— Боишься идти туда? — спросила женщина.
— Нет, — сказала Темпл. — Пойду…
— Я сама.
Незашнурованные башмаки прошлепали по кухне. Возвратясь, женщина придвинула к печи еще один стул, расстелила две оставшиеся сухими тряпки, поверх них пеленку, села и положила ребенка на колени. Он хныкал.
— Тихо, — сказала женщина, — тихо, ну.
Лицо ее в свете лампы приобрело спокойный, задумчивый вид. Она перепеленала ребенка и уложила в ящик. Потом из завешенного рваной мешковиной шкафа достала тарелку, взяла вилку, подошла и снова взглянула в лицо Темпл.
— Послушай. Если я раздобуду машину, ты уедешь отсюда? — спросила она. Темпл, не сводя с нее глаз, зашевелила губами, словно испытывая слова, пробуя их на вкус. — Выйдешь, сядешь в нее, уедешь и никогда не вернешься?
— Да, — сказала Темпл. — Куда угодно. Все равно.
Холодные, казавшиеся неподвижными глаза женщины оглядели Темпл с головы до ног. Темпл ощутила, что все мышцы ее сжимаются, как сорванный виноград на полуденном солнце.
— Бедная трусливая дурочка, — холодно сказала женщина негромким голосом. — Нашла себе игру.
— Нет. Нет.
— У тебя будет что рассказать, когда вернешься. Не так ли? — Они стояли лицом к лицу возле голой стены, голоса звучали так, словно это разговаривали их тени. — Нашла себе игру.
— Все равно. Лишь бы уехать. Куда угодно.
— Я боюсь, не за Ли. Думаешь, он будет разыгрывать кобеля перед каждой встречной сучкой? Боюсь за тебя.
— Да, я уеду куда угодно.
— Таких, как ты, я знаю. Повидала. Все бегут, но не слишком быстро. Не так быстро, чтобы, увидев настоящего мужчину, не узнать его. Думаешь, у тебя единственный в мире?
— Гоуэн, — прошептала Темпл. — Гоуэн.
— Я была рабыней этого мужчины, — негромко произнесла женщина, губы ее почти не шевелились, лицо было спокойно и бесстрастно. Казалось, она делится кулинарным рецептом. — Работала официанткой в ночную смену, чтобы по воскресеньям видеться с ним в тюрьме. Два года жила в комнатушке и стряпала на газовом рожке, потому что дала ему слово. Изменяла ему, зарабатывая деньги, чтобы вызволить его из тюрьмы, а когда рассказала, как их заработала, он меня избил. И вот на тебе, заявляешься ты. Никто тебя сюда не звал. Никому нет дела, боишься ты или нет. Боишься? Да у тебя нет духу, чтобы по-настоящему бояться или любить.
— Я вам заплачу, — прошептала Темпл. — Сколько захотите. Отец даст мне денег.
Женщина молчала, лицо ее было неподвижно, жестко, как и во время рассказа.
— Пришлю вам одежду. У меня есть новое манто. Я носила его только с Рождества. Оно почти новое.
Женщина рассмеялась. Одним лишь ртом, без звука, без мимики.
— Одежду? Когда-то у меня было три манто. Одно я отдала какой-то женщине, возле салуна. Одежду? Господи. — Она внезапно повернулась. — Я раздобуду машину. Ты уедешь и никогда не вернешься. Слышишь?
— Да, — прошептала Темпл. Неподвижная, бледная, похожая на лунатичку, она смотрела, как женщина перекладывает мясо на блюдо и поливает соусом. Достав потом из духовки противень с бисквитами, женщина сложила их на другое блюдо.
— Можно я помогу вам? — прошептала Темпл.
Женщина не ответила. Взяла оба блюда и вышла. Темпл подошла к столу, вынула из пачки сигарету и стояла, тупо глядя на лампу. Стекло с одной стороны почернело. Поперек его тонким серебряным изгибом вилась трещина. Она как-то прикуривала от лампы, думала Темпл, держа в руке сигарету и глядя на неровный язычок пламени. Женщина вернулась. Сняла с плиты закопченный кофейник, прихватив его подолом юбки.
— Можно мне кофе? — спросила Темпл.
— Нет. Иди ужинать. Женщина вышла.
Темпл стояла у стола, держа в руке сигарету. Тень от печи падала на ящик, где лежал ребенок. Его можно было разглядеть на сбившейся постели лишь по ряду теней на маленьких мягких изгибах, Темпл подошла к ящику, взглянула на его серо-желтое личико и синеватые веки. Легкая тень покрывала его головку и влажный лоб; тонкая ручонка лежала ладонью вверх рядом со щекой.
— Он умрет, — прошептала Темпл. Ее изогнутая тень маячила по стене, пальто было бесформенным, шляпка — чудовищно заломленной над чудовищной гривой волос. — Бедное дитя, — прошептала она. — Бедное дитя.
Голоса мужчин стали громче. Темпл услышала звук тяжелых шагов в коридоре, скрип стульев, человек, смеявшийся раньше, засмеялся снова. Она повернулась и замерла, глядя на дверь. Вошла женщина.
— Иди ужинать.
— Машина, — сказала Темпл. — Пока они едят, я могу уехать.
— Какая машина? — сказала женщина. — Иди ешь. Тебя никто не тронет.
— Я не голодна. Я сегодня не ела. Совсем не голодна.
— Иди ужинать, — повторила женщина.
— Лучше подожду, поем вместе с вами.
— Иди ешь. Я еще не скоро освобожусь.
Темпл вошла в столовую, придерживая рукой полы незастегнутого пальто, шляпка ее залихватски сбилась вверх и набок, на лице застыло подобострастное, заискивающее выражение. Поначалу она словно бы ослепла. Через секунду-другую увидела Томми и направилась к нему, словно искала его все это время. Что-то преградило ей дорогу: чья-то сильная рука; Темпл, не сводя с Томми глаз, попыталась обойти ее.
— Сюда, — сказал Гоуэн через стол и отодвинулся, скрипнув стулом. Проходи сюда.
— Пошел вон, приятель, — сказал тот, кто остановил ее, и она узнала в нем человека, который так часто смеялся, — ты уже хорош. Иди сюда, детка.
Сильная рука скользнула по ее талии. Темпл оттолкнула руку, глядя на Томми с застывшей усмешкой.
— Подвинься, Томми, — сказал этот мужчина. — Ты что, вести себя не умеешь, лохматая морда?
Томми хохотнул и скрипнул стулом по полу. Мужчина взял Темпл за руки и потянул к себе. На другом конце, держась за стол, приподнялся Гоуэн. Усмехаясь Томми, Темпл стала вырываться и щипать мужчине пальцы.
— Вэн, брось, — сказал Гудвин.
— Сюда, ко мне на колени, — сказал Вэн.
— Пусти ее, — потребовал Гудвин.
— Кто заставит меня? — спросил Вэн. — Кто здесь такой сильный?
— Пусти, — повторил Гудвин. И Темпл оказалась свободна. Она попятилась к выходу. Несущая блюдо женщина посторонилась. Темпл с застывшей на лице полуулыбкой-полугримасой вышла задом из комнаты. В коридоре она повернулась и кинулась прочь. Соскочила с веранды прямо в траву и понеслась. Достигнув дороги, пробежала по ней в темноте ярдов пятьдесят, потом, не останавливаясь, повернула и устремилась обратно к дому, вспрыгнула на веранду и притаилась у двери. Тут кто-то вышел в коридор. Это оказался Томми.
— А, ты здесь, — сказал он и неуклюже протянул что-то. — Держи.
— Что это? — прошептала Темпл.
— Чуток харчей. Иду на спор, ты не ела с утра.
— Да, даже еще дольше, — ответила она шепотом.
— Подкрепись чуть, — сказал Томми, протягивая тарелку. — Присядь и ешь, никто тебе не помешает. Черт бы их взял.
Темпл высунула голову из-за его плеча, лицо ее в рассеянном свете из столовой было мертвенно-бледным.
— Миссис… миссис… — зашептала она.
— Руби на кухне. Хочешь, пойду с тобой туда?
В столовой кто-то скрипнул стулом. Томми, захлопав глазами, увидел Темпл на тропинке, ее тонкое тело на миг замерло, словно бы поджидая какую-то свою медлительную часть. Потом она исчезла за углом дома, словно тень. Томми с тарелкой в руке остался в дверях. Когда обернулся, увидел, как Темпл бежит на цыпочках к кухне по темному коридору.
— Черт бы их взял.
Когда остальные вышли на веранду, он все еще стоял там.
— У него тарелка со жратвой, — сказал Вэн. — Хочет добиться своего за тарелку ветчины.
— Чего добиться? — спросил Томми.
— Послушайте, — вмешался Гоуэн.
Вэн выбил тарелку из руки Томми и повернулся к Гоуэну.
— Тебе не нравится?
— Да, — ответил Гоуэн, — не нравится.
— Ну и что ты намерен делать?
— Вэн, — сказал Гудвин.
— Думаешь, ты такой сильный, чтобы выражать недовольство?
— Я — да, — сказал Гудвин.
Вэн пошел на кухню. Томми последовал за ним и, встав у двери, стал слушать.
— Пойдем прогуляемся, малышка, — предложил Вэн.
— Уйди отсюда, — сказала женщина.
— Пройдемся немного, — не унимался он. — Я хороший парень. Руби подтвердит.
— Уходи, ну, — сказала женщина. — Хочешь, чтобы я позвала Ли?
Вэн в рубашке и брюках цвета хаки стоял на свету, за его ухом, касаясь гладкого изгиба светлых волос, лежала сигарета. Темпл с приоткрытым ртом и совершенно черными глазами стояла далеко от него, за спинкой стула, на котором сидела у стола женщина.
Возвратясь на веранду с кувшином, Томми сказал Гудвину:
— Чего они лезут к этой девчонке?
— Кто лезет?
— Вэн. А она боится. Чего они не отстанут от нее?
