Вполне понятно, что мой министр озадачен. Он слишком осмотрителен, чтобы кричать вместе с толпой обывателей, которым страх придает храбрости: «К оружию! Хватайте ружья и заступы! Надо покончить с Конфедерацией труда!» Разумеется, ее можно распустить, уничтожить, вырвать с корнем, но гораздо труднее помешать ей возродиться. Она необходимое следствие синдикализма, а какому же правительству во Франции теперь под силу сокрушить синдикализм! Наши власти и хотели бы этого, да не могут. Для подобной задачи пришлось бы просить Николая прислать своих казаков. Я знаю, что их опять будут осыпать цветами на Елисейских полях, как в 1815 году, но синдикализм все-таки возродится, так как это одна из необходимых форм современной общественной жизни.
Его плохо знают, о нем неверно судят, его плохо понимают. Правители и политики от страха представляют его себе в искаженном виде. Синдикализм еще находится в процессе развития, его формы неопределенны, многообразны, многолики, во Франции он не так жизнеспособен, силен, уверен в своих методах и возможностях, как в Англии или в Германии. Однако в нем можно различить три основных направления, которые я и хочу отметить. Я знаю, что это сухая тема, что литературу о синдикализме читают неохотно, но я знаю также, как важно понять мысли, чувства, стремления огромного и неизвестного нам рабочего мира. Во французском синдикализме, еще неясном и бесформенном, можно различить правое крыло, центр и левое крыло. Мои определения имеют то неудобство, что при всяком определении вещи представляются более точно и ясно разграниченными, чем они есть на самом деле. Но еще большее неудобство не давать никаких определений; здравомыслящему человеку претит всякая неясность. Итак, допустим, что в настоящее время во французском синдикализме выявляются три партии, три доктрины. На правом крыле — реформисты вроде Кейфера и Федерации работников книжного дела. Они ожидают улучшения жизненных условий пролетариата только от правительственных реформ. В центре — основная масса рабочих, как, например, шахтеры, — независимых от правительственных и парламентских влияний; они действуют организованно и планомерно, без резких политических выступлений, без применения силы. Левые, наиболее непримиримые, не надеясь добиться никаких реформ иначе как силой, признают необходимость революционной борьбы.
Как замечает мой друг Л. Ниель, синдикализм соприкасается с политикой лишь своими крайностями. Он соприкасается с ней на правом крыле, которое признает парламентаризм, и на левом — ибо оно отрицает парламентаризм. Зато в центре — это синдикализм в чистом виде, столь же чуждый правящим партиям, как и партиям оппозиционным; он остается исключительно и всецело профессиональным движением.
В глазах лучших знатоков рабочего движения именно этот синдикализм имеет все возрастающие шансы взять верх. Лояльный синдикализм и синдикализм революционный, по некоторым признакам, слабеют, и оба крыла огромной армии стягиваются к центру. Последние события как будто подтверждают это мнение. Кейфер, например, — реформист, парламентарий и член умеренной партии, к тому же человек благородный и высокообразованный, — оказал Федерации работников книжного дела важные услуги, которых никто не может отрицать, но за последнее время его влияние заметно ослабло. Судя по всему, Парижская секция одерживает победу, а вместе с ней почти во всех объединениях типографских работников Франции одерживает победу подлинный синдикализм, стоящий в стороне от политической борьбы, от законодательной и парламентской власти. Это один показатель. А вот и другой. Федерация шахтеров принадлежит к реформистам и парламентариям; но в результате присоединения к Всеобщей конфедерации труда она, вероятно, несколько охладеет к парламентаризму, причем г-н Бали, сам парламентарий и даже депутат, немало способствовал этому охлаждению. Он справедливо полагает, что шахтеры не станут от этого революционерами, зато будут не столь ярыми реформистами. Это еще не все. Умеренная и реформистская Федерация торговых служащих склоняется влево, судя по резолюциям, принятым ею на конгрессе в Руане.
В то же время мы видим, как левые, революционные федерации склоняются в противоположную сторону. Синдикат булочников департамента Сены, известный своей непримиримостью, ожесточенностью и терроризмом, согласился принять метод референдума, что сближает его с шахтерами и с центром. Корпорация парижских землекопов, примыкавшая к Федерации строительных рабочих, довольно запальчивой и резкой, во время последней забастовки предложила предпринимателям разрешить конфликт, подписав коллективный договор. Хотя это предложение и не было принято, оно указывает на известную умеренность. Надо ли приводить частные примеры того, как дух благоразумия, не имея возможности положить конец борьбе, старается ее упорядочить? Грифюлес, посаженный в тюрьму за участие в демонстрации в Дравее, на самом деле протестовал против демонстрации, считая ее бесполезной и опасно революционной. Сам грозный Пуже заявил недавно, что он считает жестокость и преследования вредным методом пропаганды.
Итак, во Франции со всех сторон обнаруживается стремление создать мирный синдикализм, который держался бы в стороне от политики, синдикализм чисто практический и корпоративный… Правда, именно этого у нас больше всего и боятся. И, кроме того, среди обывателей уже поднялся шум. Мелкий буржуа испугался, депутат струсил, а страх — плохой советчик. Вероятно, этим и объясняется, почему у моего министра был такой встревоженный вид.
Предисловие к брошюре Эберлина-Дарси «Очерк коллективистского общества»[771]
Конец 1908 г.
Если бы около 1680 года кто-нибудь спросил у рассудительного парижского буржуа, у Никола Буало-Депрео например, что он думает о богатстве, тот без сомнения ответил бы так:
«Истинное богатство только в недвижимом имуществе. Покупайте земли, взимайте оброк, взимайте арендную плату и никому не давайте денег в долг, даже королю».
Еще в начале XIX века богатством почитались лишь земельные владения. Деньги в счет не шли.
Капиталистический строй, господствующий в настоящее время, возник вместе с буржуазной демократией и крупной промышленностью. Он постепенно развивался, непрерывно преобразуясь, и теперь всякому мыслящему наблюдателю ясно, что этот процесс развития и преобразований неуклонно ведет к социализму; всякому мыслящему наблюдателю ясно, что при растущем накоплении богатств и сосредоточении производства в руках крупных трестов в капиталистическом строе неизбежно проступают первые очертания коллективизма.
Чего, в сущности, хотят коллективисты?
Беспорядочное и бесконтрольное производство, зависящее от прихотей, произвола и частных интересов небольшой горстки промышленников, они хотят заменить производством организованным, основанным на точных расчетах и отвечающим интересам всех членов общества.
В разгар жестокой конкуренции, разорительного перепроизводства, яростных индустриальных столкновений этот переворот незаметно подготовляется во всех современных государствах. Рабочий-производитель мало-помалу начинает сознавать свою беспредельную силу. И все же как много времени, как много усилий потребуется для зарождения будущего общества!
Мне кажется, г-н Е. Эберлин-Дарси выполнил полезную и нужную задачу, описав в общих чертах это новое общество, возникновение которого мы предсказываем как исторически неизбежное и которое, как мы надеемся, внесет в мир справедливое и разумное начало.
Автор с большой проницательностью и совершенно справедливо отмечает, что потребуются особые государственные органы по управлению огромным производством и по распределению необходимых жизненных благ. Стараясь описать устройство социалистического общества, он благоразумно воздержался от попытки точно определить все детали этого колоссального механизма.
Следует одобрить подобную осторожность и не отказываться от внимательного изучения тех общих сведений, которые он сообщает.
Один американский правовед, ревностный христианин, не желал вступать в партию социалистов, пока ему не объяснят во всех подробностях, как именно будет устроено социалистическое общество.
«Неужели, прежде чем стать христианином, — спросил у него социалист Гандфорд, — вы потребовали, чтобы вам показали точную карту рая?»
Здесь, однако, есть та разница, что нам нужна не слепая вера, но сознательное и добровольное присоединение.
Письмо участникам митинга, организованного обществом ученых в защиту политических заключенных[772]
10 июня 1909 г.
Товарищи,
Деланне приговорен к месяцу тюремного заключения и к уплате трех тысяч франков штрафа за опубликование рисунка без надписи.
