терпеть легче. Вот и все.
Я чувствовал себя так, будто был снова здоров. Но самое удивительное: мои чувства словно обновились, даже обострились. Скалы отбрасывают на песок длинные тени. Накатывающиеся на берег шумные волны оставляют на нем белую пену, но тут же вновь подхватывают ее и уносят обратно в море. Мыс вынес в море белый песок, черные камни и зеленые сосны. Над головой сияют облака. С самого детства слежу я за ними, и облака ни разу не повторились. Но никогда еще этот давно знакомый пейзаж не был мне так дорог. Никогда я еще не испытывал такого чувства полного слияния с ним, словно в нем и заключается мое существование.
Ветер пронизывает меня до костей. В его завывании мне чудится тихое приближение смерти — знака вечного мира и покоя. Завтра моя свадьба, но еще до нее я, наверное, умру. Жди меня, Кисю! Сегодня, а может быть, завтра, мы опять встретимся. При жизни ты был моим врагом, но все равно ты славный малый!
Повернув голову, я взглянул на Бога Китов и увидел, что мощный череп окрасился в цвет крови. И ты тоже, бедняга, натерпелся. Когда тебя кромсали гарпунами, когда копьями разворачивали твои раны, ты сражался, как настоящий воин. В одном нашем поселке на твоем счету тридцать человек. Вот и я, который прикончил тебя, скоро умру. И все же ты боролся не зная страха, хотя все твое тело стонало от боли, как мое сейчас. Что ни говори, свою жизнь ты прожил как бог!
Заходящее солнце, которое я вижу, наверное, в последний раз, уже наполовину окунулось в сверкающее море, и край мыса полыхает огнем. Волны, переливаясь, надуваются как паруса, набегают на берег и теряют свои краски. Шепча на разные голоса, они подманивают меня, задирая юбки, а сами убегают прочь. А потом опять прибегают и опять зовут, то настойчивее, то тише, но все отчетливее звучит их голос в ночном мраке.
Увлекаемый этими голосами, я почувствовал, что превращаюсь в Бога Китов. Сначала в тот череп, что лежал передо мной. Потом мое тело неизмеримо выросло и я стал огромным, как остров. Кожа утолщилась, снизу под ней лег слой жира, сверху — твердый темный покров. Перед моим носом вздымаются волны и разлетаются в брызги. Я не спеша плыву по вечернему морю вслед заходящему солнцу, рассекая сильным хвостом волны. Да! Я — Бог Китов! Бог Китов — это я! Я — Бог Китов! Бог Китов — это я. Я Бог…
Внезапно я очутился в северном море, в царстве полярного сияния и тишины. Огромные льдины с треском раскалываются о мой нос. На шишке, облепленной ракушками, бамбуковым занавесом повисли сосульки. Они ломаются от брызг, как от удара мечом. Фонтан над моей головой в эту ночь превратился в столб инея и рассыпается хлопьями снега. В боях за самку я непобедим. Даше среди людей, которые давно уже гоняются за мной, нет такого, кто поборол бы меня.
Обогнув белый коралловый риф, смутно мерцающий в темно-синей воде, я поплыл в южное море, залитое серебристым полуденным светом. Взбивая мощным хвостом волны, я неторопливо двигался вперед. Море вздымалось над моей головой и, сверкая, обрушивалось вниз. Брызги опустили надо мной радугу, которая ничуть не уступала небесной. Птицы с шумом кружили над ней и приветствовали меня своим криком. О, как прекрасно море! О, как прекрасен я! И какой прекрасной должна быть моя жизнь!
Я все плыл и плыл по белеющим волнам. Впереди розовым ковром лежал рассвет. Днем он превращался в огромный раззолоченный чертог, а вечером — в белый купол под синим небом. В лунном свете мой длинный пенистый след змеился по серебристым волнам.
Но я доблестно вел себя в последнем бою. Докучливые люди! Я мог бы без труда расшвырять их своими плавниками, но я, не ведавший врагов, добродушно и доверчиво плыл туда, куда они меня гнали, и попал в западню. Когда я разгадал их замысел, меня охватила ярость. Я расплющил хвостом и плавниками их лодки. Но, опомнившись от страха, они стали бросать в меня гарпуны и кромсать копьями мое тело, выбирая самые уязвимые места. От мучительной боли и бешенства я неистовствовал и бил по волнам впустую. Глаза мои, залитые кровью, почти ничего не видели, но я продолжал сражаться, чтобы прикончить хотя бы еще одного. Тут конец холодного копья скользнул в мои легкие и нащупал сердце. Кровь и жизнь растворялись в огромном море. Я терял силы. Крови не оставалось почти совсем, я перестал существовать и вернулся в огромное море, из которого вышел.
Видение исчезло, как только я услышал знакомую песню. Я больше не был Богом Китов. Это Эй пела песню мести, которую из поколения в поколение поют те, у кого в роду погибают китобои: «Кто там мчится, огромный, кутаясь в черные облака? Кто удирает, посеяв бурю, облизывая кровавые губы? Сын мой, торопись, догони его. Вцепись ногтями в его горло, разорви его утробу! До тех пор в свое гнездо не возвращайся — ждать тебя не будем, до тех пор пока родная мать не смоет слезы кровью убийцы».
Эй с ребенком на руках разучивала песню, которую будет петь на моих похоронах. Пройдут годы, и ее ребенок выйдет на бой с таким же могучим китом. От этой мысли мне стало спокойнее. Бог Китов, покинув меня, опять превратился в огромный череп. Горя в закатном блеске, он смотрел в сторону моря. Поднялся ветер, и я почувствовал, как смерть еще на шаг приблизилась ко мне. В возбуждении я крикнул белеющим костям Бога Китов: «Нет, ты поистине прекрасен!» И вдруг Бог Китов совсем явственно ответил мне громовым голосом: «Это ты прекрасен, Человек!»
«Похоже, сегодня будет самый жаркий день за все лето», — размышляет Отами, обратив к улице незрячие глаза. С самого утра, когда мимо начали с ревом проноситься автобусы, развозя людей на работу, по лбу и по спине, вытирай не вытирай, непрерывно струится пот.
«Отами-сан, наверно, тоже пойдет с нами?» Она слышит эти слова, брошенные кем-то на ходу, но понимает, что они не обращены прямо к ней и в то же время не сказаны в шутку, хотя, конечно, не означают приглашения пойти вместе со всеми; просто кто-то хочет подбодрить старую Отами. Сегодня жители города собираются огромными толпами и шествуют по улицам. Сегодня день, когда
