— Возвратись к королеве, мой славный, дорогой друг Перинис, и скажи ей, что я исполню ее волю.
Так вот, добрые люди, когда Перинис возвращался в Тинтажель, случайно заметил он в чаще того самого лесничего, который застал спавших любовников и выдал их королю. Однажды, во хмелю, он похвастался своим предательством. Вырыв в земле глубокую яму, он искусно прикрывал ее ветвями, чтобы ловить волков и кабанов. Когда он увидел, что слуга королевы устремился на него, он хотел бежать, но Перинис прижал его к краю ловушки:
— Зачем бежать тебе, доносчик, предатель королевы? Останься здесь у могилы, которую сам потрудился себе вырыть.
Его палка со свистом закружилась в воздухе. Палка и череп разбились одновременно, и Перинис Белокурый, Верный, столкнул ногой тело лесничего в прикрытую ветвями яму…
В назначенный для суда день король Марк, Изольда и корнуэльские бароны, доехав до Белой Поляны, появились у реки в прекрасном строе, и собравшиеся вдоль другого берега рыцари Артура приветствовали их своими блестящими знаменами.
Перед ними, сидя на откосе, протягивал деревянную чашку для подаяний жалкий паломник. Завернувшись в увешанный раковинами плащ, он просил милостыню крикливым и унылым голосом[20].
Люди корнуэльцев приближались на веслах. Когда они готовились пристать, Изольда спросила окружавших ее рыцарей:
— Как мне, сеньоры, ступить на твердую почву, не замарав в грязи моей длинной одежды? Надо бы, чтобы мне помог какой-нибудь перевозчик.
Один из рыцарей окликнул паломника:
— Друг, подбери свой плащ, сойди в воду да перенеси королеву, если не боишься упасть на полпути: я вижу, ты очень немощен.
Тот взял королеву на руки. Она сказала ему тихо: «Милый!», а потом так же тихо: «Упади на песок».
Достигнув берега, он споткнулся и упал, крепко обнимая королеву. Конюшие и моряки, схватив весла и багры, хотели накинуться на бедняка.
— Оставьте его, — сказала королева, — он, видно, ослабел от долгого паломничества.
И, оторвав золотую пряжку, она бросила ее паломнику.
Перед шатром Артура, на зеленой траве, постлана была богатая шелковая ткань из Никеи, и на ней были положены мощи святых, извлеченные из ковчежцев и рак. Их охраняли Говен, Жирфлет и сенешаль Кей.
Помолившись Богу, королева сняла драгоценности с рук и шеи и раздала их бедным нищим, скинула свою пурпурную мантию и тонкое покрывало и отдала их; отдала также верхнюю сорочку, блио и башмаки, усыпанные драгоценными каменьями. Она оставила на теле только тунику без рукавов и с обнаженными руками и ногами предстала перед обоими королями. Вокруг бароны смотрели на нее молча и плакали. Возле мощей горел костер. Дрожа, протянула она правую руку к мощам святых и сказала:
— Короли Логрии и Корнуэльса, сеньоры Говен, Кей, Жирфлет и вы все, будьте моими поручителями. Я клянусь этими святыми мощами и всеми святыми мощами на свете, что ни один человек, рожденный от женщины, не держал меня в своих объятиях, кроме короля Марка, моего повелителя, да еще этого бедного паломника, который только что упал на ваших глазах. Годится ли такая клятва, король Марк?
— Да, королева. Пусть же Господь явит свой правый суд!
— Аминь! — сказала Изольда.
Она приблизилась к костру, бледная, шатаясь. Все молчали. Железо было накалено. Она погрузила свои голые руки в уголья, схватила железную полосу, прошла десять шагов, неся ее, потом, отбросив ее, простерла крестообразно руки, протянув ладони, и все увидели, что тело ее было здорово, как слива на дереве. Тогда изо всех грудей поднялся благодарственный клик Господу.
Когда, войдя в хижину лесника Орри, Тристан отбросил свой посох и снял паломнический плащ, он ясно понял в своем сердце, что настал день сдержать данную королю Марку клятву и удалиться из корнуэльской земли.
Чего он еще медлит? Королева оправдалась, король ее холит и почитает. Артур, если бы явилась надобность, взял бы ее под свою защиту, и впредь ни одна клевета не восторжествовала бы над нею. К чему дольше блуждать по окрестностям Тинтажеля? Он этим тщетно подверг бы опасности свою жизнь, жизнь лесника и спокойствие Изольды. Разумеется, надо уехать. В одежде паломника на Белой Поляне он в последний раз ощутил прекрасное тело Изольды в своих объятиях.
Три дня еще он медлил, не будучи в состоянии оторваться от края, где жила королева. Но когда наступил четвертый день, он попрощался с лесничим, приютившим его, и сказал Горвеналу:
— Дорогой мой наставник, наступил час отправиться в далекий путь: мы поедем в Уэльс.
Ночью, печальные, они пустились в путь. Дорога пролегала мимо сада, окруженного изгородью, где Тристан когда-то поджидал свою возлюбленную. Ночь сияла ясная. На повороте дороги, недалеко от изгороди, он увидел могучий ствол высокой сосны, выделявшейся на светлом небе.
— Обожди меня у ближайшего леса, дорогой наставник, я скоро вернусь.
— Куда идешь ты? Безумец, ты без устали ищешь смерти!
Но Тристан уверенным прыжком уже перескочил изгородь. Он подошел к высокой сосне близ водоема из белого мрамора. К чему бросать теперь в воду искусно нарезанные стружки? Изольда больше не придет! Легкими, осторожными шагами отважился он приблизиться к замку по тропинке, по которой некогда приходила к нему королева.
В опочивальне в объятиях уснувшего Марка бодрствовала Изольда. Внезапно в открытое окно, где играли лучи месяца, влетели трели соловья.
Изольда слушала звонкий голос, зачаровавший ночь; она встала такая печальная, что нет на свете столь жестокого сердца, сердца убийцы, которое не сжалилось бы над ней. Королева задумалась: откуда этот напев? Вдруг она поняла: «О, это Тристан! Так в лесу Моруа подражал он певчим птицам, чтобы повеселить меня. Он уезжает, и это его последнее прости! Как он печалится! Таков соловей, когда на исходе лета он прощается с ним в великой печали. Никогда более, дорогой, не услышу я твоего голоса!»
Трель зазвучала, еще более страстная. «О, чего требуешь ты? Чтобы я пришла? Нет, вспомни об отшельнике Огрине и о данной нами клятве. Умолкни, нас сторожит смерть! Но что смерть? Ты меня зовешь, ты меня хочешь, — я иду!»
Она высвободилась из объятий короля, накинула на почти обнаженное тело плащ, подбитый серым мехом. Ей надо было пройти соседнюю залу, где каждую ночь десять рыцарей сторожили поочередно; в то время как пятеро спали, другие пятеро, вооруженные, стояли у дверей и окон, высматривая, нет ли чего снаружи. Но случилось так, что все они заснули, — пятеро на постелях, пятеро на полу. Изольда перешагнула через их раскинувшиеся тела, подняла засов двери, — кольцо зазвенело, не разбудив никого из дозорщиков. Она переступила порог, и певец умолк.
Безмолвно под деревьями прижал он ее к своей груди; руки их плотно сомкнулись вокруг тел, и до зари они не разнимали объятий, точно их связали. Забыв о короле и о дозорщиках, любовники радуются и осыпают друг друга ласками.
Эта ночь их опьянила, и в последующие дни, когда король покинул Тинтажель, чтобы вершить суд в Сен-Любене, Тристан, вернувшийся к Орри, отваживался каждое утро, при свете солнца, прокрадываться по саду до женских покоев.
Один крестьянин заметил его и пошел сказать Андрету, Деноалену и Гондоину:
— Сеньоры, зверь, которого вы считаете прогнанным, вернулся в свою берлогу.
— Кто это?
— Тристан.
— Когда ты его видел?
— Сегодня утром, и я хорошо разглядел его. Вы также можете увидеть его завтра на заре, когда он придет, опоясанный мечом, в одной руке — лук, в другой — две стрелы.
— Как же мы увидим его?
— Из одного окна, мне известного. Если я покажу вам его, что вы мне дадите?
— Марку серебра: ты станешь зажиточным крестьянином.
— Так слушайте, — сказал крестьянин. — Можно видеть горницу королевы сверху через узенькое окошко, которое пробито очень высоко в стене; но большой полог, протянутый по горнице, закрывает его отверстие. Пусть завтра кто-нибудь из вас тихонько заберется в сад, срежет там длинную ветвь терновника, обточит ее конец, потом поднимется до этого окошка и воткнет ветку, как спицу, в ткань полога; таким образом он сможет слегка отодвинуть его в сторону. И сожгите меня, сеньоры, если он тогда не увидит за занавеской того, кого я назвал.
Андрет, Гондоин и Деноален стали обсуждать, кому первому дать возможность насладиться этим зрелищем, и решили, наконец, предоставить его Гондоину. Они разошлись… Завтра на заре они встретятся, завтра на заре бойтесь Тристана, высокие сеньоры!
На другой день было еще темно, когда Тристан, оставив хижину лесника Орри, пополз к замку среди густых кустов терновника. Выходя из чащи, он глянул на лужайку и увидел Гондоина, который шел из своего замка. Тристан кинулся назад в терновник и притаился в засаде.
