– Все вы боялись? Что это значит, Иоганна?
– Но если госпожа действительно так боятся, то я постелю себе здесь. Возьму соломенную циновку, переверну стул для изголовья и буду спать здесь до утра или пока не вернутся господин.
– Он мне не помешает. Это он мне сам обещал.
– Или присяду на уголок дивана.
– Да, пожалуй, так будет лучше. Впрочем, нет, это не годится. Господин не должен знать, что мне страшно: он этого не любит. Он хочет, чтобы я всегда была храброй и решительной, как он сам. А я не могу. Я всегда была немного впечатлительной. Но, конечно, сознаю, что должна заставить себя, должна подчиниться его воле в этом, как и во всем другом... А потом, у меня есть Ролло. Он ведь лежит у порога.
Иоганна утвердительно кивала головой при каждом слове Эффи, затем зажгла свечу, стоявшую на ночном столике, и взяла лампу.
– Госпожа еще что-нибудь прикажут?
– Нет, Иоганна. Ставни ведь крепко закрыты?
– Только притворены, госпожа. А то больно темно и душно.
– Хорошо, хорошо.
Иоганна удалилась, и Эффи легла в кровать и завернулась в одеяло.
Она не потушила свечу, потому что не собиралась засыпать сразу. Она хотела восстановить в памяти свадебное путешествие, подобно тому как недавно вспоминала канун свадьбы. Но случилось иначе: едва она вновь очутилась в Вероне и разыскала дом Джульетты Капулетти, как веки ее сомкнулись. Огарок свечи в маленьком серебряном подсвечнике понемногу догорал, затем огонек вспыхнул и погас.
Некоторое время Эффи спала очень крепко. Но вдруг вскрикнула и проснулась. Да, она отчетливо слышала свой крик и лай Ролло: гав, гав, – лай отдался в передней глухо и решительно. Ей казалось, что сердце у нее останавливается, и не хватало сил позвать на помощь. В этот момент что-то шмыгнуло мимо, и дверь в вестибюль распахнулась. Но этот наиболее страшный миг принес ей облегчение, вместо чего-то неведомого и ужасного к ней подошел – Ролло, отыскал своей головой руку Эффи и, найдя ее, улегся на коврик, разостланный у кровати. Эффи другой рукой три раза нажала кнопку звонка, и через полминуты явилась Иоганна, босая, с платьем в руках, в большом клетчатом платке, накинутом на голову и плечи.
– Слава богу, Иоганна, что вы пришли.
– Что случилось, госпожа? Госпоже что-нибудь приснилось?
– Да, приснилось. Наверно, приснилось. Но было и другое.
– Что же, госпожа?
– Я спала очень крепко, но вдруг вскрикнула и проснулась... Может быть, от удушья... Удушье бывает у членов нашей семьи, в том числе и у моего папы, он часто пугает нас этим. Мама всегда говорит, чтобы он не доводил себя до этого. Легко сказать... Так вот я вскрикнула и проснулась, а когда огляделась, насколько это было возможно в темноте, то увидела, как что-то шмыгнуло мимо моей кровати, в том самом месте, где вы сейчас сидите, Иоганна, и исчезло. И когда я спрашиваю себя, что это было...
– Что, госпожа?
– И когда я спрашиваю себя... я не смею это произнести, Иоганна... но мне кажется – китаец.
– Тот, что наверху? – Иоганна вроде как засмеялась. – Наш маленький китаец, которого мы с Христель приклеили к спинке стула. Ах, госпожа, вам все это приснилось, и когда вы проснулись, то продолжали грезить.
– Я бы этому поверила. Но как раз в этот момент Ролло залаял. Значит, он тоже видел. А затем дверь распахнулась, и милый, верный пес кинулся ко мне, словно хотел меня спасти. Ах, дорогая Иоганна, это ужасно. Я так молода и так одинока. Ах, если бы у меня был здесь кто-нибудь, с кем я могла бы поплакать. Но я так далеко от дома... Ах, от дома...
– Господин могут прийти в любой час.
– Нет, он не должен приходить, он не должен видеть меня в таком состоянии. А если он поднимет меня на смех, я никогда ему этого не прощу. Ведь было так страшно, Иоганна... Останьтесь здесь... Но Христель пусть спит, и Фридрих тоже. Никто не должен знать, что случилось.
? – Может, привести госпожу Крузе; она ведь не спит, сидит всю ночь напролет.
– Нет, нет, она сама какая-то не такая. А эта черная курица. Тут тоже, знаете ли... Пусть она не приходит. Нет, Иоганна, вы одна здесь останетесь. Как хорошо, что ставни вы только прикрыли. Распахните их как можно шире, чтобы я слышала человеческие голоса. Человеческие голоса... я говорю так потому, что это странно звучит... А потом приоткройте окно, чтобы в комнату проникали свет и воздух.
Иоганна выполнила все распоряжения, а Эффи снова упала на подушку и вскоре погрузилась в крепкий, словно летаргический сон.
Инштеттен вернулся из Варцина только в шесть утра. Защищаясь от бурных ласк Ролло, он потихоньку прошел в свою комнату. Здесь он улегся поудобней и приказал Фридриху, который накрывал его пледом:
– Разбуди меня в девять.
Ровно в девять часов его разбудили. Инштеттен быстро поднялся и распорядился подавать завтрак.
– Госпожа еще спит.
– Как спит? Ведь уже поздно! Что-нибудь случилось?
– Не знаю, мне известно только, что Иоганна всю ночь провела в комнате госпожи.
– Пришли ко мне Иоганну.
Та не замедлила явиться. На ее лице играл румянец, как обычно, и события ночи, казалось, не произвели на нее особого впечатления.
– Что с госпожой? Фридрих сказал мне, будто что-то случилось, и вы спали в ее комнате.
– Да, господин барон. Госпожа позвонили три раза. Звонки следовали быстро один за другим. Я сразу подумала, что дело неладно. Так оно и оказалось. Ей что-то приснилось, а может, это было и другое...
– Что другое?
– Ах, господин барон, ведь вы знаете...
– Я ничего не знаю. Во всяком случае, пора положить этому конец. В каком состоянии вы застали госпожу?
– Она была вне себя. Она держала за ошейник Ролло, который стоял, плотно прижавшись к кровати госпожи. Пес тоже был испуган.
– Что же ей приснилось или, если хотите, что она слышала или видела? Что она говорит?
– Будто что-то прошмыгнуло, совсем близко от нее.
– Что? Кто?
– Тот, что наверху. Из зала или из маленькой комнаты.
– Чепуха,, говорю я. Опять тот же вздор. Я не желаю слышать об этом... И вы остались с женой?
– Да; господин барон. Я постелила себе на полу совсем рядом с ней и держала ее за руку. Только тогда она уснула.
– И она еще спит?
– Очень крепко.
– Это меня пугает, Иоганна. Сон может быть признаком не только здоровья, но и болезни. Нужно разбудить ее, осторожно, конечно, чтобы она снова не испугалась. Скажите Фридриху, пусть он пока не приносит завтрака. Я подожду госпожу. Ну, действуйте, только осторожно.
Эффи пришла через полчаса. Она была очаровательна, но очень бледна и опиралась на руку Иоганны. Увидев Инштеттена, она бросилась к нему, обняла и поцеловала. Слезы градом катились по ее лицу.
– Ах, Геерт, слава богу, что ты здесь. Теперь все снова будет хорошо. Не уезжай больше, не оставляй меня одну!
– Моя дорогая Эффи... Поставь блюдо туда, Фридрих, я все сделаю сам... Моя дорогая Эффи, ведь я оставляю тебя одну не из жестокости или каприза, я вынужден это делать. У меня нет другого выбора. Я на службе. Не могу же я сказать князю или княгине: «Ваша светлость, я не приеду, моя жена так одинока без меня. Или – моя жена боится». Скажи я так, мы оба оказались бы в довольно смешном положении, я, конечно, в первую очередь, да и ты тоже... Но прежде выпей чашку кофе.
Эффи выпила кофе. Это явно оживило ее. Она снова порывисто взяла руку мужа.
– Ты прав, я понимаю, что так не годится. Мы ведь займем еще более высокое положение. Я говорю «мы», потому что я стремлюсь к этому даже больше тебя.
– Таковы все женщины! – рассмеялся Инштеттен.
– Итак, решено. Ты, как прежде, будешь принимать приглашения, а я буду ждать своего «высокородного господина», как Гульда под бузиной. Как там она сейчас поживает?
– Дамам вроде Гульды всегда хорошо живется. Но что ты еще хотела сказать?
– Я хотела сказать, что буду ждать тебя, и даже одна, если это нужно. Но только не в этом доме. Переменим квартиру. Так много красивых домов на бастионе: один между домами консула Мартенса и консула Грютц-махера, другой – на рынке, как раз напротив Гизгюб-лера; почему бы нам не поселиться там? Почему жить обязательно здесь? Я часто слышала от друзей и родных, что в Берлине семьи переезжают на другую квартиру только из-за того, что их стесняют звуки рояля, тараканы или неприветливая привратница. Если это делают по таким пустякам...
– По пустякам? Из-за привратницы? Не говори так...
– Если это возможно там, то это возможно и здесь. Ведь ты – ландрат, люди тебе подчиняются, многие из них обязаны тебе благодарностью. Гизгюблер нам, конечно, поможет, хотя бы ради меня, потому что он меня пожалеет. Ну скажи, Геерт, что мы избавимся от этого дома, над которым тяготеет проклятие, от этого дома с...
– ...с китайцем, хочешь ты сказать? Вот видишь, Эффи: можно-таки произнести это ужасное слово, и он не появляется. То, что ты видела, или то, что, как тебе показалось, прошмыгнуло мимо твоей кровати – был, несомненно, маленький китаец, которого девушки приклеили там, наверху, к спинке стула. Держу пари, что у него синий Сюртук и совершенно плоская шляпа с блестящей пуговкой наверху.
