— Охота — это моя страсть! — воскликнул поэт, войдя в кабинет редактора. — Вот настоящие охотничьи стихи, краткие и выразительные.
Редактор надел очки и нерешительно прочел:
Ходит зайчик по лесу
К Северному полюсу…
— Хм… Да… Стихи интересные, но при чем тут, собственно говоря, охот…
— Ка-а-ак! А зайчик!
— Да. Действительно. Зайчик. Но…
— Что «но»? Ничего не «но»! Картина! Живопись! Полотно!.. Представляете себе — лес, густой, темный лес… Охотник в болотных сапогах, сжимая в руках ружье и ломая сучья, пробирается к снежной поляне. Снег. Синь. Тишина… В это время на поляне появляется зайчик. Его следы четко синеют на пушистом снегу. Уши приподняты. Он весь — движение, весь — порыв!.. Э, да что говорить! Такого зайчика, как у меня, вы нигде не купите…
— Снег… Следы… — прошептал редактор. — Ветки хрустят.. Ладно. Покупаю зайчика… Скорее берите аванс.
В редакции журнала «Лес, как он есть» поэта встретили с энтузиазмом.
— Вот! Наконец-то и поэты одумались и повернулись лицом клееному хозяйству! — радостно сказал редактор. — Ну-ну, показывайте, что вы принесли. Ага!..
Ходит зайчик по лесу
К Северному полюсу.
— Гм… Это, конечно, очень литературно, но не имеет ничего общего…
— Как не имеет? А лес! Прочтите еще раз. Тут же ясно сказано: ходит зайчик по лесу. Не по какой-нибудь там ниве или лужку, а именно по лесу. А вы говорите — не имеет общего.
— Это, конечно, верно. Про лес тут говорится. А вот о сохранности леса ничего не выявлено…
— Вчитайтесь, милый. Ведь по лесу не козел какой-нибудь гуляет вонючий, а зайчик. Понимаете? Зайчик-вредитель.
— Ну разве что вредитель… А вот тут непонятно, почему зайчик идет к полюсу.
— Очень просто. Зайчик испортил лес, а потом пошел на Северный полюс, и если мы не будем зорко следить за сохранностью лесов, то зайчик и там чего-нибудь испортит. Тундра, например. От него все станется…
— Ну, разве что тундру. Вы оставьте рукопись… Что? Аванс? Это можно. Для такого отчаянного любителя лесов, как вы, с нашим удовольствием.
В журнале «Красный любитель Севера» стихи были приняты моментально. Хвалили так убежденно, что даже поэту стало совестно. Просили приносить побольше про север. Дали аванс.
В «Вестнике южной оконечности Северного полюса», солидном географическом еженедельнике, «Зайчик» произвел такое потрясающее впечатление, что престарелый редактор впал в обморочное состояние, а придя в себя, сказал поэту:
— Благодарю вас от имени всех честных любителей полюса.
Дали большой аванс.
Незначительная заминка произошла лишь в редакции бюллетеня «Успейте застраховаться». Однако моментально выяснилось, что машинистка ошибочно вместо «полис» написала «полюс» и поэт, провожаемый сотрудниками редакции, сел в автомобиль и уехал домой.
Поэт заслужил свой отдых.
— Ах, дети, дети! — сказал поэт, наполняя бокал шампанским. — Пью за ваше здоровье, дети! Живите, дети! А с вами, бог даст, не пропаду и я…
1927
Исповедь редактора
Я знал его еще тогда, когда он добывал хлеб прямым и честным путем — стихами.
В те времена он был милым, застенчивым юношей. Принося в редакцию стихи, он мялся и лепетал что-то насчет метафор. Тогда он сознавал свою вину перед человечеством и старался загладить ее хорошим поведением. Каюсь. Я первый толкнул его на трудный, тернистый путь, который…
— Послушайте, — сказал я ему тогда, — неужели вам не надоели стихи?
Он оглянулся. В редакционной комнате, кроме нас, не было никого.
— Надоели, — прошептал он.
— Вот видите. Зачем же вы их пишете?
— А что же мне писать?
«Да ничего, черт возьми, не писать!» — хотел воскликнуть я, но, посмотрев на большие красные уши поэта, осекся.
— Пишите, знаете ли… гм… это самое. Понимаете?.. Веселое. Выдумывайте каламбуры… этакие… гж… словообразования…
— Словообразования? — оживился он. — Так, так… Понял я вас… А-а-а… скажите, за эти самые словообразования платят?
— Разумеется. Если хорошие. Словообразования.
Глаза поэта загорелись хищным блеском. Он вскочил со стула и, пробежавшись по комнате, выпалил:
— Среднее словообразование или высшее? Я скоро словообразуюсь и, если ты, словообразина, мне не веришь, я тебя живо словообразумлю …
— Талант! Положительно талант! — сказал я, слегка опешив от неожиданного перехода «на ты».
С поэтом делалось что-то странное. Он носился по комнате, переворачивая мебель и дергая руками, как веревочный паяц.
— Вот. Слушай, — сказал он наконец.
Совет редактора — заданье.
Добьюсь победного венца.
Я здесь словообразованье
Сказал для словообразца.
Бейте меня! Я дал ему по рублю за строчку. Получая деньги, он вяло сказал:
— За ажурную строчку гони деньги на бочку.
Когда он ушел, я тяжело задумался.
Он начинал мне тихо надоедать. Отношения наши постепенно стали приобретать температуру Северного полюса.
— Дай р-р-й гав, гав, гаванс! — сказал он устало.
Я развел руками.
— Денег нет.
— Р-редактор! Не ври, д'актор! А то ты принесешь мне вред, актор!
— Вы состоите поэтом?
— Поэтом.
— Поэтому я не дам вам денег, — сострил я, на всякий случай отодвигая подальше тяжелое пресс-папье.
— Остришь? Остри.
Он махнул рукой и без всякого воодушевления добавил:
— Остридцать рублей гони.
— Что нового? — осторожно спросил я. — Пишете?
— Пишу. Пью коньяк пиШустова. Написал про Пуанкаре. Хочешь? Вот.
Собрав войска свои в каре
И прицепивши танк к штиблету,
Кричит бандит Пуанкаре:
Карету мне, пуанкарету!
— Нравится?
— Гм… Не актуально.
— Значит, дело табак туально. Так… Понял я вас. Может, хочешь про Ллойд-Джорджа? Например, — целлуллойдджоржик … Или про Чемберленские прииски, то бишь происки… Или…
— Я спешу на заседание.
— Заселибердание …
— Вы мне надоели!
— Канада ели, в Канаде ели, надоели менты платить. Плати елименты, редактор!
— Пустите меня, ч-черт, я позову милицию.
— Ваше милицо мне знаркомо …
— Вон!!! — гаркнул я.
Он захохотал.
— Телевон, ха-ха-ха, пиксавон, ха-ха, Джойсвон, Хикс, хи-хикс, хи-хи-хи-хикс, хигрек, хизет, хиклозет … хо-хо-хо…
Я не видел его года два. Говорили, что он стал пить и оскорблять знакомых. Его несколько раз били за неприличные извращения чужих фамилий. Жена убежала от него к какому-то помощнику прокурора. Он крикнул ей вдогонку:
Жена бежала к прокурору,
Но прокурор не будет впрок.
И, не найдя в нем прокопору,
Она получит прокурок.
Передавали, что обиженный прокурор возбудил против него уголовное преследование по обвинению в физическом и психическом насилии над русской грамматикой.
Последняя наша встреча произошла на вокзале. Был январь. Мороз достигал тридцати градусов.
Он шел по платформе в сопровождении плечистого малого в дворницком фартуке с бляхой. Он был без пальто, в аккуратно выглаженном костюме. Галстука и шляпы не было. К ворсу пиджака прилипла большая соломинка.
— А я на дачу! — воскликнул он широко, по-детски, улыбаясь.
— Ну, что вы, милый, — сказал я, пожимая его холодную вялую руку, — какая может быть дача в январе месяце?
— Они-с на Канатчикову дачу, — почтительно сообщил детина в фартуке.
— Ну да. В Канаду. На Канад чикову дачу, Шпа-гатчикову незадачу, неудачу, удачу…
— Идем, что ли! — сказал детина.
— Не пойду-у-у!!! Не пойдуплетом в угол!.. Р-р-р-анга, нга…
Поэта стали вязать.
— Я изобрел Сатурн!!! — крикнул он, отбиваясь изо всех сил. — Не плюйте в сатурну!..
Больше я его не видел.
1927
~Сколько их, куда их гонят…
А.С. Пушкин
Часто, глядя на студента Хведорова мерцающим взглядом, Кусичка Крант говорила:
— Знаете, Хведоров, я решила посвятить кино всю, всю жизнь.
— И напрасно, — угрюмо отвечал студент, — всю жизнь — это очень много. Посвятите ему лет десять — пятнадцать, а больше не посвящайте.
— Нет. Вы все шутите, а я серьезно. Я создана для экрана. Не правда ли, у меня фотогеничное лицо?
— Фотогеничное-то оно фотогеничное, только что от того толку, раз на нем бороды нет.
— К-какой б-бороды?
