Ваша Мадлен Рош [(1885–1930) — известная французская драматическая актриса.]
Пусть саламандры, лишь бы не марксисты.
Курт Губер
Души у них нет. В противном случае мы были бы обязаны признать за ними право на экономическое равенство с человеком, что было бы абсурдом.
Генри Бонд [Генри (Кульсон) Бонд — президент английской ассоциации сталепромышленников.]
В них нет никакого sex appeal! А значит, нет и души.
Мэй Уэст
У них есть душа, как есть она у каждого создания и каждого растения, как есть она у всего живущего. Велико таинство жизни.
Сандрабхарата Нат
У них любопытная техника и стиль плавания: мы можем многому у них научиться, в частности, при плавании на длинные дистанции.
Тони Вайссмюллер [Тони Вайссмюллер — Вайссмюллер Джонни (р. 1904) американский пловец, с 1932 г. снимавшийся в роли Тарзана в серии голливудских фильмов о Тарзане.]
Подробнее см. об этом в книге «M-me Louise Zimmermann, sa vie, ses idées, son œuvre» [ «Мадам Луиза Циммерман, ее жизнь, идеи и деятельность» (франц.)] (издательство «Алькан»). Приведем из этого труда благоговейные воспоминания саламандры, которая была одной из первых воспитанниц мадам Циммерман:
«Она читала нам басни Лафонтена, сидя возле нашего простого, но чистого и удобного бассейна; она, правда, страдала от сырости, но пренебрегала этим, всей душой отдаваясь своему педагогическому призванию. Она называла нас „mes petits Chinois“ [мои китайчата (франц.)], потому, что мы, как и китайцы, не умели выговаривать звук „р“. Но со временем она так к этому привыкла, что сама стала выговаривать свою фамилию „мадам Циммельман“. Мы, головастики, обожали ее; малыши, которые еще не имели достаточно развитых легких и не могли покидать воду, плакали оттого, что не в состоянии были сопровождать ее во время прогулок по школьному саду. Она была так кротка и так ласкова, что, насколько я знаю, рассердилась только однажды: это было, когда наша молодая преподавательница истории в знойный летний день надела купальный костюм, вошла к нам в бассейн и, сидя по шею в воде, рассказывала нам о войнах за освобождение Нидерландов. Наша дорогая мадам Циммерман серьезно на нее рассердилась. „Сейчас же идите и вымойтесь, мадемуазель, идите, идите!“ — кричала она со слезами на глазах. Для нас это был деликатный, но назидательный урок, давший нам понять, что мы ведь все-таки не люди; впоследствии мы были благодарны нашей духовной матери за то, что она разъяснила нам это в такой твердой и вместе с тем тактичной форме.
Если мы хорошо учились, она читала нам в награду стихи современных авторов, как, например, Франсуа Коппе [(1842–1908) — французский поэт, драматург и прозаик, автор популярных в свое время стихов и песен.]. „Правда, это слишком современно, — говорила она, — но в конце концов теперь и это необходимо для хорошего образования“. По окончании учебного года был устроен публичный акт, на который пригласили господина префекта из Ниццы, а также других представителей администрации и различных важных особ. Способных и наиболее успевающих учеников, у которых уже были легкие, школьные сторожа обсушили и одели в нечто вроде белых риз; потом, скрытые за тонкой занавеской (чтобы не испугать дам), они читали басни Лафонтена, решали математические задачи и перечисляли в последовательном порядке королей из династии Капетингов с хронологическими датами. После этого господин префект в длинной и красивой речи выразил благодарность нашей дорогой директрисе, и этим закончилось торжество.
В такой же мере, как о нашем духовном развитии, мадам Циммерман заботилась и о нашем физическом воспитании; ежемесячно нас осматривал ветеринар, а раз в полугодие нас взвешивали. Особенно настойчиво наша дорогая руководительница внушала нам, чтобы мы отказались от отвратительных, распутных Лунных Танцев. Мне совестно признаться, но, несмотря на это, некоторые из более зрелых воспитанников во время полнолуния тайком предавались этому животному бесстыдству. Надеюсь, что наша воспитательница, бывшая для нас матерью и другом, никогда не узнала об этом; это разбило бы ее великое, благородное и любвеобильное сердце».
Pidgin-English (пиджин-инглиш) — жаргон, распространенный в странах Тихого океана, смесь английского и китайского.
Между прочим, знаменитый, филолог Курциус в своем сочинении «Janua linguarum aperta» [ «Открытые врата речи» (лат.) — комическая аналогия к знаменитому лингвистическому труду великого чешского ученого-педагога Яна Амоса Коменского (1592–1670) «Открытая дверь к языкам» («Janua linguarum reserata», 1631).] предлагал принять в качестве единого обиходного языка для саламандр золотую латынь эпохи Вергилия. «Ныне в нашей власти, — взывал он, — принять латынь, этот самый совершенный, самый богатый грамматическими правилами и самый научно обработанный язык. Если эту возможность упустит образованное человечество, сделайте это вы, саламандры, gens maritima [морское племя (лат.)], изберите своим родным языком eruditam linguam latinam [утонченный латинский язык (лат.)], единственный язык, достойный того, чтобы на нем говорил orbis terrarum [весь мир (лат.)]. Бессмертной будет ваша заслуга, саламандры, если вы воскресите к новой жизни вечный язык богов и героев, ибо вместе с этим языком к вам, gens tritonum [племя тритонов (лат.)], перейдет наследство, завещанное властелином мира — Древним Римом».
Напротив, один латвийский телеграфный чиновник, по фамилии Вольтерас, вместе с пастором Менделиусом, придумал и разработал специальный язык для саламандр под названием «понтийский язык» (pontic lang); он воспользовался для этого элементами языков всего мира, особенно африканских. Этот саламандровый язык (как его тоже называли) получил известное распространение главным образом в северных странах, но, к сожалению, только среди людей; в Упсале была даже учреждена кафедра саламандрового языка, но что касается саламандр, то, насколько известно, ни одна из них не говорила на этом языке. По правде сказать, среди саламандр больше всего был в ходу «basic-English», который впоследствии и сделался официальным языком саламандр.
«…не надо верить никому на свете, нет у нас там друга, нет ни одного» — строки из стихотворения «Не верим никому…» чешского поэта Сватоплука Чеха (1846–1908).
Приведем в связи с этим сохранившийся в коллекции пана Повондры очерк, принадлежащий перу Яромира Зейдла-Новоместского [Яромир Зейдл-Новоместский, Генриэтта Зейдлова-Хрудимская, Богумила Яндова-Стршешовицкая. — Чапек иронизирует над распространенной среди третьестепенных чешских писателей провинциальной модой добавлять к своим фамилиям звучные псевдонимы. В данном случае псевдонимы образованы от названий районов Праги (Нове Место, т. е. Новый Город, Стршешовице) и чешского городка Хрудим.].
Наш друг на Галапагосских островах
Совершая кругосветное путешествие, предпринятое мною вместе с моей супругой, поэтессой Генриэттой Зейдловой-Хрудимской, в надежде, что под наплывом многочисленных новых и глубоких впечатлений хоть несколько изгладится боль горестной утраты, понесенной нами в лице нашей дорогой тетушки, писательницы Богумилы Яндовой-Стршешовицкой, мы посетили далекие, овеянные столь многими легендами Галапагосские острова. У нас было всего два часа времени, и мы воспользовались ими для прогулки по берегам этих пустынных островов.
— Взгляни, какой прекрасный закат солнца, — обратился я к своей супруге. — Разве не кажется, будто весь небесный свод тонет в золоте и крови вечерней зари?
— Пан изволит быть чехом? — раздалось за нами на чистом и правильном чешском языке.
Мы удивленно обернулись на голос. Там не было никого, только большая черная саламандра сидела на камне, держа в руке какой-то предмет, похожий на книжку. Во время нашего путешествия мы встретили уже несколько саламандр, но не имели до сих пор случая вступить с ними в беседу. Любезный читатель поймет поэтому наше изумление, когда на таком пустынном побережье мы увидели саламандру, да еще к тому же услышали вопрос на нашем родном языке.
— Кто здесь разговаривает? — воскликнул я по-чешски.
— Это я взял на себя смелость, — ответила саламандра, почтительно приподнимаясь. — Я не мог совладать с собой, услышав впервые в жизни чешскую речь.
— Откуда, — поразился я, — вы знаете чешский язык?
— Я как раз сейчас развлекался спряжением неправильного глагола «быть», — ответила саламандра. — Между прочим, этот глагол неправильно спрягается на всех языках.
— Как, где и для чего, — допытывался я, — научились вы по-чешски?
