Квашнева. Мы, батюшка, не виноваты, не рычите басом.
Живописец. Вы толпа, вы требуете от артиста красивых ботинок, а до искусства какое вам дело!
Квашнева. Не требую, я с просьбой…
Живописец. Ну, это дело другое, – просите…
Квашнева. Вот портрет… (Показывает.)
Живописец. Кисть недурна; помыть, что ли, надо, или копию?
Квашнева. Вот моя дочь…
Сонечка. Здравствуйте…
Живописец. Сударыня, извиняюсь! Проклятая рассеянность; ведь хотел надеть фрак и забыл; однажды я вот так же в общество пришел, извините, совсем раздет…
Квашнева. Ну, ладно, глядите сюда. Устроить надо так, чтобы портрет остался таким же самым, но сделался похож на мою дочь. Можете исхитриться?
Живописец. Носы не те.
Квашнева. Кабы не носы, не позвала бы. А вы уж как-нибудь устройте, на то, сударь, и художеству учились. Заплачу.
Живописец. Деньги, ха-ха… Пожалуй, можно запустить тень под носом… (Соне.) Повернитесь-ка. Сделаю; через месяц.
Квашнева. Ах, мошенник, – виновата, простите… Нам сегодня понадобится, через час.
Живописец. А искусство?
Квашнева. Какое там искусство. Мой Ванюшка, пастух, в два дня целый забор выкрасил вохрой. Идите, а то ведь я добра, добра, да и рассержусь.
Живописец. Маляр!
Уходит с Сонечкой, унося портрет.
Квашнева. Нил!
Нил появляется на лестнице.
Позови Артамона Васильевича…
Нил уходит.
Ну, Клавдий Петрович, побушевал, теперь будет; шелковым станешь, как угодно согну.
Входит А р т а м о н.
Ну?
Артамон разводит руками.
Квашнева (встает и угрожающе приближается к Артамону, который пятится). Ну?
Артамон. Ничего. Виноват.
Квашнева. Нил, принеси чернил и бумаги. Садись. (Показывает па стул.)
Артамон садится.
Пиши: «Обожаемая Нина».
Артамон. Как?
Квашнева. Пиши, что говорят… Хуже будет…
Артамон. Марья Уваровна, я дворянин, я человек свободный, я не позволю издеваться… Вы меня с кучерами по саду ловите; я домой поеду…
Квашнева. Пиши: «Если ты можешь, прости меня…» Дома тебе жрать нечего, я знаю… «Я терплю глубочайшие страдания». Глубочайшие зачеркни. «Мой поступок не имеет названия, он подлый…»
Артамон. Может, это не писать?
Квашнева. «Он подлый и гнусный, но все же я люблю одну тебя».
Артамон. «Люблю одну тебя». Квашнева. «Я молод и глуп». Артамон. Так… В правую дверь стучат; слышны шаги и голос Клавдия.
Квашнева. Собирай, собирай бумагу, внизу допишем… (Хватает Артамона за рукав, тянет к столовой.) Скорее ты поворачивайся, все дело погубишь.
Они уходят через столовую. Клавдий высовывает голову.
Клавдий. Нил! Где ты? Нил, отчего тебя не дозовешься? Иди! (Клавдий идет в столовую.) Нил, куда же ты провалился?
Голос Нила. Иду-с! (Нил появляется.) Клавдий. Подай мне таз, кувшин и полотенце.
Нил уходит. Клавдий сходит в залу.
Проснулась, попросила воды… В кувшин необходимо налить розового масла, так делается. Вот только у нас нет ничего. Я всегда говорил – необходимо делать запасы… (Поднимает еще штору.) Изумительное утро. А ведь, пожалуй, поздно. (Глядит на стенные часы.) Полдень. Как она хорошо заспалась… Как вообще все хорошо…
Входит Нил с тазом и пр.
Нил. В кабинет отнести?
Клавдий. Я сам отнесу, не ходи за мной. (В дверях.) Ну что, ты рад?
Нил. Радуюсь, Клавдий Петрович!
Клавдий. То-то! (Уходит.)
Нил. Пустяки одни… Ерунда, какой еще никогда не было. Ведь это прямо сражение. А кому попадет? Кто со страху и нашим и вашим – Нилу.
Клавдий (возвращается). Отворила дверь, просунула ручки и взяла. Я спросил: хотите чаю? – ответила – пожалуйста! грустно так. Ничего, я все устрою. (Задумался.) А что Марья Уваровна?
Нил. Марья Уваровна действует.
Клавдий. Ей все объясню… Знаешь, Нил, я ночь не спал – и теперь еще многое точно туманом подернуто – ужасно приятно: главное – страшная радость… Так и подмывает рассмеяться. (Смеется.) Ты меня не разочаровывай, пожалуйста. Чай-то, чай надо приготовить. Вот здесь. (Ставит столик у окна, накрывает.) Принеси две чашки получше. Только подумай, я всегда здесь один сидел, мечтал об ней, и вдруг сидим вдвоем, пьем чай, друг на дружку смотрим… Это гораздо лучше снов. Эту ночь я прямо уснуть боялся, чтобы опять не увидать себя одиноким.
Нил (вздыхает). Клавдий Петрович!
Клавдий. Нет, нет, замолчи, не омрачай… (Прислушивается.) Идет, кажется, ты слышишь, как платье шумит? Уйди, уйди…
Нил уходит. Клавдий подбегает к двери, растворяет, входит Нина.
С добрым утром…
Нина. Я заспалась, извините меня.
Клавдий. Спите на здоровье… Я люблю, когда спят. Сюда, сюда. (Показывает на столик, бежит в столовую за чаем.) Вот, смотрите, какие хорошенькие чашки…
Нина. В самом деле хорошенькие.
Клавдий. Чаю вам налью. Я люблю, когда спят, потому что во сне живется лучше. Если сон плохой – я помню, что это сон, а если хороший – приятно. Правда, чай хорошо пахнет? Можно сесть?
Нина. Боже мой, почему вы такой странный?
Клавдий (садится, глядит на Нину). Вот дождался вас; удивительно…
Нина. Вы меня где-нибудь видели?
Клавдий. Еще бы…
Нина. В Москве я часто бывала в театре и на концертах…
Клавдий. Как странно – вы жили, ходили в театр, а я не знал, думал, что одинок; не стоит теперь об этом.
Нина. Может быть, в поезде?.. У меня очень плохая память.
Клавдий. В каком поезде? Какое у вас пятнышко на губе: Нина Александровна, не очень сердитесь, я, бывало, закрою глаза и сейчас увижу это пятнышко, потом и весь рот, серьезный, ласковый, и лицо все чудесное… Уткнусь, бывало, и лежу, красный…
Нина. Где мы встречались?
Клавдий. Нигде… Вот жалко, пропал портрет… (Оглядывается.)
Нина. Ах, вот вы о чем, понимаю…
Клавдий. Бог с ним, теперь не нужно. Правда? У нас в доме много портретов – посмотрите, все такие рожи, и между ними был один – чудесный, как вы сейчас. Я по целым часам глядел на него.
Нина. Он был похож на меня, странно…
Клавдий. Я видел его во сне, разговаривал с ним и, наконец, поверил – настанет время и та, что была написана, о ком я думал, придет живая… Но вот портрет пропал, я страшно взволновался, и вы пришли. (Встает и ходит.) Я ждал тридцать лет… Нина. Ах вы бедный!
В столовой голоса Квашневой и Нила.
Клавдий. Нет, я не бедный!.. (Вздрогнул.) Нельзя, нельзя! (Бежит к лестнице.) Нил! Нил!
Нил появляется.
Никого не сметь пускать… Кто здесь хозяин?
Нил. Я и то не пускаю… Вот барышне письмо передать приказали. (Подает письмо.)
Клавдий. От кого? Какое письмо?
Нил. Не могу знать, Марья Уваровна передала… Чистое наказание. (Уходит.)
Клавдий (дает письмо Нине). Прочтите.
Нина (видит почерк на конверте и бросает письмо на стол). Ах, все тоже… Клавдий Петрович, дайте мне экипаж, я должна ехать…
Клавдий. Куда?
Нина. Я хотела застраховать ваше имение… Вам это необходимо, а мне было бы очень выгодно… Но из-за меня столько неприятностей… здесь… очень тяжело еще по некоторой причине… Я поеду… А как-нибудь через месяц, вы обещаетесь, и застрахуете. Хорошо?
Клавдий. Путается чего-то у меня… Вот что – я махну платком, если воробьи улетят с куста – значит, это не сон. (Машет в окно.) Кш… Правда… Нина! Я не могу отпустить вас… Скажите: для чего вам нужно ехать?
Нина. Мне кажется, вы действительно – честный, очень чистый, но ужасный чудак…
Клавдий. Все равно.
Нина. А я могла бы понять по-другому ваши поступки…
Клавдий. По-какому по-другому?.. Что вы подумали? Боже мой. Вы не мое воображение. Вы сами по себе, вы думаете по-своему – живете самостоятельно, вы чужая…
Нина. Слава богу, наконец поняли…
Клавдий. Кем вы были прежде? Намекните только, остальное постараюсь представить.
Нина. Зачем? вам – неинтересно.
Клавдий. Но я прошу вас…
Нина. И рассказывать-то не о чем… Родилась в Москве, фамилия моя Степанова… С девятнадцати лет сама зарабатываю хлеб, очень глупым и невыгодным способом, который почему-то называется честной работой… Два раза болела тифом… А сколько раз влюблена была – не помню…
