дома сеу Лусиндо он встретил Салвадора, бишейро [16] из Сан-Мигела.
— Добрый вечер, мастер Зе, я тут выдал выигрыш на «змею». Старая Адриана, жена Виторино, заработала сорок милрейсов. Сегодня для меня плохой день.
Жозе Амаро хотел было пройти мимо, но тот его задержал.
— Мастер Зе, дело с выборами начинает разгораться. Я слышал, что сюда прибывает полковник Рего Баррос, чтобы засадить в тюрьму всех богачей. Думаю, нелегко ему будет. Хотя сеу Виторино только и твердит об этом. У него плохое настроение. Дона Адриана сказала мне, что он успокоится, когда его хорошенько изобьют.
— Ничего не знаю, Салвадор, я иду из Санта-Фе.
— Работаете там, мастер Зе?
— Да, чепуховая работенка: ремонт коляски.
— Работенка? Да ведь коляска насквозь прогнила. Вот доктор Жука, сын полковника из Санта-Розы, говорят, купил в Ресифе первоклассную коляску.
— Ну, я пошел, Салвадор.
— Мастер Зе, завтра я к вам зайду насчет небольшой ставки в «жого до бишо».
Ни выборы, ни приезд полковника Рего Барроса не волновали мастера Амаро так, как новая красивая коляска у полковника из Санта-Розы. Хотя, может быть, это выдумка Салвадора. Стало совсем темно. 1852 год! Тогда он был еще мальчишкой и был жив отец. Разве мог он предположить, что станет вот таким? Он знал, что Синья вышла за него замуж только потому, что не нашла другого. Засиделась в девках, а тут подвернулся он и сделал предложение. Она притворилась, что он ей нравится, — боялась остаться старой девой, как их дочь. Старая дева! Скоро, во время великого поста, шутники распилят ночью у его двери гроб, как они это сделали у дома сеу Лусиндо. Распилят гроб у порога старой девы и будут потешаться над чужим горем. Но он этого не допустит. Этому не бывать — он поступит так же, как капитан Жила из Итамбэ, он выстрелит в парней из карабина, заряженного солью. Отец старой девы! А вот и его дом. Там жена и дочь, горе его жизни. Он должен быть стоек, чтобы вынести все это и не сотворить ничего дурного.
— Кума Адриана, люди много судачат о мастере.
— О чем же?
— Говорят, что он оборотень.
— Пустое! Выдумки! Мой кум Жозе Амаро — человек работящий, со здравым рассудком.
— Говорят, потому-то он и желтый, что бегает по ночам, как бешеный зверь.
— Вот что, кума: все это болтают те, кому делать нечего.
Так отвечала старая Адриана негритянке, с которой разговаривала на кухне каза-гранде в поместье Санта-Фе. Жена Виторино взялась оскопить петушков у доны Амелии. Только она в этих краях умела это делать по всем правилам. Она ходила из одного энженьо в другое в ожидании новолуния, чтобы успешнее провести операцию. И находилась там с утра, действуя, как опытный хирург, уверенная в своем мастерстве. В ее руках не околевала ни одна птица. У нее был настоящий талант к такого рода делам. На кухню заглянула дона Амелия и сказала, что по окончании работы хотела бы поговорить с Адрианой. Дона Амелия была самой приветливой хозяйкой во всей Рибейре. Никто никогда не слышал от нее грубого слова, она ни с кем не бранилась, как это часто делали хозяйки в других энженьо, которые любили торчать на кухне и слушать болтовню негритянок. Поэтому о ней много судачили, удивляясь ее способности жить молча в своем углу. Кума Адриана помнила ее такой с первого дня их знакомства. Это было в семьдесят седьмом году, когда Адриана взрослой девушкой приехала в Санта-Фе со своими родителями, умиравшими от голода. Дона Амелия уже тогда была замужем и с тех пор ничуть не изменилась, она вспоминалась Андриане в том же самом кабриолете, в котором разъезжает и поныне. Она сидела в нем с таким царственным видом и была так красива и величественна, что народ стал относиться к ней с недоверием. Здешние люди привыкли к тому, что хозяйки энженьо кричат и бранятся, как дона Жанока из Санта-Розы. Дона Амелия не была похожа на других. Она любила играть на рояле. Старая Адриана хорошо помнила, как в первые дни после их приезда сюда ее мучили воспоминания о страшной засухе в сертане. Их семья поселилась в лачуге при сахароварне, и вот тогда-то она впервые услышала, как дона Амелия играет на рояле. В те времена все выглядело здесь совсем иначе, во всем ощущалась радость жизни. Полковник Лула был красивым молодым человеком, он носил черную бородку и всегда хорошо одевался. Казалось, у нее еще и сейчас стоят в ушах звуки рояля. Они приехали из сертана совсем отощавшими. Мяса, которое раздавалось народу по распоряжению императора, хватало только на то, чтобы не умереть с голода. Вид у беженцев был жалкий, как у скотины, которую перегоняют во время засухи. В те дни дона Амелия была для них ангелом-хранителем. Она входила к ним в лачугу, как само провидение, как божья благодать. Теперь дона Амелия была пожилой женщиной, выглядевшей гораздо старше своих лет. Полковника никто не понимал, он сидел запершись в своем доме, весь надувшись от чванства. Дочь их обучалась у монахинь в Ресифе. Ей уже перевалило за тридцать; капризная и своенравная, она проводила дни в своей комнате за чтением книг, чураясь людей. Она напоминала сестру доны Амелии — дону Оливию, старуху с белой как лунь головой, сновавшую целыми днями из гостиной на кухню и обратно.
Старая Адриана зашивала раны оскопленным петушкам, которые вырывались у нее из рук. Проводила лимоном по надрезу и сажала в углу со связанными лапками, чтобы они не разорвали себе швы. Негритянка Мариана снова заговорила:
— Знаете, кума, мастер Жозе Амаро несколько дней чинил здесь коляску хозяина, так я даже боялась подойти к нему. Мальчишка, носивший ему поднос с едой, рассказывал, что старик бог знает что молол о полковнике и его семье.
— Вы преувеличиваете, кума. Он о всех так говорит. Просто любит поболтать. Хотела бы я, чтобы мой муж Виторино был на него похож. Не подумайте, что я жалуюсь на мужа. У Виторино добрая душа, но он все время доставляет мне неприятности. Что с ним поделать! Он всегда такой — и зимой и летом.
— Да, кума Адриана, сеу Виторино не переделаешь. Но у него золотое сердце.
Из дома послышался крик:
— Флорипес!
— Это хозяин зовет Флорипеса. Он души в нем не чает. Чертов негр доволен своей жизнью. Как только пробьет час «Аве Мария», они принимаются за молитвы. Здесь все молятся. Кроме меня. Нет,
