Впервые — ОЗ, 1874, № 9 (вып. в свет 29 сент.), стр. 233–264, под заглавием «Благонамеренные речи. X».
Рукописи и корректуры не сохранились.
Предыдущий очерк — в отдельном издании названный «В дружеском кругу» — появился в № 3 «Отеч. записок» за 1874 год под номером VIII. Обозначение «Охранителей» номером X давало читателям понять, что до них не дошел девятый очерк «Благонамеренных речей» — им был
«Тяжелый год», уничтоженный цензурой в составе сожженного пятого номера журнала за 1874 год.
В изд. 1876 очерку было дано заглавие «Охранители» и зашифровка названия села буквой Л. заменена буквой Л. (стр. 42–43 наст. тома).
Остальные разночтения во всех трех отдельных прижизненных изданиях носят характер незначительной стилистической правки.
Перенесение очерка в отдельном издании на третье место по сравнению с фактическим девятым местом в журнальной публикации породило некоторые текстовые и сюжетные неувязки. В частности, критика исправником Колотовым позиции «рассказчика» (стр. 43 наст. тома) была более понятна и уместна, когда очерк следовал за рядом других — «По части женского вопроса», «Столп», «В дружеском кругу», — достаточно выяснивших отношение автора к семье, собственности и государству. История «неблагонадежного» помещика Анпетова также была предварительно подробно изложена в рассказе «Отец и сын».
Весна и лето 1874 года были вершиной и одновременно началом упадка «хождения в народ» — движения разночинной интеллигенции, преимущественно молодежи, в деревню с целью просвещения и революционной пропаганды среди народа. Это широкое движение, которое, главным образом, и знаменовало наступление в России второго демократического подъема — начала 70-х годов, — вызвало со стороны правительства и консервативных кругов общества усиление охранительных настроений и расширение репрессий. Летом 1874 года начались массовые аресты пропагандистов. К концу года было арестовано и привлечено к дознанию более тысячи человек, многие из них по доносам добровольных сельских «соглядатаев».
Очерк «Охранители» писался в конце лета 1874 года. Люди и силы, охраняющие на местах, в деревне, существующий «порядок вещей» от натиска наступившего «смутного времени», представлены Салтыковым в реалистических, почти лишенных карикатурно-сатирического заострения, образах. Это воплощающий полицейскую власть исправник Колотов (хотя и бюрократ «самого новейшего закала», но по сути все тот же дореформенный Держиморда), и неофициальные помощники — доброхоты этой власти, опора реакции и контрреволюции в деревне: прогоревший помещик Терпибедов, трактирщик-кабатчик с уголовным прошлым Пантелей Егоров и «запрещенный поп», кляузник и ябедник отец Арсений. Этим образам, олицетворяющим «силы порядка» и «благонамеренность», противостоят «неблагонамеренные» фигуры помещика Анпетова, занявшегося не свойственным дворянскому званию делом личного физического участия в обработке земли, земского деятеля Парначева, проводника артельного труда, в частности сыроварения. Все это были характерные явления и фигуры в жизни русской деревни 70-х годов. Салтыкову они были известны и по личным наблюдениям (поездки в Тверскую и Ярославскую губернии, летняя жизнь в подмосковном Витеневе), и по литературным источникам (в частности, печатавшимся в «Отеч. записках» «письмам» А. Н. Энгельгардта «Из деревни», его статьям об артельных сыроварнях и др.).
В сем омуте, где с вами я… — Из «Евгения Онегина» (гл. VI, строфа XLVI) Пушкина.
Торговое село Л. — Судя по следующему дальше указанию, что от «села Л.» до имения автора «Благонамеренных речей» (речь идет о Заозерье) «верст двадцать», Салтыков вспомнил тут о селе и пристани Колотово, от названия которого он произвел фамилию своего исправника.
…вы на все эти «признаки времени» не шутя прогневаны. — Исправник дает понять, что знаком также с книгой Салтыкова «Признаки времени» (т. 7 наст. изд.).
…сказывал <…> консервативные сказки <…> мечтал об английских лордах и правящих сословиях… — Речь идет о сторонниках английской политической системы среди публицистов дворянского лагеря в России 60-х годов, в частности о Каткове (см. по указателю имен в тт. 3, 4, 6 и 8 наст. изд.). Далее Салтыков использует в пародийном плане терминологию и стиль официальных правительственных документов. Например, в «Высочайшем рескрипте, данном на имя председателя Комитета министров кн. Гагарина» от 13 мая 1866 года, указывалось на существование «превратных <…> суждений о действиях или намерениях правительства» («Сев. почта», 1866, № 102, 14 мая); «превратное толкование газетных известий» вменялось в вину «Отеч. запискам» в объявленном им предостережении (ОЗ, 1872, № 8); о «неспокойствии умов» тревожился митрополит Филарет (см. прим. к стр. 83); doctrines les plus détestables — пародийный перевод термина «вредные лжеучения», который был введен в обиход царским рескриптом от 13 мая 1866 года («Сев. почта», 1866, № 102, 14 мая), в 1871 году фигурировал в речи прокурора на «нечаевском процессе» (ПВ, 1871, № 163, 10 июля).
…Держиморда, с которым я когда-то был так приятельски знаком. — Указание на дореформенную службу — ссылку Салтыкова в Вятке. Подробнее см. Макашин, стр. 299–483.
Я всегда чувствовал слабость к русской бюрократии, и именно за то, что она всегда представляла собой, в моих глазах, какую-то неразрешимую психологическую загадку. — Эти и следующие за ними иронические слова выражают одно из самых серьезных и глубоких наблюдений Салтыкова над миром российского чиновничества, в котором он провел почти четверть века и который знал так глубоко. Салтыков был убежден в неверности, зыбкости, «призрачности» государственного аппарата самодержавной власти, несмотря на все «физическое» (политическое) могущество этой власти. У «слуг царя и отечества», рядовых, а зачастую и руководящих, писатель видел служение только собственным интересам и своекорыстию, а не государственным идеалам и принципам.
Сквозник-Дмухановский — городничий из гоголевского «Ревизора», начальник Держиморды.
…это своего рода habeas corpus. — Иронический намек на положение личности в условиях политического бесправия при самодержавии и хищничество его полицейского аппарата. Возникновение термина английского законодательства habeas corpus, обозначающего гарантии личной свободы, исторически связано с парламентским биллем 1679 года, направленным против произвольных арестов и неограниченных сроков заключения противников монархии.
…Верхоянск вольным городом сделать и порто-франко в нех учредить. — Намек на дело о «сибирских сепаратистах» (см. стр. 576 в т. 7 наст. изд.) или на «кружок сибиряков», привлекавшихся по «нечаевскому делу» (см. стр. 782 в т. 10). Порто-франко — портовые города, свободные от таможенного надзора.
Соглядатай-француз <…> не полезет в заговор <…> русский соглядатай <…> сам напишет прокламацию. — Возможно, намек на В. Костомарова, предавшего Михайлова и Чернышевского: он втерся к ним в доверие, показав отпечатанное в тайной домашней типографии свое антиправительственное стихотворение.
…созрели мы или не созрели… — В 1859 году Е. И. Ламанский на одном из диспутов заявил, что для публичного обсуждения общественных вопросов «мы еще не созрели». Эту фразу подхватила демократическая журналистика, высмеивавшая рассуждения консервативной печати о «незрелости» русского общества, неподготовленности к реформам (см., например, РМ, 1872, № 227, 3 сентября).
…Анпетов пригласил нескольких крестьян <…> Это почти что «droit au travail»! — Доходы в артели Анпетова распределяются в соответствии с программой французских социалистов-утопистов по осуществлению «союза труда и капитала», в котором накопления делаются за счет эксплуатации труда капиталом. Салтыков показывает, что устроенная Анпетовым «артель» является капиталистической (см. Р. Левита. Общественно-экономические взгляды Салтыкова-Щедрина, Калуга, 1961, стр. 212–213). «Droit au travail» — пункт «Декларации прав человека и гражданина» Великой французской революции конца XVIII века, внесенный при якобинской диктатуре.
Некако — как-то, как будто (церковнослав.).
