Тут юный Бардл засунул руки в карманы и начал прыгать с нижней ступеньки подъезда на тротуар и обратно.
— А еще кто-нибудь едет с нами, Томми? — спросила миссис Клаппинс, поправляя пелерину.
— Миссис Сендерс едет, — отвечал Томми. — И я тоже еду.
— Дрянной мальчишка, — пробормотала миссис Клаппинс. — Он только о себе и думает. Послушай, милый Томми…
— Что? — отозвался юный Бардл.
— Еще кто-нибудь едет, миленький? — вкрадчиво осведомилась миссис Клаппинс.
— Миссис Роджерс едет, — отвечал юный Бардл, тараща глаза.
— Как! Леди, которая сняла комнату? — воскликнула миссис Клаппинс.
Юный Бардл глубже засунул руки в карманы и кивнул ровно тридцать пять раз, давая понять, что речь идет о леди жилице и ни о ком другом.
— Ах, боже мой, — сказала миссис Клаппинс, — да это настоящий пикник.
— А если бы вы знали, что припрятано в буфете! — подхватил юный Бардл.
— А что там, Томми? — ласково спросила миссис Клаппинс. — Я уверена, что мне ты скажешь, Томми.
— Нет, не скажу, — возразил юный Бардл, покачав головой и снова взбираясь на нижнюю ступеньку.
— Противный ребенок! — пробормотала миссис Клаппинс. — Какой упрямый, скверный мальчишка! Ну, Томми, скажи же своей дорогой Клаппи.
— Мама запретила говорить! — ответил юный Бардл. — И мне тоже дадут, и мне тоже!
Вдохновленный такой перспективой, скороспелый ребенок с удвоенным рвением занялся своей утомительной игрой.
Вышеприведенный допрос невинного младенца происходил, пока мистер и миссис Редль и кэбмен препирались из-за денег. Когда спор окончился в пользу кэбмена, миссис Редль подошла нетвердыми шагами к миссис Клаппинс.
— Ах, Мэри-Энн! Что случилось? — спросила миссис Клаппинс.
— Я вся дрожу, Бетси, — отвечала миссис Редль. — Редль — не мужчина, он все взваливает на меня.
Вряд ли это было справедливо по отношению к злосчастному мистеру Редлю, ибо добрая супруга отстранила его в самом начале спора и властно приказала держать язык за зубами. Впрочем, он не имел возможности оправдаться, так как у миссис Редль обнаружились недвусмысленные симптомы приближающегося обморока. Заметив это из окна гостиной, миссис Бардл, миссис Сендерс, жилица и служанка жилицы поспешно вышли и проводили ее в дом, болтая без умолку и всемерно выражая жалость и сострадание, словно она была несчастнейшей из смертных. В гостиной ее уложили на диван, и жилица со второго этажа, сбегав к себе, вернулась с флаконом нашатырного спирта, каковой она, крепко обняв миссис Редль за шею, прижимала со всей женственной заботливостью и жалостью к ее носу до тех пор, пока эта леди, долго отбивавшаяся, не вынуждена была заявить, что чувствует себя гораздо лучше.
— Ах, бедняжка! — воскликнула миссис Роджерс. — Я слишком хорошо понимаю ее чувства.
— Ах, бедняжка! Я тоже! — подхватила миссис Сендерс.
И тогда все леди застонали хором и объявили, что они-то понимают, в чем тут дело, и жалеют ее от всего сердца. Даже маленькая служанка жилицы, тринадцати лет и трех футов росту, выразила шепотом сочувствие.
— Но что же случилось? — спросила миссис Бардл.
— Вот именно! Что расстроило вас, сударыня? — осведомилась миссис Роджерс.
— Меня сильно взволновали, — укоризненным тоном произнесла миссис Редль.
В ответ на это леди устремили негодующий взгляд на мистера Редля.
— Дело вот в чем, — сказал злополучный джентльмен, выступая вперед. — Когда мы сошли у подъезда, начался спор с кучером кабриоле…
Громкий вопль его жены, вызванный этим последним словом, заглушил дальнейшие объяснения.
— Вы бы лучше нас оставили, Редль, пока мы не приведем ее в чувство, — сказала миссис Клаппинс. — В вашем присутствии она никогда не оправится.
Все леди были того же мнения. Поэтому мистера Редля вытолкали из комнаты и предложили ему прогуляться по двору.
Он прогуливался около четверти часа, после чего миссис Бардл с торжественным видом объявила ему, что теперь он может войти, но должен быть очень осторожен в обращении с женой. Миссис Бардл знает, что у него не было дурных намерений, но Мэри-Энн очень слаба, и если он не остережется, то может потерять ее, когда меньше всего этого ждет, что впоследствии явится для него весьма мучительным воспоминанием, и так далее. Мистер Редль выслушивал все это с большим смирением и вскоре вернулся в гостиную сущей овечкой.
— Ах, миссис Роджерс, сударыня! — воскликнула миссис Бардл. — Да ведь я вас еще не познакомила! Мистер Редль, сударыня, миссис Клаппинс, сударыня, миссис Редль, сударыня.
— Сестра миссис Клаппинс, — добавила миссис Сендерс.
— О, в самом деле! — благосклонно сказала миссис Роджерс, ибо она была жилицей и прислуживала всем ее служанка, и потому, по своему положению, она держала себя скорее благосклонно, чем непринужденно. — В самом деле?
Миссис Редль сладко улыбнулась, мистер Редль поклонился, а миссис Клаппинс заявила, что «она радуется случаю познакомиться с такой леди, как миссис Роджерс, о которой она слышала столько хорошего». Этот комплимент был принят вышеупомянутой леди с изысканным благоволением.
— Знаете, мистер Редль, — сказала миссис Бардл, — вам должно быть очень лестно: вы и Томми — единственные джентльмены, которые будут сопровождать леди к «Испанцу» в Хэмстед. Не правда ли, миссис Роджерс, не правда ли, сударыня?
— О, конечно, сударыня! — отозвалась миссис Роджерс, после чего все остальные леди ответили:
— О, конечно!
— Разумеется, я это чувствую, — сказал мистер Редль, потирая руки и обнаруживая поползновение развеселиться. — Сказать вам правду, я говорил, когда мы ехали сюда в кабриоле…
При этих словах, пробуждавших столько мучительных воспоминаний, миссис Редль снова приложила носовой платок к глазам и испустила приглушенный вопль, после чего миссис Бардл грозно посмотрела на мистера Редля, давая понять, что лучше бы он помолчал, и с достоинством попросила служанку миссис Роджерс «подать вино».
Это послужило сигналом для извлечения сокровищ, скрытых в буфете, откуда появилось несколько тарелок с апельсинами и бисквитами, бутылка доброго старого портвейна за шиллинг десять пенсов и бутылка прославленного хереса из Ост-Индии за четырнадцать пенсов. Все это было подано в честь жилицы и доставило беспредельное удовольствие всем присутствовавшим. К великому ужасу миссис Клаппинс, Томми сделал попытку рассказать, как его допрашивали по поводу буфета (к счастью, попытка была пресечена в корне рюмочкой старого портвейна, который попал ему «не в то горло» и на секунду подверг опасности его жизнь), после чего компания отправилась на поиски хэмстедской кареты. Она была вскоре найдена, и часа через два они благополучно прибыли в «Испанские сады», где первый же поступок злосчастного мистера Редля едва не вызвал нового обморока у его дражайшей супруги, ибо он ни больше ни меньше как заказал чай на семерых, тогда как (это мнение высказывали все леди) проще всего было, чтобы Томми пил из чьей-нибудь чашки или из всех чашек, когда официант отвернется, что сэкономило бы порцию чаю, и от этого чай был бы ничуть не хуже!
Однако делать было нечего, и поднос появился с семью чашками и блюдцами, а также с хлебом и маслом на семерых. Миссис Бардл единогласно была избрана председательницей, миссис Роджерс поместилась по правую руку от нее, а миссис Редль — по левую, и пиршество началось очень весело.
— Как очаровательна деревня! — вздохнула миссис Роджерс. — Мне бы хотелось всегда там жить.
— О, вам бы не понравилось, сударыня! — с некоторой поспешностью отозвалась миссис Бардл, ибо, принимая во внимание сдаваемую ею квартиру, отнюдь не следовало поощрять подобное расположение духа. — Вам бы не понравилось, сударыня.
— Мне кажется, вы не удовольствовались бы деревней, сударыня; вы такая веселая, все ищут знакомства с вами, — подхватила маленькая миссис Клаппинс.
— Быть может, сударыня, быть может, — прошептала жилица бельэтажа.
— Для одиноких людей, у которых нет никого, кто бы их любил и о них заботился, или для тех, кто изведал горе или что-нибудь в этом роде, — для них хороша деревня, — заметил мистер Редль, слегка приободряясь и поглядывая вокруг. — Деревня, как говорится, приют для раненой души…
Из всех замечаний, какие мог сделать злополучный человек, это было наименее удачным. Конечно, миссис Бардл залилась слезами и попросила позволения тотчас же встать из-за стола; вслед за нею не преминул жалобно зареветь и ее чувствительный отпрыск.
— Кто бы поверил, сударыня, — гневно воскликнула миссис Редль, обращаясь к жилице бельэтажа, — что женщина может выйти замуж за такое бесчеловечное существо, которое ежеминутно оскорбляет женские чувства, сударыня!
— Милая моя! — запротестовал мистер Редль. — Милая моя, у меня и в мыслях этого не было!
