Вот эти вопросы:
(а) Кто он такой?
(в) Где он находится?
(с) Зачем он здесь?
Никто, кроме него самого, не мог ответить на эти вопросы.
В сущности, над теми же проблемами задумывался, бывало, Марк Аврелий. Но у мистера Хоука было преимущество перед римским императором. Последний искал объяснения своему пребыванию в большом мире. Дж. Б. Хоук хотел только знать, зачем он прислонился к дереву в каком-то деревенском саду.
Он чувствовал, что его привела сюда какая-то серьезная причина, и надеялся, что если будет сохранять спокойствие и сосредоточится, то припомнит, какая именно.
Итак, затерянный в пространстве мистер Хоук размышлял о первопричинах своего бытия. Размышлял он и в тот момент, когда судьба подсобила ему, ослабив руку, которой он опирался о ствол дерева. Потеряв равновесие, мистер Хоук повалился на бок и больно ударился левым виском. Шок, вызванный ударом, не замедлил сказаться. Сидя на земле и потирая ушибленное место, мистер Хоук обнаружил, что память вернулась к нему.
Он вспомнил все. Все стало на свои места. Капитан поставил его здесь, в саду, чтобы предотвратить — если понадобится, то силой — исход молодого Конвея и его рыжего приятеля. Мистер Хоук решительно поднялся и отряхнул брюки. Голова слегка кружилась, но зато ответы на фундаментальные вопросы бытия были найдены.
Инстинктивно чуя, что такая вещь непременно пригодится в экспедиции, Дж. Б. Хоук захватил с собой внушительную карманную фляжку. Теперь он извлек ее и основательно приложился. И сознание его, проделав путь из тьмы непонимания к высотам знания, сделало новый вираж. Если бы случайный прохожий осветил в этот момент лицо мистера Хоука, его поразило бы в нем выражение твердости. Дж. Б. Хоук глубоко погрузился в думы о Берри и его друге. Ишь чего захотели! Увести из-под носа хорошего человека заслуженное им богатство! Не на того напали, думал мистер Хоук.
Широким жестом, как бы сметающим с его пути незадачливых заговорщиков, он театрально воздел к небесам руку. К несчастью, это оказалась та самая рука, которая держала фляжку. Пальцы, повинуясь внезапному порыву мистера Хоука, ослабили хватку. Драгоценный предмет сгинул в ночи, оставив бывшего владельца в лихорадочных поисках.
Мистер Хоук никогда не числился в любителях поэзии. А то, несомненно, вспомнил бы горькие строки Лонгфелло о том, как поэт направил в небо стрелу, а та упала на землю и пропала неизвестно где.
Эти стихи как нельзя лучше описывали ситуацию. Ночь была темна, а угодья усадьбы достаточно велики, чтобы навсегда похоронить фляжку. Много долгих, томительных минут, как ищейка, обшаривал их мистер Хоук из конца в конец. Он лазил под кустами. Ползал на четвереньках. Рылся на клумбах. И все напрасно. Сад неусыпно хранил свою тайну.
Дж. Б. Хоук признал свое поражение. Он сдался. В глубокой скорби подымаясь с последней обысканной им клумбы, он обернулся и увидел, что в окне, которое только что было темным, загорелся свет. Заинтересовавшись этим феноменом, мистер Хоук быстро выбрался на лужайку и заглянул в окно.
Этот молодчик Конвей преспокойно пил виски и закусывал ростбифом.
Открытие, что он стоит на грани смерти от голода и жажды, пришло к Берри, когда он сидел в темной гостиной, лелея свою печаль. Поначалу Берри отмахнулся от него: сама мысль о еде и питье в этих обстоятельствах казалась кощунственной. Но когда позыв усилился, он сдался. Берри пошел в кладовую, взял кое-что выпить и закусить и теперь не без удовольствия предавался чревоугодию.
Мистер Хоук, стоя под окном, зорко наблюдал за ним. Ему тоже не помешал бы кусочек мясца. И глоток виски. Прижавшись носом к стеклу, он жадно следил за каждым исчезающим во рту врага куском и глотком. Тоска по утерянной фляжке делалась все мучительней.
Вдруг он увидел, как трапезничающий молодой человек перестал жевать и, словно прислушиваясь, приподнял голову. Мистер Хоук не слышал ни звука и не знал, что в доме прозвенел звонок. Но Берри его услышал, и дикая, отчаянная надежда пронзила его — вдруг это Энн пришла сказать, что, несмотря ни на что, она его любит. По правде говоря, при расставании она ничем не дала понять, что ее сердце может перемениться, но даже проблеск надежды, как вихрь, поднял Берри с места, и он стремглав сбежал вниз, в холл. Мистер Хоук смотрел теперь в пустую комнату.
Пустую, если не считать ростбифа и бутылки виски. Эти остались, и Дж. Б. Хоук виделось в них нечто магнетическое, привораживающее, словно колдовством. Он потянул на себя оконную раму. Окно было не заперто. Он толкнул его и вскарабкался в дом.
В суматохе этого необычного дня и в связи с необходимостью поддерживать кураж с помощью спиртного мистер Хоук, наверное, впервые за всю свою жизнь забыл пообедать, всецело сосредоточившись на потреблении двойного виски. Он был зверски голоден и потому сразу потянулся к ростбифу. Виски он тоже отдал должное.
Человек, нестойкий в чувствах, наевшись до отвала, не может не пережить некую смену состояний. В начале ужина Дж. Б. Хоук был настроен по отношению к Берри чрезвычайно недоброжелательно. Но к концу трапезы в нем возобладала доброта. В голове у него шумело, но сквозь этот шум ясно проступало острое желание любить весь мир.
Он встал из-за стола. Подошел к двери. Из гостиной доносились голоса. Очевидно, там собрались люди, и Дж. Б. Хоука к ним потянуло.
Он, заплетаясь, одолел коридор, после некоторого размышления выбрал одну из трех ручек, которыми неизвестный дизайнер оснастил дверь в гостиную, и, перешагнув порог, одарил присутствующих широкой добродушной улыбкой.
Присутствующих было двое. Одним из них был Берри. Второй — респектабельный господин средних лет с чисто выбритым лицом и седыми усами. Оба, казалось, удивились, увидев мистера Хоука.
— Привет! — сердечно сказал мистер Хоук.
Берри, как гостеприимный хозяин, ответил на приветствие.
— Привет, — сказал он. И чрезвычайно удивился, узнав незваного гостя. — Мистер Хоук!
— Х-х-х-оук, — подтвердил Хоук.
К этому времени Берри подвел под факт неожиданного вторжения теоретическую базу. Он решил, что после прихода лорда Ходдесдона он забыл закрыть входную дверь и новый гость, найдя ее открытой, вошел без звонка. Так вполне могло произойти, потому что явление лорда Ходдесдона поразило Берри и он забыл обо всем прочем. Так или иначе, Хоук был здесь, и хозяин дома попытался деликатно выяснить, что его сюда привело.
— Я вам нужен по какому-то делу? — спросил он.
— Пушку купил, — умиротворенно сказал мистер Хоук.
— Игрушку? — переспросил Берри.
— Пушку, — поправил его мистер Хоук.
— Какую игрушку? — гнул свое Берри, мысль которого не поспевала за развитием разговора.
— Пушку, — припечатал мистер Хоук.
Берри терпеливо попробовал подойти к предмету с другой стороны.
— Кукушку? — спросил он.
— Пушку, — ответил мистер Хоук.
Он слегка нахмурился, и его улыбка отчасти утратила свою безоглядную веселость. От игры словами у него немножко заболела голова.
Лорд Ходдесдон тоже не очень хорошо понимал, о чем речь. Его раздражало, что их беседу с Берри прервали как раз в тот момент, когда он приступил к самому главному.
Учитывая, что он столь твердо и бескомпромиссно заявил своей сестре Вере о невозможности возвращения в Вэлли Филдс, присутствие лорда Ходдесдона в гостиной Берри требует краткого объяснения. Он изменил свое мнение. Это отличительная черта поистине великих людей — не бояться изменить свое решение, ежели для того возникнут веские основания. А лорд Ходдесдон, обдумывая ситуацию в клубе, нашел очень существенное основание.
Открытия леди Веры, доведенные до его сведения вчера вечером, потрясли его до глубины души. Если Энн Мун действительно собирается дать отставку его сыну и выйти за этого Конвея, дело плохо. Хотя ничто в поведении миллионера не указывало на желание расстаться с деньгами, лорду Ходдесдону, закоренелому оптимисту, казалось, что, если бы племянница Фрисби стала женой лорда Бискертона, было бы вполне уместно попросить у Т. Патерсона немного в долг. Они ведь сделаются практически родственниками. Соответственно, жизненно необходимо, чтобы кто-то очень авторитетно поговорил с этим Конвеем.
Чек на шестьсот фунтов придал ему уверенности, и он прибыл в усадьбу «Уголок», чтобы откупиться от конкурента. В целях безопасности он приехал ближе к ночи. И как раз взял именно тот тон, который подобает главе семьи, когда в гостиную вторгся непрошеный визитер. Точно посреди самого блестящего словесного пассажа дверь распахнулась и ввалился этот краснорожий гигант.
Поняв, что очарование момента безвозвратно нарушено и обсуждение деликатного дела придется отложить, подозревая, что этот тип — из круга приятелей Конвея, лорд Ходдесдон поднялся с кресла.
