— Ваня, давай цепь! — крикнул Ладильщиков.
Ваня подбежал с цепью в руках и пристегнул ее к ошейнику.
— Крути к дереву! — крикнул Ладильщиков.
Ваня быстро замотал цепь вокруг березы и щелкнул карабинчиком. Ладильщиков встал. На плече просочилась кровь. У Вани дрожали руки.
— Давайте, дядя Коля, я перевяжу. Здорово он вас помял?
— Чувствительно.
Из кустов показались кинорежиссёр со всклокоченной копной волос, бледнолицый оператор и актёр с ружьём, игравший роль охотника. Приклеенная борода у него наполовину оторвалась и висела клочками.
Режиссер закричал на актера:
— Какой чёрт вас угораздил стрелять? Кто вам позволил?!
— Я хотел, чтобы эта сцена была правдивее, жизненнее, — растерянно оправдывался актер.
— Умник! Ваша глупая выходка чуть не стоила человеку жизни! А вы — «жизненнее»!..
Кинооператор с перепугу не мог говорить. Белое лицо его покрылось розовыми пятнами, а черные усики подергивались. Он молча собирал с земли части своего киноаппарата, разбившегося при падении.
Ладильщикова отправили в больницу.
После того как Николай Павлович поправился, сцену в лесу все-таки засняли.
— Маша, принимай подарок! — крикнул Николай Павлович, входя в дом. В руках у него была корзинка, покрытая мешком.
Николай Павлович приоткрыл мешковину, и Мария Петровна увидела на дне корзинки рыжевато-серого щенка. Уши у него были приподняты, а косо поставленные глаза диковато посверкивали.
Мария Петровна, довольная, улыбнулась.
— О, какой хороший!
Она хотела взять его на руки, но щенок испуганно прижался к корзине и щелкнул острыми зубками,
— У, злючка! А ну, вытряхни его.
Николай Павлович опрокинул корзинку. Щенок вывалился, прижался к стене и, дико озираясь, защелкал зубами.
— Какой худой! Где ты такого дикаря достал?
— У одного охотника.
— Какой-то странный щенок. И уши у него торчат не как у овчарки. Наверное, метис.
— Ничего, вырастет, хороший будет, — с улыбкой сказал Николай Павлович. — Приручим его, обучим, и он будет работать.
Мария Петровна любовно ухаживала за щенком, и ой у нее ел все: и молоко, и мясо, и картошку, и хлеб, и даже яблоки. Но сколько ни ел, по-прежнему был сухопарый, с втянутым животом.
— Коля, что же Абрек не поправляется? Больной он, что ли? — спросила Клавдия Никандровна.
— Нет, это у него такой экстерьер [5].
— А почему он не лает и хвост несет по полу, как волчонок?
— Не знаю.
Щенок был лобастый, морда втянуто-заостренная, а передние ноги как-то неестественно сближены.
— Чудной какой-то щенок… — сказал Ваня, — на волчонка смахивает.
Абрек так привязался к Марии Петровне, что не подпускал к ней других животных и даже людей.
Как-то Николай Павлович в шутку хлопнул жену по плечу. Абрек кинулся на него и порвал ему пальто.
— И злюка, как волк, — сказала Клавдия Никандровна.
Однажды Николай Павлович, Мария Петровна и Ваня ушли в цирк.
На город надвигалась огромная темно-синяя туча, и глухо рокотал гром. В комнате потемнело. Предвестник грозы — вихревой ветер — налетел вдруг и высоко поднял тучи серой пыли, закружил мусор. Торопливо закрывая окна, Клавдия Никандровна крестилась и приговаривала испуганно: «Ох, господи, сила небесная…» Засвистело, завыло в трубе и в окнах так, словно на дворе была снежная вьюга. Щенок поднял нос кверху и завыл протяжно, тоскливо: у-у-у-у…
— Поди прочь, паршивец! — крикнула Клавдия Никандровна, замахнувшись на него веником. — Беду накликаешь…
Клавдия Никандровна думала, что если собака воет, то быть в доме беде.
Когда же из цирка пришел Николай Павлович, Клавдия Никандровна сказала:
— Коля, а ведь ты нас обманул.
— Как?
— Да ты не щенка, а волчонка принес.
— Ну, если вам не нравится, отдадим его в зоопарк.
— Что ты, Коля, — возразила Маша, — Он уже прижился у нас. И я к нему привыкла. А почему ты мне сразу не сказал, что это волчонок?
— Боялся, что ты не примешь. Я и сам-то не особенно верю, что из него толк будет.
— Чудак ты, Коля! Я ведь сразу узнала звереныша.
Начали понемногу дрессировать волчонка. К тумбе, будущему исходному месту своей работы, волк привык довольно быстро, так как лишь на тумбе стали его кормить. Как только приходило время кормежки, Мария Петровна подавала команду:
— Абрек, на место!
Волк вспрыгивал на тумбу и глотал слюну, ожидая пищи. Но ничего другого он не хотел выполнять. По кругу он кое-как научился бегать, а прыгать через барьер и в обруч не хотел, и никакая приманка не соблазняла его.
Прошло полгода, наступила осень, и прежнего захудалого волчонка нельзя было узнать: ростом он стал с собаку овчарку.
Николай Павлович и Ваня с Мишуком были на гастролях. Дома хозяйничали Мария Петровна и Клавдия Никандровна.
Как-то вечером Мария Петровна возилась на огороде, выкапывая свеклу, а Клавдия Никандровна вывела Абрека на поводке погулять.
— Пусти его, мама, пусть побегает по двору, — сказала Мария Петровна.
— Как бы, Маша, не убежал.
— Куда он убежит, когда двор закрыт. Пусти. Спущенный с поводка волк побежал вдоль забора, посматривая на ходу в щели.
— Маша, как бы не махнул, — опасливо проговорила Клавдия Никандровна.
— Что ты, мама, такой заборище!
— Чего же он бегает около забора?
— Мы учим же его бегать по кругу. Вот он и привык к этому.
— Ой, Маша, боюсь, что-то у него не то на уме… Волк с разбегу прыгнул на забор. Уцепившись за край передними лапами и, царапая, цепляясь за доски задними лапами, Абрек подтянулся и, махнув хвостом, cиганул через забор.
— Ай, ай, убежит! — закричала Клавдия Никандровна, размахивая руками,
— Абрек! Абрек! Ко мне! — крикнула Мария Петровна, подбегая к забору.
Мария Петровна и Клавдия Никандровна выбежали на улицу.
— Ой, убежал! Убежал! — кричали они.
— Кто убежал? — спросил прохожий старик.
— Волк.
— О-о, как волка ни корми, он все в лес глядит.
До леса было недалеко, километра два, но это небольшое расстояние оказалось для волка трудно проходимым? всё оно было заселено дачниками. Бесконечно шли огороды, сады, палисадники с заборами из досок, кольев и колючей проволоки. Почти у каждого дачника была караульная собака.
С разных сторон бежали ребятишки, вооруженные палками, и кричали во весь голос:
— Волк! Волк!
Собаки залаяли и побежали впереди ребятишек. Кто-то пальнул из ружья, и Мария Петровна испуганно вскрикнула:
— Ой, как бы не убили Абрека!
Откуда-то, как из-под земли, появился милиционер с сумкой на боку.
— Кто стрелял?! Почему стрелял?! — строго спрашивал он всех, кого ни встречал, но ему в ответ кричали;
— Волк! Волк!..
Видя, что люди бегут к лесу, милиционер выхватил из кобуры наган и тоже побежал по тому же направлению.
Даже восьмилетний Леня Левкович выпустил из комнаты своего кучерявого пуделя Ральфа, остриженного под льва, с гривой и кисточкой на кончике хвоста. Науськивая его свистом и не обращая внимания на возгласы матери: «Леня, куда ты! Не бегай!», — Леня, вооруженный деревянным мечом, во весь дух помчался вместе с Ральфом к лесу.
Уже темнело, а волк как в воду канул. На улицах и в домах засветились электрические лампочки, Серафима Григорьевна забеспокоилась:
— Что-то долго нет Лени. И Ральфа увел с собой. Нарвется на бешеную собаку или чуму подхватит…
— Ничего с ним не случится, — успокаивал ее муж, — побегают и придут домой.
Леня возвращался с погони за волком усталый и разочарованный: не нашли. Вслед за ним плелся, высунув язык, Ральф.
Вошли во двор. Проходя мимо малинника, пёс вдруг остановился, понюхал кусты, заскулил и, поджав хвост, побежал к крыльцу дома.
Василий Александрович сидел в своей комнате-кабинете и читал книгу.
Леня слегка приоткрыл дверь кабинета и тихо спросил:
— Папочка, можно?
— Ну-ну, — не отрываясь от книги, проговорил отец, — где ты там пропадаешь?..
Василий Александрович не любил, когда ему мешали заниматься, но младшему сыну он все прощал: Леня был его любимцем. Старший, Володя, уже кончает Академию и от родительского сердца отходит.
— Папа, у нас в малиннике кто-то есть, — таинственно сообщил Леня, входя в комнату отца.
— Кто там может быть?
— Не знаю, папочка. Только даже Ральф испугался. Там что-то светится…
— Уж не мальчишки ли окурок бросили?
Василий Александрович встал с кресла и положил книгу на стол.
— Ну, пойдем, покажи, что там такое.
Подошли к кустам малинника, присели и присмотрелись. Да, действительно, сверкают два огонька. Василий Александрович шагнул к кустам, а оттуда вдруг высунулась волчья морда и клацнула зубами. Василий Александрович испуганно отпрянул.
