Конвой живописной группой окружил карету.
Один из лакеев, соскочив с запяток, отворил дверцы.
Пристав черного жезла в сопровождении помощника, несшего подушку, вышел из кареты и обратился к Гуинплену:
— Благоволите выйти, милорд. Не снимайте, ваша милость, шляпы.
Под дорожным плащом на Гуинплене был надет атласный кафтан, в который его переодели накануне. Шпаги при нем не было.
Плащ он оставил в карете.
Под аркой Королевских ворот, служившей въездом для экипажей, находилась боковая дверь, к которой вело несколько ступенек.
Церемониал требует, чтобы лицу, которому оказывается почет, предшествовала свита.
Пристав черного жезла, сопровождаемый помощником, шел впереди.
Гуинплен следовал за ними.
Они поднялись по ступенькам, вошли в боковую дверь и спустя несколько мгновений очутились в просторном круглом зале с массивной колонной посредине.
Зал помещался в первом этаже башни и был освещен очень узкими стрельчатыми окнами; должно быть, здесь и в полдень царил полумрак. Недостаток света иногда усугубляет торжественность обстановки. Полумрак величественен.
В комнате стояли тринадцать человек: трое впереди, шестеро во втором ряду и четверо позади.
На одном из стоявших впереди был камзол алого бархата, на двух остальных тоже алые камзолы, но атласные. У каждого из этих троих был вышит на плече английский герб.
Шесть человек, составлявшие второй ряд, были в далматиках белого муара; на груди у каждого из них красовался свой особый герб.
Четверо последних, одетых в черный муар, отличались друг от друга какой-нибудь особенностью в одежде: на первом был голубой плащ, у второго — пунцовое изображение святого Георгия на груди, у третьего — два вышитых малиновых креста на спине и на груди, на четвертом — черный меховой воротник. Все были в париках, без шляп и при шпагах.
В полумраке их лица трудно было различить. Они также не могли видеть лица Гуинплена.
Пристав поднял свой черный жезл и произнес:
— Милорд Фермен Кленчарли, барон Кленчарли-Генкервилл! Я, пристав черного жезла, первое должностное лицо в приемной ее величества, передаю вашу светлость кавалеру ордена Подвязки, герольдмейстеру Англии.
Человек в алом бархатном камзоле выступил вперед, поклонился Гуинплену до земли и сказал:
— Милорд Фермен Кленчарли, я — кавалер ордена Подвязки, первый герольдмейстер Англии. Я получил свое звание от его светлости герцога Норфолка, наследственного графа-маршала. Я присягал королю, пэрам и кавалерам ордена Подвязки. В день моего посвящения, когда граф-маршал Англии оросил мне голову вином из кубка, я торжественно обещался служить дворянству, избегать общества людей, пользующихся дурной славой, чаще оправдывать, чем обвинять людей знатных и оказывать помощь вдовам и девицам. На моей обязанности лежит устанавливать порядок похорон пэров и охранять их гербы. Предоставляю себя в распоряжение вашей светлости.
Первый из двух одетых в атласные камзолы отвесил низкий поклон и сказал:
— Милорд, я — Кларенс, второй герольдмейстер Англии. На моей обязанности лежит устанавливать порядок похорон дворян, не имеющих пэрского титула. Предоставляю себя в распоряжение вашей светлости.
Затем выступил второй, поклонился и сказал:
— Милорд, я — Норрой, третий герольдмейстер Англии. Предоставляю себя в распоряжение вашей светлости.
Шесть человек, составлявшие второй ряд, не кланяясь, сделали шаг вперед.
Первый, направо от Гуинплена, сказал:
— Милорд, мы — шесть герольдов Англии. Я — Йорк.
Затем каждый из герольдов по очереди назвал себя:
— Я — Ланкастер.
— Я — Ричмонд.
— Я — Честер.
— Я — Сомерсет.
— Я — Виндзор.
На груди у каждого из них был вышит герб того графства или города, по названию которого он именовался.
Четверо последних, одетые в черное и стоявшие позади герольдов, хранили молчание.
Герольдмейстер, кавалер ордена Подвязки, указал на них Гуинплену и представил:
— Милорд, вот четверо оруженосцев. — Голубая Мантия.
Человек в голубом плаще поклонился.
— Красный Дракон.
Человек с изображением святого Георгия на груди поклонился.
— Красный Крест.
Человек с красным крестом поклонился.
— Страж Решетки.
Человек в меховом воротнике поклонился.
По знаку герольдмейстера подошел первый из оруженосцев, Голубая Мантия, и взял из рук помощника пристава парчовую подушку с портфелем, украшенным короной.
Герольдмейстер обратился к приставу черного жезла:
— Да будет так. Честь имею сообщить вам, что принял от вас его милость.
Вся эта процедура, а также, и некоторые другие, которые будут описаны дальше, входили в состав старинного церемониала, установленного еще до Генриха VIII; королева Анна одно время пыталась возродить эти обычаи. В наши дни все они отжили свой век. Тем не менее палата лордов и поныне считает себя чем-то вечным, и если где-нибудь на свете существует что-либо не изменяющееся, то именно в ней.
А все же и она подвержена переменам. E pur si muove [115].
Куда, например, девалась may pole (майская мачта), которую город Лондон водружал на пути шествия пэров в парламент? В последний раз она была воздвигнута в 1713 году. С тех пор о ней уже ничего не слыхать. Она вышла из употребления.
Многое представляется внешне незыблемым, в действительности же все меняется. Возьмем, например, титул герцогов Олбемарлей. Он кажется вечным, а между тем он последовательно переходил к шести фамилиям: Одо, Мендвилям, Бетюнам, Плантагенетам, Бошанам и Монкам. Титул герцога Лестера тоже принадлежал поочередно пяти фамилиям: Бомонтам, Брюзам, Дадлеям, Сиднеям и Кокам. Титул Линкольна носили шесть фамилий. Титул графа Пемброка — семь и т. д. Фамилии изменяются, титулы остаются неизменными. Историк, который подходит к явлениям поверхностно, верит в их незыблемость. В сущности же на свете нет ничего устойчивого. Человек — это только волна. Человечество — это море.
Аристократия гордится именно тем, что женщина считает для себя унизительным: своею старостью; однако и женщина и аристократия питают одну и ту же иллюзию — обе уверены, что хорошо сохранились.
Нынешняя палата лордов, возможно, не пожелает узнать себя в описанной нами картине и в том, что нами будет описано далее: так давно отцветшая красавица не хочет видеть в зеркале своих морщин. Виноватым всегда оказывается зеркало, но оно привыкло к обвинениям.
Правдиво рисовать прошлое — вот долг историка.
Герольдмейстер обратился к Гуинплену:
— Благоволите следовать за мной, милорд.
Он прибавил:
— Вам будут кланяться. Вы же, ваша милость, приподымайте только край шляпы.
Вся процессия направилась к двери, находившейся в глубине круглого зала.
Впереди шел пристав черного жезла.
За ним, с подушкой в руках, — Голубая Мантия; далее — первый герольдмейстер и, наконец, Гуинплен в шляпе.
Прочие герольдмейстеры, герольды и оруженосцы остались в круглом зале.
Гуинплен, предшествуемый приставом черного жезла и руководимый герольдмейстером, прошел анфиладу зал, ныне уже не существующих, ибо старое здание английского парламента давно разрушено.
Между прочим, он прошел и через ту готическую палату, где произошло последнее свидание Иакова II с герцогом Монмутом, палату, где малодушный племянник тщетно склонил колени перед жестоким дядей. На стенах этой палаты были развешаны, в хронологическом порядке, с подписями имен и изображениями гербов, портреты во весь рост девяти представителей древнейших пэрских родов: лорда Нансладрона (1305 год), лорда Белиола (1306 год), лорда Бенестида (1314 год), лорда Кентилупа (1356 год), лорда Монтбегона (1357 год), лорда Тайботота (1372 год), лорда Зуча Коднорското (1615 год), лорда Белла-Аква — без даты и лорда Харрен-Серрея, графа Блуа — без даты.
Так как уже стемнело, в галереях на некотором расстоянии друг от друга были зажжены лампы. В залах, тонувших в полумраке, как церковные притворы, горели свечи в медных люстрах.
По пути встречались одни только должностные лица.
В одной из комнат стояли, почтительно склонив головы, четыре клерка государственной печати и клерк государственных бумаг.
В другой находился достопочтенный Филипп Сайденгем, кавалер Знамени, владетель Браймптона в Сомерсете. Кавалеры Знамени получали это звание во время войны от самого короля под развернутым королевским знаменем.
В следующем зале они увидели древнейшего баронета Англии сэра Эдмунда Бэкона из Сэффолка, наследника сэра Николаев, носившего титул primus baronetorum Angliae [116]. За сэром Эдмундом стоял его оруженосец с пищалью и конюший с гербом Олстера, так как носители этого титула были наследственными защитниками графства Олстер в Ирландии.