Ее первым побуждением было спрятаться в чулане, заползти под кровать, спуститься по черной лестнице и броситься к болоту, зовя на помощь, — что угодно, лишь бы убежать. Но тут скрипнули ступеньки крыльца под осторожной ступней, затем она услышала, как солдат крадучись вошел в холл, и поняла, что путь к отступлению отрезан. Оцепенев от страха, она прислушивалась к его передвижениям из комнаты в комнату, и шаги звучали все громче, все увереннее, по мере того как он убеждался, что дом пуст. Вот он прошел в столовую и сейчас, верно, направился на кухню.
При мысли о кухне ярость полоснула Скарлетт по сердцу как ножом, и страх отступил. Там, на кухне, на открытом очаге стояли два горшка — один с печеными яблоками, другой с похлебкой из овощей, раздобытых с таким трудом на огороде в Двенадцати Дубах и у Макинтошей, — скудный обед, которому надлежало утолить голод девяти людей и которого, в сущности, едва могло хватить на двоих. Скарлетт уже несколько часов усмиряла свой разыгравшийся аппетит, дожидаясь возвращения тех, кто ушел на болото, и при мысли, что янки съест их жалкую еду, ее затрясло от злобы.
Будь они все прокляты! Они налетели на Тару как саранча, опустошили ее и оставили людей медленно погибать с голоду, а теперь вернулись, чтобы отнять последние жалкие крохи! Ее пустой желудок свело судорогой.
«Богом клянусь, уж этому-то янки больше не удастся ничего украсть!»
Она скинула со здоровой ноги истрепанную туфлю и босиком подошла к бюро, не чувствуя даже боли от нарыва. Бесшумно выдвинув верхний ящик, она вынула оттуда тяжелый пистолет — привезенный из Атланты пистолет Чарлза, из которого ему так ни разу и не довелось выстрелить. Она пошарила в кожаном патронташе, висевшем на стене под саблей, достала патрон и недрогнувшей рукой вложила его в патронник. Затем быстро и все так же бесшумно проскользнула на галерею, окружавшую холл, и стала спускаться по лестнице, держась одной рукой за перила, сжимая в другой руке пистолет, прикрытый у бедра складками юбки.
— Кто здесь? — раздался громкий гнусавый окрик, и она замерла на середине лестницы, чувствуя, как кровь стучит у нее в висках, заглушая этот голос. — Стой, стрелять буду!
Он появился в дверях столовой, весь подобравшись, как для прыжка: в одной руке у него был пистолет, в другой — маленькая шкатулочка розового дерева с швейными принадлежностями: золотым наперстком, корундовым желудем с золотой шапочкой для штопки и ножницами с позолоченными колечками. У Скарлетт ноги стали ледяными от страха, но лицо ее было искажено яростью. Шкатулка Эллин у него в руках! Ей хотелось крикнуть: «Положи! Сейчас же положи ее на место, ты, грязная…», но язык ей не повиновался. Она просто стояла и смотрела на янки и увидела, как напряженная настороженность его лица сменилась полунахальной, полуигривой ухмылкой.
— Да тут кто-то есть, в этом доме, — сказал он и, пряча пистолет в кобуру, шагнул через порог прямо к ней и остановился под лестницей. — Ты что ж — совсем одна здесь, малютка?
Быстрым, как молния, движением она вскинула руку с пистолетом над перилами, целясь в ошеломленное бородатое лицо, и, прежде чем солдат успел расстегнуть кобуру, спустила курок. Отдачей ее качнуло назад; в ушах стоял грохот выстрела, и от кислого порохового дыма защекотало в носу. Солдат повалился навзничь, прямо на порог столовой, под тяжестью его падения задрожал пол и мебель. Шкатулка выпала из его руки, и все содержимое рассыпалось по полу. Почти не сознавая, что она делает, Скарлетт сбежала с лестницы и стала над ним, глядя на то, что осталось от его лица — на красную впадину над усами там, где был нос, на остекленелые, обожженные порохом глаза. Две струйки крови медленно змеились по полу: одна стекала с лица, другая выползала из-под головы.
Он был мертв. Сомнений быть не могло. Она убила человека.
Дым медленно поднимался к потолку, красные ручейки расползались у ее ног. Минуту, равную вечности, она стояла неподвижно, и все звуки, все запахи, разлитые в теплом летнем воздухе, приобрели вдруг какую-то несообразность и, казалось, многократно усилились: частый стук ее сердца, похожий на барабанную дробь, жесткий глухой шелест магнолии за окном, далекий жалобный крик болотной птицы, сладкий аромат цветов, летящий из сада.
Она убила человека — она, всегда, даже на охоте, старавшаяся не видеть, как убивают зверя, не выносившая визга свиньи под ножом или писка кролика в силке. «Это убийство, — тупо думала она. — Я совершила убийство. Нет, это происходит не со мной». В глаза ей бросилась короткопалая волосатая рука на полу, близко-близко от шкатулочки для рукоделия, и внезапно жизнь вернулась к ней, возродилась с необычайной силой, и чувство радости, жестокой, звериной радости, охватило ее. Ей захотелось наступить на кровавую вмятину носа, почувствовать теплую кровь на своей босой ступне. Она совершила возмездие — за Тару, за Эллин.
Наверху на галерее раздались торопливые, неуверенные шаги… На секунду все замерло, затем шаги возобновились, но теперь стали медленными, шаркающими, с металлическим постукиванием. Ощущение времени и реальности происходящего возвратилось к Скарлетт, она подняла голову и увидела Мелани. В рваном пеньюаре, служившем ей ночной сорочкой, Мелани стояла на лестнице, сжимая тяжелую саблю Чарлза в немощной руке. Взгляд Мелани, казалось, сразу охватил представшую ей картину, страшную суть случившегося: распростертое в кровавой луже тело в синем мундире, шкатулочку на полу возле него и Скарлетт босиком, с большим пистолетом в руке, с посеревшим лицом.
В напряженной тишине их глаза встретились. Всегда такое кроткое лицо Мелани было исполнено мрачной гордости. Одобрение и свирепая радость — сродни огню, горевшему в груди Скарлетт, — сверкнули в ее улыбке.
«Что это… Что это? Да ведь она такая же, как я! Она чувствует то же, что и я! — пронеслось в голове Скарлетт в эту долгую-долгую секунду. Она бы поступила так же!»
Взволнованно смотрела она на хрупкую, пошатывающуюся Мелани, к которой никогда не испытывала ничего, кроме презрения и неприязни. А сейчас, заглушая ненависть к этой женщине — к жене Эшли, — в душе Скарлетт зарождалось чувство восхищения и сродства. Ей, очистившейся в этот миг прозрения от всяких мелких чувств, за голубиной кротостью глаз и нежностью голоса Мелани открылась твердая, как сталь клинка, воля и мужество воина.
— Скарлетт! Скарлетт! — резко нарушили тишину слабые, испуганные голоса Сьюлин и Кэррин, приглушенные затворенной дверью, и тут же следом раздался вопль Уэйда:
— Тетя Мелли! Тетя!
Мелани быстро приложила палец к губам, опустила саблю на пол, с мучительными усилиями пересекла галерею и отворила дверь в комнату больных.
— Ну, чего вы переполошились, цыплята! — долетел оттуда ее спокойный шутливый голос. — Ваша сестрица хотела снять ржавчину с пистолета Чарлза, а он возьми да выстрели и напугал ее до полусмерти!.. Слышишь, Уэйд Хэмптон, мама выстрелила из пистолета твоего дорогого папы, и когда ты подрастешь, она и тебе даст из него пострелять.
«Как хладнокровно она лжет! — с восхищением подумала Скарлетт. — Я бы нипочем так быстро не сообразила. Только зачем лгать? Пусть бы знали, что я это сделала».
Она снова взглянула на распростертое у ее ног тело, и вдруг злоба и страх, утихнув, уступили место отвращению, и у нее задрожали колени. А Мелани уже снова приплелась к лестнице и стала спускаться, держась рукой за перила, закусив бескровную губу.
— Марш назад в постель, дурочка, ты же себя уложишь в могилу! — воскликнула Скарлетт, но полураздетая Мелани продолжала, хоть и с трудом, спускаться в холл.
— Скарлетт! — прошептала она. — Его же надо убрать отсюда и закопать. Может, он был не один, и если остальные обнаружат его здесь… — Она оперлась о плечо Скарлетт.
— Он был один, — сказала Скарлетт. — Я не видела больше никого из окна. Он, верно, дезертир.
— Даже если он был один, никто не должен ничего знать. Негры могут проболтаться, и тогда придут янки и заберут тебя. Скарлетт, нам надо спрятать его, пока все наши не вернулись с болота.
Лихорадочная настойчивость Мелани подействовала на Скарлетт; она стала напряженно размышлять.
— Я могу закопать его в углу сада под беседкой — там земля мягче, Порк недавно выкопал оттуда бочонок виски. Но как я перетащу его туда?
— Мы потащим вместе: ты за одну ногу, я за другую, — твердо сказала Мелани.
Против воли Скарлетт почувствовала, что ее восхищение Мелани растет.
— Ты не в состоянии кошку за лапу потащить, — сердито сказала она. — Я сама его потащу. А ты ложись в постель. Ты себя доконаешь. И не вздумай мне помогать, не то я отнесу тебя наверх на руках.
Бледное лицо Мелани расцвело нежной улыбкой.
— Ты такая хорошая, Скарлетт, — сказала она и легонько коснулась губами ее щеки. И не дав Скарлетт опомниться, прибавила: — Если ты сможешь его оттащить, я тем временем приберу тут… эту лужу… пока наши не вернулись. И знаешь что, Скарлетт…
