Он на мгновение замолк, оставаясь погруженным в глубокие раздумья, потом продолжил:
— Со времен моей юности меня считали ясновидцем. Я и был им с моими чистыми глазами. Разве я не смог, первый и единственный, разгадать загадку Сфинкс? Но с тех пор, как мои плоские глаза моей собственной рукой лишились зрения, я начал, кажется мне, видеть по-настоящему. Да, в то время, как внешний мир навсегда закрылся перед телесными глазами, какой-то новый взгляд открылся передо мной через бесконечные дали внутреннего мира. Видимый мир, единственный существовавший для меня до тех пор, я презрел. И этот нечувствительный мир (я хотел сказать: неухватываемый нашими чувствами), является, я могу теперь сказать, единственным истинным. Все остальное — лишь иллюзия, которая нас обманывает и мешает нам созерцать божественное. "Надо перестать видеть мир, чтобы увидеть Бога", — говорил мне мудрый слепой Тиресий. И тогда я не понял его, как сейчас ты сам, о Тезей, я чувствую, что ты меня не понимаешь."
— Не стану оспаривать, — сказал я ему, — важность этого вечного мира, который ты открыл благодаря своей слепоте, но, что я не могу постигнуть, это почему ты восстаешь против внешнего мира, в котором мы живем и действуем.
— Это так, — отвечал мне он, — в первый раз, когда я увидел своим внутренним оком то, что прежде не было мне доступно, я внезапно осознал, что моя человеческая власть основывалась на преступлении, так что все, что от нее зависело, тоже было осквернено: не только все мои собственные действия, но и действия моих сыновей, которым я оставил корону, ибо я отстранился от сомнительной царственности, подаренной мне моим преступлением. И ты уже мог узнать, в какие новые преступления это втянуло моих сыновей, и мои несчастные дети — не более, чем яркий пример того, что может произвести греховный род людской. Ибо, как плоды кровосмесительства, мои дети, несомненно, особенно отмечены. Но я думаю, что несколько первородных изъянов поражают все человечество, так что даже лучшие поражены, обречены на зло, на погибель, и что человек не может выбраться из этого без божественной помощи, которая отмывает его от первичной скверны и прощает.
Он замолк еще на несколько мгновений, как будто желая нырнуть поглубже, потом продолжил:
— Ты удивляешься, что я ослепил себя, я и сам удивляюсь. Но в этом поступке, необдуманном, жестоком, может быть, есть еще что-то: я не знаю, какая тайная нужда подвела к концу мою удачу, переполнила мои страдания и завершила героическую судьбу. Возможно, я смутно предчувствовал, каким высоким и искупительным будет страдание, к тому же, противоестественно отказывать себе в праве быть героем. Я думаю, что герой никогда не бывает более величественным, чем в момент гибели, когда он заставляет небеса признать его и обезоруживает мстительность богов. Как бы то ни было, и как бы ни были плачевны мои ошибки, состояние сверхчувственного блаженства, которого я смог достичь, полностью оправдало сегодня все страдания, которые я должен был перенести, и без которых я не смог бы достичь этого блаженства.
— Дорогой Эдип, — сказал я ему, когда понял, что он закончил речь, — я могу лишь восторгаться той сверхчеловеческой мудростью, коей ты обладаешь, но мой разум не способен следовать за твоим. Я остаюсь отпрыском этой земли, и верю, что человек, как бы он ни был порочен, должен играть свою игру. Вне сомнений, ты сумел обратить во благо даже свое несчастье и, в частности, тебе удалось достичь более тесной связи с тем, что ты называешь божественным. К тому же, я легко могу вообразить, что некое благословение ниспослано тебе, и что оно проявит себя, в соответствии с предсказанием оракула, на земле, в которой ты будешь погребен.
Я умолчал о том, что для меня важно, чтобы этой землей оказалась Аттика, и поздравлял себя с тем, что богам удалось привести ко мне Фивы. Сравнивая судьбу Эдипа со своей собственной, я доволен: я состоялся. За собой я оставляю город Афины. Я ценю его больше, чем свою жену и своего сына. Я сотворил свой город. Моя мысль будет бессмертна после меня. Верно, я приближаюсь к смерти одиноким. Но я испробовал лучшее на земле. Мне приятно думать, что после меня, благодаря мне, люди почувствовали себя счастливее, лучше и свободнее. Для блага будущего человечества я завершил свой труд. Я жил.
Марк Анри Ноэль Аллегре (Marc Henri Noël Allégret, 22.12.1900-3.11.1973) - французский режиссер, сценарист; известен, как автор фильмов "Жюльетта", "Артистический вход", "Будь красивой и молчи" и др. Племянник Андре Жида. Он сопровождал Жида в Африку, записывая на пленку то, что стало документальной короткометражкой "Путешествие в Конго" (1927). В 1952 году снял фильм "С Андре Жидом"
В доме Анн и Жака Эргонов, в Алжире, Жид провел два года, с мая 1943 по май 1945 года. Именно тогда он приступил к написанию давно задуманного "Тезея". Отцом Анн Эргон был Жан Дежарден, основатель "Декад Понтиньи" (1910–1939), ежегодных встреч европейской интеллектуальной элиты, в которых Жид принимал деятельное участие.
Французский писатель и журналист. В 1944 г. издавал в Алжире литературный альманах, в котором участвовал Жид. В 1949 г. записал цикл радиобесед с Жидом.
Вопреки установившейся в русском языке традиции, Сфинкс, как известно, принадлежала к женскому полу.
Следуя классической традиции, необходимо заменить здесь Беллерофонта Персеем или Горгону — Химерой. Впрочем, мифология не чужда модернизму.
Дочь Синиса.
Описания критских нарядов, украшений и обычаев вполне согласуются с археологическими данными. См. иллюстрации к статье "Царская свобода и царская несвобода. Андре Жид и его "Тезей".
Лабрис, критский двойной топор.
Критские "торрерос" были безоружны, поскольку быки почитались на Крите как священные животные. "Коррида" состояла в том, чтобы ускользать от разъяренного быка, не раня его.
"На Крите юношам вменяется в похвалу иметь как можно больше поклонников." Корнелий Непот, "О знаменитых иноземных полководцах" (пер. Н. Н. Трухиной), Изд. МГУ, 1992, стр. 10.