! — сказал мистер Муллинер. — Как я понимаю, вы читаете «Пионы памяти». И как они вам?
— Чудный роман, — сказала мисс Постлетуэйт. — Обнажает душу Женщины, будто скальпелем.
— И вы не считаете, что он уступает предыдущим? По-вашему, он не хуже «Разошедшихся путей»?
— Даже лучше.
— А! — сказал Пинта Портера, поняв, что к чему. — Вы читали роман?
— Последнее творение, — сказал мистер Муллинер, — вышедшее из-под пера создательницы «Разошедшихся путей», романа, который, как вы, без сомнения, помните, произвел такую сенсацию несколько лет назад. Меня творчество этой писательницы интересует особенно, так как она моя племянница.
— Ваша племянница?
— По мужу. В частной жизни она — миссис Эгберт Муллинер. — Он допил горячее шотландское виски с лимонным соком и задумался. — Быть может, — сказал он затем, — вам будет интересно послушать историю моего племянника Эгберта и его будущей жены? Незатейливая повесть, всего лишь одна из тех берущих за душу простых человеческих драм, которые ежедневно разыгрываются вокруг нас. Если мисс Постлетуэйт, несмотря на эмоциональный кризис, найдет в себе силы налить мне еще стаканчик, я буду рад ознакомить вас с ней.
Прошу вас вообразить (продолжал мистер Муллинер), как июньской ночью мой племянник Эгберт стоит у конца пирса — достопримечательности живописного маленького курорта Бэроуш-Бей — и собирается с духом, чтобы задать Эванджелине Пембери вопрос, который рвется из самых глубин его сердца. Он стремился задать его сотню раз и сотню раз не осмеливался. Но в этот сто первый раз он чувствовал себя на редкость в форме и, откашлявшись, заговорил.
— Есть нечто, — сказал он тихим хриплым голосом, — о чем я хочу вас спросить.
Он умолк. Почему-то у него перехватило горло. Девушка смотрела на волны, озаренные луной. Ночь была удивительно безветренной. Издалека доносились еле слышные звуки городского оркестра, который кое-как пробирался через «Песню о вечерней звезде» из «Тангейзера», спотыкаясь из-за второго тромбона, который перепутал ноты и играл «Свадьбу куколки».
— Нечто, — сказал Эгберт, — о чем я хочу вас спросить.
— Продолжайте, — прошептала она.
Вновь он помолчал. Он страшился. Ее ответ значил бы для него так много!
Эгберт Муллинер приехал на этот маленький тихий курорт ради лечебного отдыха. По профессии он был младшим редактором в штате «Еженедельного книголюба», и, как известно каждому статистику, младшие редакторы литературных еженедельников занимают почетное место в списке опасных профессий. Лишь самые закаленные способны без дурных последствий для себя вести беседы с дамами, творящими романы.
В течение шести месяцев неделю за неделей Эгберт Муллинер слушал, как дамы-романистки рассуждают об Искусстве и о своих Идеалах. Он созерцал их в уютных уголках роскошных будуаров, наблюдал, как они ласкали собак и были истинно счастливы только среди своих цветов. И однажды утром владелец «Еженедельного книголюба» застал молодого человека, когда тот с клочьями пены на губах глухо и монотонно твердил: «Аврелия Макгоггин черпает вдохновение из благоухания белых лилий!» — и немедленно отвез его к специалисту.
— Да, — сказал специалист, послушав грудь Эгберта через подобие телефонного аппарата, — мы капельку переутомились, мы согласны? Мы видим плавающие в воздухе пятна и порой склонны лаять, как морские львы, просто из-за угнетенности духа? Так-так. Нам требуется пополнить запас красных кровяных телец в наших кровеносных сосудах.
