На берегу у маленького дымокура они увидели большую фигуру Витязева. Он зачем-то переоделся в форменную без отличий одежку, выгоревшую и несвежую, но так, видно, ему было привычней. Все облегчендо вздохнули, как будто все неприятности были позади.
— Что тут у вас стряслось? — спросил Баянов, пожимая крепко руку Витязеву. — Надо же...
— Да, неприятность, — согласился Витязев. По его виду можно было сразу понять, что он никакого отношения к происшедшему не имеет и только по недоразумению оказался здесь и это ему очень неприятно. — Извините, так получилось...
— Какие тут извинения, — отмахнулся Размыкин. — Вы в каком звании, Василий Георгиевич?
— Михайлович! Полковник.
— Где же ваш труп, полковник? — Размыкин тут же поймал себя на ошибке и неожиданно для всех рассмеялся: — Не ваш, конечно. Вашего приятеля, Григория Евдокимовича Чарусова.
— Его трупа тоже нет, — улыбаясь, сказал Витязев.
— Как — нет?
— Украли? — всполошился Баянов. — А может, медведь утащил? Какого хрена лыбишься? Где труп?
— Нету, — ответил Витязев. — Есть живой Чарусов. А где он, не знаю.
— Ты что, Вася? — насторожился Владимир Антонович. Мысль, что Витязев «чокнулся», вспыхнула в нем сразу и уверенно: идиотская усмешечка, несет черт-те что, в полковники себя произвел... Ему сделалось остро жалко Витязева, жальче, чем мертвого Чарусова: — Что с тобой? Ты же
солдат, Вася! — Владимир Антонович с мольбой посмотрел на ошарашенного эксперта и понял, что тот тоже думает так же, и перевел глаза на румяное лицо Витязева. — Повернулся! — наконец уверился он. —Этого только и не хватало! Теперь докажете, что он убил. А его, никто не убивал! Никто! Не убивал! Понимаете! Не убивал!
— У меня нет валерьянки, — спокойно сказал Размыкин, — не таскаю. И у Леонида Федоровича нету.
Это был не только призыв к Владимиру Антоновичу самому, но и замечание эксперту: чего тут ртом воздух хватать, все бывает, уважаемый товарищ Галайда.
— Может, расскажете, в чем дело, полковник?
Витязев вздохнул, стер с лица улыбку и будто этим же движением руки надел на лицо другую маску — спокойного и рассудительного военного.
— Если бы я знал, в чем это дело! Мистика какая-то... Так вот, когда Владимир Антонович ушел звонить вам, я остался здесь с... — ему явно не хотелось говорить «с трупом», он замялся, но нашелся: — Здесь, у Григория. Не знаю, сколько просидел, может, час или полтора. Да нет, меньше. Потом решил сходить на табор перекусить чего-нибудь — мы не завтракали, и, может, удочку прихватить: так сидеть, сами понимаете, действительно чокнуться можно. Когда вернулся, трупа не было. И следов никаких. Если бы медведь, он волок бы его. А так — ничего. Если кто-то скинул его в речку, то тело застряло бы вот тут же на перекате, а там — ничего. На том берегу тоже никаких следов. Значит, подумал я, тело унесли. Но трава не примята нигде, сквозь чащу тоже никто не продирался. Я решил, что его унесли по нашей тропинке к дому, и пошел туда.
— А сюда ты от дома возвращался не по тропинке? — спросил Баянов.
— По тропинке мы только во время рыбалки ходим, а так чего кружить? Напрямую проще и ближе. Берег ои и есть берег.
— А как долго вы были на таборе? — поинтересовался Размыкин.
— Не засекал. Пока чай вскипятил... Около часа, наверное.
— Ну, ну, дальше! — поторопил его Баянов.
— Вернулся к дому. На палатке висела записка: «Ушел на почту». Знаете, как в газетных киосках. У нас такая шутка была, Григорий ходил «на почту», то есть если он отлучался в деревню или за ягодой, за грибами, то вешал эту табличку.
— Так табличку или записку? — спросил Размыкин.
— Табличку. Из бересты. Сами увидите. У меня тоже своя была... У Просекина — «Ушел на базу».
— Почему на базу?
— Он носил у нас звание баталера. Хозяйничали же мы все но очереди.
— Ну, ну, и дальше!
— Дальше эта табличка продолжает висеть на пологе палатки.
Размыкин достал сигареты и закурил. Остальные с любопытством следили за его неторопливыми движениями, будто по ним пытались отгадать, что же будет дальше.
— Вот такие дела, — подытожил следователь. —Что будем делать, Леонид Федорович? Вам не кажется, что эти двое дураков из нас делают?
Эксперт пожал плечами и сплюнул.
— А утром таблички не было? — спросил следователь.
— Да вроде не было. Точно не скажу, — засомневался Витязев.
— Не было, — твердо сказал Просекин. — Точно, не было. Я бы увидел. Ее кто-то потом повесил, чтобы с толку сбить. Надо отпечатки пальцев снять.
— А вы что предлагаете, товарищ участковый? — не слушая его, спросил следователь, поняв, что места для шуток здесь нет.
— Ждать предлагаю. Здесь догонять — дело дохлое.. Ждать надо, — твердо сказал Баянов.
— Чего ждать? Или кого ждать?
— А хрен его знает. Ждать, и все!
— Кутузов! — сказал в его адрес Размыкин. — Что ж, будем ждать. Дотемна осмотрим место происшествия. Да смотрите, осторожнее. Завтра еще раз осмотрим. Палатку тоже надо будет осмотреть. Все надо осмотреть. А ничего не хочется. Хочется только спросить у вас, уважаемые, — обратился он к Витязеву и Владимиру Антоновичу: — А был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?
— Был, — ответил за них Баянов. — Был мальчик, сорока пяти лет. А куда делся? Из палатки пропало что-нибудь?
Этого ни Витязев, ни тем более Просекин не знали.
Размыкин огородил предполагаемое ложе тесьмой и объявил, что всем предстоит некоторый променаж. Он разбил группу на три пары — эксперта поручил Витязеву, Баянову придал Алексея, а сам припарился к Владимиру Антоновичу с тем, чтобы провести предварительный осмотр местности хотя бы в коротком радиусе. Он тут же назвал всем примерные ориентиры района, который надо было прочесать сначала вдоль речки, а потом поперек.
— Если обнаружите какие-либо следы, огородите их. Если найдете труп, близко не подходите, зовите меня. Ходить парами, друг от друга не дальше четырех-пяти шагов.
— Не доверяете? — подметил Леха.
— Не доверяю. Никому из вас троих не доверяю. Еще вопросы? Нету. Тогда пошли. Держаться на расстоянии видимости.
— Слышимости, — поправил его Архангел. — На расстоянии слышимости. Увидеть мы друг дружку не увидим, особенно в чаще.
Следователь согласился с ним.
— Вы думаете, что-нибудь найдем? — спросил Владимир Антонович, когда они-оказались одни.
— Вряд ли. Но следы можем обнаружить. Хоть какие-то. Не улетел же труп по воздуху.
Размыкин пытался во время поиска поговорить с Владимиром Антоновичем об исчезнувшем покойнике, но вскоре понял, что это было исключено. Непролазная чаща — стомережкая сеть из черемухи, тальника и елочек, где пробраться можно было только сжав зубы и приглушенно матерясь, сменялась высокой, по пояс, кочкой, так искусно замаскированной шелковистой осокой, что провалы обнаруживались только под ногой, когда ухнешь туда со всего размаха. Какие тут разговоры! Несколько раз Размыкин с Владимиром Антоновичем натыкались на свежие козьи лежки, нашли пару гнездовий ястреба-тетеревятника с остатками птичьих перьев и костей на мху, подняли глухаря, но ни медвежьих, ни человечьих на бродов не обнаружили.
У других результаты были не лучше. Променаж явно затягивался. Пары то сходились, то разбредались слишком широко, перезвукивались.
Бессмысленность прочесывания была ясна всем. Следователю яснее других. Он знал, что если убийца даже наступит на труп, то не издаст ни звука, а шагающий рядом не заметит ничего: рослый Витязев несколько раз на его глазах, в трех метрах, исчезал в осоке, будто испарялся, и возникал снова, как чудотворное явление. Но распоряжение не отменялось.
Наконец эта адская работка была закончена, и все снова собрались на месте, где был обнаружен утром Чарусов.
— Все, больше ни шага! — заявил эксперт, падая на гальку, — сейчас подохну. Верно говорят: бог создал лес, а дьявол болото. Здесь дивизию можно спрятать, не то что труп. Собаку надо, Анатолий Васильевич.
И все согласились, что собака незаменима.
— А может, Тришка уже на таборе? — спросил Витязев Владимира Антоновича. Владимир Антонович устало хмыкнул и отвернулся: он и сам придумывал и отвергал версию за версией, но такой глупости понять не мог.
— Серафим Иннокентьевич, идите с людьми на табор, поработайте, — сказал Архангелу следователь. — Считайте, что постановление о производстве обыска вынесено. А мы тут уж с Леонидом Федоровичем. С богом! Владимир Антонович, вы останьтесь, возможно, пригодитесь. По крайней мере, к табору проведете. А пока посидите, отдохните.
Владимир Антонович отошел в сторонку и лег.
— И чем могу? — спросил Леонид Федорович, когда они остались со следователем вдвоем.
— Чем? Да ничем. Вот пофотографируем, зальем пастой следы, порисуем, составим протокол... Все так, для очистки совести. Здесь сплошные негативные обстоятельства, как пишут в учебниках. Единственное, что помогло бы нам, так это сплошное прочесывание местности. Попробуй-ка прочесать! А надо будет... Но это уже не ваша забота, Леонид Федорович. Простите, что заставил вас мучиться. Вообще-то вы могли бы уйти, шофер нас будет ждать до десяти, но вы заблудитесь. Так что лучше остаться. Как вы думаете, что здесь произошло?
