Что ж, мне оставалось только сделать то, что я должен был сделать. Не скажу, что это далось мне без душевной боли, но другого выхода не было.
— Дживс, — сказал я. — Одним словом… эти гетры…
— Да, сэр?
— Они вам вправду так не нравятся?
— Ужасно не нравятся, сэр.
— И вы не думаете, что со временем сможете с ними смириться?
— Нет, сэр.
— Что ж, ничего не поделаешь. Хорошо. Ни слова больше. Можете их сжечь.
— Благодарю вас, сэр. Я уже их сжег. Сегодня утром, еще до завтрака. Спокойный серый цвет идет вам гораздо больше, сэр. Спасибо, сэр.
Глава XVII БИНГО И ЕГО НОВАЯ ПАССИЯ
Через неделю после отъезда Клода и Юстаса я неожиданно натолкнулся на Бинго Литтла в курительной «Клуба Почетных Либералов». Он сидел, развалясь в кресле, рот приоткрыт, выражение лица довольно бессмысленное; а из соседнего кресла на него с неприязнью таращился какой-то седобородый субъект: видимо, Бинго занял его любимое место. Вот почему я терпеть не могу чужие клубы — сам того не подозревая, ты нарушаешь священные права Старейших Обитателей.
— Привет, дуралей, — сказал я.
— Здорово, чучело, — откликнулся Бинго, и мы заказали по маленькой перед обедом.
Раз в год администрация «Трутней» вспоминает, что клуб не мешает слегка помыть и почистить, и выставляет всех на несколько недель пастись в каком-нибудь другом заведении. На этот раз нас откомандировали к «Почетным Либералам», и для меня это оказалось мукой мученической. У нас в «Трутнях» обстановка царит самая непринужденная: хочешь за столом привлечь чье-то внимание, можешь просто запустить в него куском хлеба; как после этого прижиться в клубе, где самому молодому члену никак не меньше восьмидесяти семи, и где считается неприличным заговорить с человеком, если не участвовал вместе с ним в битве при Ватерлоо. Поэтому я страшно обрадовался, увидев здесь Бинго. Мы принялись болтать, понизив на всякий случай голос.
— Не клуб, а богадельня, — сказал я.
— Да, настоящий паноптикум, — согласился Бинго. — По-моему, вон тот старикан около окна умер еще три дня назад, но здесь, видимо, это никого не удивляет.
— Ты здесь прежде обедал?
— Нет. А что?
— У них тут официантки вместо официантов.
— С ума сойти! Я думал, после войны такого уже не встретишь. — Бинго задумался и рассеянно поправил галстук. — И что же — есть хорошенькие? — спросил он.
— Нет.
Он, казалось, был разочарован, потом приободрился.
— Я слышал, здесь лучшая кухня в Лондоне.
— Так, во всяком случае, говорят. Ну что, пошли?
— Пошли, — сказал Бинго. — Кстати, в конце обеда, а может быть, в начале, официантка спросит: «Посчитать вам вместе, сэр?» Так вот, отвечай утвердительно. Я гол, как сокол.
— Дядя тебя до сих пор не простил?
— Нет, что б ему пусто было!
Мне стало жаль Бинго. Чтобы как-то утешить беднягу, я решил побаловать его по кулинарной части, и когда официантка принесла меню, я изучил его со всей тщательностью.
— Как ты насчет такой программы, — после некоторого раздумья сказал я. — Для затравки — перепелиные яйца, потом суп, немного холодной семги, карри из курицы, крыжовенный пирог со сливками и ассорти сыров в качестве завершающего аккорда.
Не скажу, чтобы я ожидал услышать вопль восторга, хотя я старался выбрать его любимые блюда, но я ждал, что он хоть что-нибудь скажет в ответ. Я взглянул на него и увидел, что ему сейчас не до меня. Он смотрел на официантку точно бродячий пес, который внезапно вспомнил, где он накануне зарыл кость.
Это была довольно высокая девушка с большими задумчивыми карими глазами. Неплохая фигурка и все такое прочее. Руки тоже вполне пристойные. Не помню, чтобы я ее здесь раньше видел, но должен признать, что ее появление значительно повысило среднестатистический уровень привлекательности здешнего персонала.
— Так что ты на это скажешь, приятель? — спросил я, желая поскорее покончить с заказом, потому что мне не терпелось поработать ножом и вилкой.
— А? Что? — очнулся Бинго.
Я еще раз огласил весь список.
— Да-да, хорошо, — сказал Бинго. — Мне все равно. — Девушка исчезла, а он повернулся ко мне, и в его глазах я заметил знакомый лихорадочный блеск. — А ты уверял, что здесь нет хорошеньких, — с упреком сказал он.
— Силы небесные, — воскликнул я. — Только не говори мне, что снова влюбился, причем в девушку, которую видишь в первый раз!
— Знаешь, Берти, порой бывает довольно одного взгляда, — сказал Бинго. — Мелькнут в толпе чьи-то глаза, и некий голос шепнет тебе…
Тут подоспели перепелиные яйца, он прервал тираду и алчно набросился на еду.
Вернувшись домой, я сразу позвал Дживса.
— Готовьтесь, Дживс, — сказал я.
— Сэр?
— Приведите в боевое положение мыслительный аппарат и ждите сигнала к атаке. Подозреваю, что мистеру Литтлу в скором времени потребуется не только моя моральная поддержка, но и ваша помощь.
— У мистера Литтла неприятности, сэр?
— Можно сказать и так. Он влюбился. В пятьдесят третий раз. Скажите честно, Дживс, как мужчина мужчине: вам доводилось в жизни встречать такого влюбчивого субъекта?
— Вне всякого сомнения, у мистера Литтла весьма пылкое сердце, сэр.
— Пылкое? Да его нужно в законодательном порядке обязать носить асбестовый жилет! Словом, Дживс, готовьтесь.
— Хорошо, сэр.
И, как я и предсказывал, не прошло и десяти дней, как этот безмозглый идиот с жалобным блеяньем прискакал в поисках добровольцев, готовых прийти на помощь.
— Берти, — сказал он, — если ты мне друг, настало время доказать это.
— Продолжай, несчастный, — ответил я. — Мы готовы благосклонно выслушать твои бредни.
— Помнишь, несколько дней назад, мы с тобой обедали в «Почетных Либералах»? Нас тогда обслуживала…
— Помню. Высокая расторопная девица. Он задрожал от негодования.
— Я попросил бы, черт тебя побери, не говорить о ней в подобных выражениях. Она — ангел.
— Очень хорошо. Что дальше?
— Я люблю ее.
— Отлично. Дальше.
— Перестань подгонять меня! Дай мне рассказать все по порядку. Так вот, как я уже говорил, я люблю ее и прошу тебя, Берти, как верного друга, отправиться к моему дяде с важной дипломатической миссией. Дядя должен снова начать выплачивать мне содержание, и как можно скорее. Более того, содержание должно быть увеличено.
— Но послушай, почему бы немного не подождать, — сказал я; мне совсем не улыбалось тащиться к его дяде с подобным поручением.
— Подождать? А какой смысл?
— Сам знаешь, как у тебя это обычно бывает. Что-нибудь пойдет не так, глядишь — от любви и следа не осталось. Лучше предпринять атаку на дядю, когда дело будет решено окончательно и бесповоротно.
— Все и так решено окончательно и бесповоротно: сегодня утром она дала мне согласие.
— Ну и ну! Быстрая работа. Ты же с ней двух недель не знаком.
— В этой жизни — да, — сказал Бинго. — Но она считает, что мы встречались в предыдущей жизни. Я был царем в Вавилоне, а она — рабыней-христианкой. Сам-то я ничего такого не помню, но может, все так и было.
— Потрясающе! — воскликнул я. — Официантки теперь все так изъясняются?
— Откуда мне знать, как изъясняются официантки?
— Кому и знать, как не тебе. Если помнишь, я с твоим дядей познакомился, когда ты послал меня прощупать, не хочет ли он сплотиться под знаменами и помочь тебе жениться на Мейбл из забегаловки на Пиккадилли.
Бинго вздрогнул. Безумный блеск вспыхнул в его глазах. Не успел я понять, что он собирается сделать, он изо всех сил хлопнул меня рукой по колену, я даже подскочил от боли, точно горный козел.
— Эй, полегче!
— Извини, — сказал Бинго. — Не рассчитал. Увлекся. Берти, ты подал мне отличную мысль. — Он подождал, пока я закончу массировать травмированную конечность, и продолжил свою речь. — Ты очень кстати вспомнил ту историю. Не забыл гениальный план, который я тогда придумал? Сказать дяде, что ты — как-там-бишь-ее — ну, словом, та самая писательница, помнишь?
Такое не забывается. Проклятая эпопея каленым железом выжжена на скрижалях моей памяти.
— Вот как нам следует действовать, — сказал Бинго. — Это именно то, что надо. Рози М. Бэнкс снова в бою.
— Нет, ничего не выйдет, старина. Извини, но это исключено. Я не в состоянии пройти через такое еще раз.
— Даже ради меня?
— Даже ради сотни таких, как ты.
— Никогда не думал, — скорбно произнес Бинго, — что мне доведется услышать эти слова из уст Берти Вустера.
— Однако ж услышал. Можешь даже записать для памяти, в назидание потомкам.
— Берти, мы учились с тобой в одной школе.
— Это не моя вина.
— Уже пятнадцать лет мы близкие друзья.
