— Ваш брат мне не нравится,— заявила она ему несколько позднее,— он долго не продержится. Но он говорил мне, что вы совсем на него не похожи, так что вы, может быть, и понравитесь. Зайдите как-нибудь ко мне, и я расскажу вам, чего не следует делать в Нью-Йорке.
После этого Монтэгю, чтобы уделить внимание хозяйке дома, сидевшей справа, повернулся к ней.
— Вы играете в бридж? — своим нежным, приятным голосом спросила миссис Уинни.
— Брат дал мне руководство по этой игре,— ответил Монтэгю,— но если он и впредь будет возить меня по-всюду день и ночь, право не знаю, когда я смогу его прочитать.
— Приезжайте к нам, я сама буду учить вас,— предложила миссис Уинни.— Нет, серьезно,— добавила она,— мне положительно нечего делать; вернее говоря, нет занятия, которое бы мне не опротивело. Только я думаю, вам не потребуется много времени, чтобы выучиться всему тому, что я знаю о бридже.
— Вам не везет в игре? — спросил он с сочувствием.
— Я думаю, никто- не хочет, чтобы я научилась играть как следует,— сказала миссис Уинни.— Они предпочитают приходить ко мне и обыгрывать меня. Правда, майор?
Сидевший по другую сторону от хозяйки майор Винэбл задержал на полпути ко рту ложку с супом и рассмеялся коротким гортанным смехом, от которого затряслись его жирные щеки и шея.
— Что ж,— ответил он,— я знаю людей, которых это status quo вполне удовлетворяет.
— Включая и вас,— с гримасой сказала миссис Уинни.— Вчера вечером этот бессовестный человек обыграл меня на тысячу шестьсот долларов. А сегодня провел весь день у окна своего клуба только для того, чтобы иметь возможность дразнить меня, когда я проеду мимо. Сегодня я, пожалуй, не стану играть. Лучше постараюсь не давать скучать мистеру Монтэгю, а вам для разнообразия предоставляю обыгрывать Вирджинию Лэндис.
Тут майор снова прекратил свое наступление на суп и сказал:
— Милая моя миссис Уинни, на тысячу шестьсот долларов я смогу прожить больше, чем один день!
Майор был известен как завсегдатай клубов, бонвиван, о чем Монтэгю узнал позднее.
— Он дядя миссис Робби Уоллинг,— сказала ему на ухо миссис Олдэн.— И, кстати сказать, оба смертельно ненавидят друг друга,
— Это чтобы я снова не попался со своими неуместными вопросами? —спросил, улыбаясь, Монтэгю.
— Нет, они встречаются, но и вы не должны показывать, что вам об этом известно. Хотите виски?
Монтэгю был настолько поглощен наблюдением за гостями, присутствующими на этом обеде, что почти не обращал внимания на самый обед. Однако он успел заметить, что к столу подали свежего молодого барашка,— и это в середине ноября! Монтагю, разумеется, не знал, что шестимесячных ягнят специально для этой цели выращивали в вате и выкармливали с ложечки молоком и что за фунт этого мяса платили по полтора доллара! Но когда через некоторое время перед ним поставили слегка подрумяненное пирожное на золотом блюдечке, он переключил свое внимание на еду.
У миссис Уинни был герб; он видел его на автомобиле, а также на огромных бронзовых воротах «Снежного дворца», и на ливреях лакеев, и еще на графинчике с шотландским виски.
И вдруг — он едва поверил своим глазам! — герб четко вырисовывался на чуть подрумяненном пирожном.
После этого ну кто бы на его месте не заинтересовался этим обедом? На столе стояли огромные блюда с ред чайшими фруктами; закутанные в вату, они прибыли из-за океана в холодильниках со всех концов мира. Здесь были персики из Южной Африки (по десять долларов за штуку), гроздья темно-красного крупного гамбургского винограда, выращенного в теплицах под бумажными мешочками, диковинный сорт гладких персиков и слив и гранаты и персимоны из Японии, а позднее подали на блюдцах выращенную в горшках сочную землянику. Здесь были и перепелки, вывезенные из Египта, и какое-то замысловатое блюдо под названием «мусс из крабов а-ля Дьюи», запеченный в электрической кастрюле, с гарниром из грибов, растущих в заброшенных шахтах Мичигана. Здесь был выращенный под электрическим светом салат, и бобы «лима», привезенные из Порто-Рико, и артишоки из Франции по доллару за штуку. И все эти изысканные яства запивались восемью или девятью сортами вин из погребов человека, который в течение последних тридцати лет специально занимался их коллекционированием; у этого человека были во Франции свои виноградники для изготовления шампанского, двадцать тысяч кварт бордо, в запасе ренвейн из погребов германского императора, по цене двадцать пять долларов за кварту!
За столом сидело двенадцать человек. По окончании обеда гости уселись за двумя карточными столами, чтобы играть в бридж, предоставив Чарли Картеру беседовать с Элис, а миссис Уинни, как она обещала, занимать Монтэгю.
— Все охотно осматривают мой дом. Может, и вы тоже пожелаете? — И миссис Уинни повела его в огромный зимний сад, представляющий собою внутренний двор со стеклянной крышей. Она нажала кнопку, и откуда-то сверху хлынул поток мягкого света прямо на миссис Уинни, которая в своем сверкающем драгоценностями наряде была похожа на богиню огня.
В этом саду Монтэгю охотно бы провел весь вечер; здесь было изобилие самых необычайных видов растений.
— Они собраны со всего мира,— сказала хозяйка, заметив, с каким интересом он их разглядывает,— муж нанял специалиста, который исколесил в их поисках весь свет. Желая меня порадовать, он подготовил все это еще до нашей свадьбы.
В центре сада бил фонтан вышиною в двенадцать— четырнадцать футов, окруженный бассейном из каррарского мрамора. Достаточно было нажать кнопку, и бассейн заполнялся потоками скрытого света и из глубины выплывали причудливые рыбы изумительной красоты.
— Как это прекрасно! — сказала миссис Уинни и с оживлением добавила:—Знаете, иногда ночью, когда мне не спится, я прихожу сюда и просиживаю здесь часами, наблюдая за рыбками; какие это удивительные существа, у некоторых прямо человеческие лица, и даже взгляд человеческий. Хотела бы я знать, о чем они думают и не кажется ли им, как и мне, что жизнь—странная штука.
Она присела на край бассейна и наклонилась, вглядываясь в воду.
— Видите этих рыб? Их подарил мне двоюродный брат, Нэд Картер. Его прозвали «Бэззи». Вы еще не встречались с ним? Ну конечно, нет. Он брат Чарли и занимается коллекционированием редкостей — самых невероятных. Одно время, уже давно, он безумно увлекался золотыми рыбками; ведь, знаете, есть очень редкие и необычайно красивые породы этих рыбок,— приходится платить по двадцать пять, а то и пятьдесят долларов за каждую такую рыбку. Он приобрел все, что мог найти у торговцев, а когда обнаружилось, что некоторых пород ни у кого из них нет, отправился за ними сам в Японию и в Китай. Видите ли, там их разводят, а некоторые породы считаются священными: их не дозволено ни продавать, ни вывозить из страны. Он обзавелся разными сосудами из резной слоновой кости специально для рыб и привез их сюда, у него был также великолепный мраморный бассейн длиною около десяти футов, похищенный у самого императора.
В том месте, где они сидели, прямо над плечом Монтэгю свешивалась орхидея, изумительный цветок, похожий (на вспышку ярко-красного пламени.
— Это odonto glossum,— сказала миссис Уинни.— Вы о нем слыхали?
— Никогда,—признался он.
— Ах, вот она судьба славы! — промолвила молодая женщина.
— А что, этот цветок чем-то прославился? — поинтересовался Монтэгю.
— И даже очень,— ответила она.— Об этом столько писалось в газетах. Видите ли, Уинтон — так зовут моего мужа — заплатил человеку, который вывел этот цветок, двадцать пять тысяч долларов; и это стало предметом всяких глупых толков,— к нам отовсюду приезжают люди, чтобы только посмотреть на него. Мне хотелось иметь этот цветок, потому что у него такая же форма, как у короны на моем гербе. Вы заметили?
— Да,— сказал Монтэгю,— это любопытно.
— Я очень горжусь своим гербом,— продолжала миссис Уинни.— Конечно, случается и так, что какие-то выскочки-богачи делают их на заказ, но это же нелепо! Наш герб — настоящий. Он идет по моей линии, а не по линии мужа. Дювали, правда, старинная французская фамилия, но только они не принадлежали к титулованной знати. Я урожденная Моррис, и наш род ведет начало от старинного герцогского рода Монморанси. А прошлым летом во время автомобильного путешествия я отыскала в одном из замков Монморанси и привезла сюда вот это. Посмотрите!
Миссис Уинни указала на рыцарские доспехи, которые стояли в коридоре, ведущем в бильярдную.—Я провела сюда специальное освещение,— добавила она и нажала кнопку: весь сад погрузился в темноту, и только рыцарь в доспехах озарился неярким красноватым светом.
— Совсем как живой, правда?—сказала она (забрало у рыцаря было спущено, а алебарду он держал в руке, покрытой стальною броней).— Мне нравится воображать, будто это один из моих далеких предков; я иногда прихожу, усаживаюсь здесь, смотрю на него, и невольно меня пробирает дрожь. Подумать только — какое было страшное время, когда человеку приходилось надевать на себя такие штуки. Прямо в краба превращаешься.
