У Конрада совсем подвело живот. На углу торгового центра он увидел закусочную с вывеской по-английски: «Мистер Сайгон. Лапшичная», ниже было написано по-вьетнамски. Конрад сел за столик у окна. Окинул взглядом посетителей — все черноволосые и узкоглазые. Меню было вьетнамское, но справа мелким шрифтом давался перевод на английский. Конрад заказал «суп Чань Ван с морепродуктами — пять разных вкусов», хоть он и стоил почти шесть долларов — сумма немалая для беглеца с семью сотнями в кармане, на которые еще бог знает сколько времени предстоит жить. Конрад не удержался. Должен же человек есть. Ожидая заказ, он рассматривал Бьюфорд-Хайвей. Если бы не вывески с иероглифами, не указатели на металлических шестах, это место мало чем отличалось бы от обычного дешевого торгового центра, какие встречаются на окраинах любого американского города… шесть рядов низеньких бетонных павильончиков с потрескавшимися бетонными дорожками, над ними яркая реклама на растяжках, щитах и прочих приспособлениях, которые должны были привлечь взгляд едущих по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час под палящим солнцем Джорджии. Через дорогу — китайский ресторан «Пун Ми», «Авторемонтный двор» и целый строй ломбардов: автомобильный, ювелирный, снова автомобильный… Павильон «Проверка выхлопной системы» — можно проверить выхлопы своего автомобиля на соответствие нормам штата Джорджия…
В ушах у Конрада прозвучали слова Лум Лока: «Тый ищи работу. У Лум Лока правило». На тротуаре рядом с лапшичной стоял желтый металлический ящик примерно по пояс высотой — автомат для продажи газеты «Атланта джорнэл конститьюшн». А в ней — объявления… Конрад хотел выйти, купить газету и просмотреть колонку «Требуются». Нет, лучше сначала заплатить, а то официант подумает, что он хочет надуть их. Конрад заплатил по счету, потом купил газету за шестьдесят центов, вернулся, заказал зеленый чай… еще семьдесят пять центов… и принялся искать колонку «Требуются». Только развернул газету, как его накрыла волна страха: землетрясение! Санта-Рита! Побег заключенных! Может быть, даже его фотография! Конрад лихорадочно просматривал первую страницу. Вот! Страница одиннадцать! Небольшая статья под заголовком «Сильнейшее землетрясение за последние двадцать лет». Он жадно принялся читать. «Много лет дремавший Хейвардский разлом… Губернатор обратился к президенту с просьбой объявить округи Аламида и Ливермор зоной бедствия…» Санта-Рита! — вот она! — «Пострадали три квартала в центре Плезантона, полевой лагерь армейского резерва, а Санта-Рита, окружная тюрьма Аламиды, разрушена… восемь человек погибло, двадцать заключенных пропали без вести…» И тем не менее, имена не указывались, общий розыск не объявлялся… но кто знает? Это же только атлантская газета… Если бы он мог кому-нибудь позвонить! Джил… опасно… А может, Кенни? Или Мэй? Конрад был подавлен. Как вообще ловят беглых заключенных? В наш век компьютеров и Интернета… Сидя за столиком лапшичной мистера Сайгона в джорджийском городке Шамбли (или Шамбоджа), молодой беглец ощущал внутри такую холодную пустоту, которую не мог заполнить никакой «суп Чань Ван». Конрад поднял руки к небу и попросил Зевса коснуться его, войти в солнечное сплетение.
Даже в Санта-Рите не было такого одиночества. В Санта-Рите, по крайней мере, кто-то жил рядом с ним, пусть и не по своей воле… Пять-Ноль… Шибздик… те, кого он видел каждый день, с кем общался каждый день, хорошо ли, плохо ли… А теперь кто рядом? Только Лум Лок, который наверняка и думать о нем забыл, занятый очередной партией нелегальных мигрантов по семьсот пятьдесят долларов за голову… Почему так сильна тяга к человеческому обществу, пусть даже, за неимением лучшего, к обществу самого низкого пошиба?
Как только Пипкас вошел в кабинет, Юджин Ричман поднялся ему навстречу из-за огромного трапециевидного стола. Сияя широкой улыбкой, он подошел к Пипкасу по ковру с оранжево-голубыми трапециями и воскликнул, протягивая руку:
— Рэй! Рад вас видеть!
Рэй! Что за громадное облегчение испытал Рэймонд Пипкас от этого обычного приветствия! О, оно многого стоило! Это «Рэй» означало, что в глазах Ричмана он остался серьезным авторитетом из «ГранПланнерсБанка» — и равным по социальному статусу — как и в музее Хай, под шум дорогущего и престижнейшего мероприятия — открытия выставки Лапета. Слава богу! Часы пробили полночь, но Пипкас не превратился обратно в банковского служащего среднего звена!
Ричман показал ему на легкий стул с трапециевидной спинкой, сам тоже сел на стул напротив, спиной к оранжевым закатным лучам. Пипкас обратил внимание на стены — две из них шли неровными волнами. И не просто сверху вниз, а наклоняясь к центру, словно вот-вот рухнут. Внизу, в нескольких дюймах от пола, они выравнивались. Как достигается такой эффект, Пипкас, конечно, не знал. Но о стиле слышал. Называется деконструктивизм. Даже одежда Ричмана не соответствовала стандартному гардеробу управленцев высшего звена. На нем были бирюзовая рубашка, белый кашемировый свитер с удлиненными рукавами и белые фланелевые брюки.
— Ну, Джин, как поживает Марша? — Пипкас откинулся на экстравагантном стуле.
— О, великолепно! Кстати, нас очень позабавило ваше письмо, особенно пассажи о бакхедских вдовушках в совете Хай и о том, что такое Уилсон Лапет.
— А-аа! — Пипкас довольно улыбнулся. — Честное слово, я много бы дал, чтобы услышать, как они там обсуждали, проводить «эту ужасную выставку» или нет!
— Да, — сказал Ричман. — Старушка Атланта начала понемногу раскачиваться, но она делает робкие шаги по terra incognita[34] мировой культуры только от страха, что в Нью-Йорке ее сочтут провинциалкой. Не дай бог кто-то там назовет наш бомонд южной деревенщиной — при одной этой мысли все падают в обморок.
Какое-то время разговор продолжался в том же духе — Джин и Рэй рассуждали на тему «Как здесь, в провинции, все провинциально».
Пипкас вдруг заметил за трапециевидным столом Ричмана огромный квадрат толстого пластика в ореховой раме — рельефная карта Соединенных Штатов с оранжево-голубыми колышками, обозначающими фитнес-центры «Формулы Америки» по всей стране…
— Только что заметил, — кивнул Пипкас в сторону карты. — Должно быть, их сотни!
— Тысяча сто двенадцать, — сказал Ричман. — Каждый год открываем по сто двадцать пять новых.
— Поразительно, — покачал головой гость. — Кажется, такой бизнес может развиваться безгранично!
— Хотелось бы. Однако всегда существует угроза изменения вкусов.
— Изменения вкусов?
Несколько минут Пипкас слушал, как Ричман с тонким цинизмом прохаживается насчет нынешнего всеобщего помешательства на физических упражнениях — видимо, самого главы «Формулы Америки» и его управленцев оно не коснулось.
— Слава богу, сейчас около двадцати процентов взрослых американцев регулярно занимаются спортом — или, по крайней мере, делают вид, что занимаются.
Пипкас счел это подходящим предлогом.
— А вот у нашего друга Чарли Крокера имеется свой самобытный взгляд на физические упражнения, — заметил он.
— Вот как?
— Да-да, — кивнул Пипкас. — Недавно журнал «Атланта» делал репортаж о Крокере, и журналист поинтересовался режимом его тренировок. А он ответил, — Пипкас решил снова сымитировать речь Крокера, поскольку в «ГранПланнерсБанке» это прошло на ура, — он ответил: «Да у кого щас есть время для трениро-овок? А вообще-то, когда надо нарубить щепы для растопки камина, я принимаюсь за дерево».
— Да, похоже на него, — рассмеялся Ричман. — Крокер не сомневается — уж он-то живет естественной жизнью, в гармонии с природой!
— Я слышал, вы говорили Джулиусу — (нашему общему приятелю Джулиусу!), — что провели выходные на плантации Крокера. Как вы умудрились туда попасть?
— Э-э-э… Я едва знал хозяина, и тем не менее он меня пригласил. Догадываюсь, почему. Скорее всего, Крокер прослышал, что мы расширяемся. А у него трудности с поиском арендаторов для «Крокер Групп».
— Да уж, скажу я вам, трудностей у него предостаточно. — Пипкас всезнающе ухмыльнулся.
— Во всяком случае, я не жалею, что поехал, — продолжал Ричман. — Есть определенный тип южан… об этом много говорят, но о людях нельзя судить объективно, если не видел их вблизи, так сказать, в естественной среде обитания. Крокер — классический образчик южного менталитета. Он даже не догадывается, что на дворе новый век. Считает себя милостивым покровителем афроамериканцев, которые работают у него на плантации. Представляете, вызвал своего дворецкого и заставил беднягу расписывать перед всем обеденным столом, как старый масса облагодетельствовал его и его детей. Крокер даже… — Ричман тряхнул головой. — Нет, это надо было видеть! Такая трогательная забота! А что он выдавал о правах секс-меньшинств! «Сеек-смешинств», как он это произносит. И его приятель не отстает, некий Басе.
