Роман «Рим» пользовался небывалым успехом у широких кругов французских читателей. К 1902 году, году смерти писателя, тираж книги достиг огромной для Франции того времени цифры в сто шесть тысяч экземпляров. Она сыграла серьезную роль в общественной жизни Франции, и передовые читатели увидели в «Риме» достойное продолжение антиклерикальной традиции классической французской литературы, представленной именами Рабле, Вольтера, Стендаля, Гюго. Удар, нанесенный книгой Золя папству и римско-католической религии, был, пожалуй, одним из самых сильных во всей истории европейской антиклерикальной литературы.
В России «Рим» вышел в том же году, что и во Франции, причем одновременно в нескольких переводах: в изданиях «Вестника иностранной литературы», СПб. 1896 (перев. B. Л. Ранцова), Университетской типографии, М. 1896 (перев. Е. М. Поливановой), в приложении к журналу «Домашняя библиотека» за 1896 год, в журнале «Читатель», 1896, №№ 18–23, в изд. книжного магазина «Новости», СПб. 1896. Позднее появились переводы Н. Ф. Мертц, СПб. 1898; Льва Уманца, М. 1906; С. Зелинского и Л. Чолчанского, изд. Б. К. Фукса, 1903–1904, и другие.
«Рим» привлек интерес многих критиков, статьи которых оказывались порой содержательнее рецензий, появлявшихся во Франции, — Золя был настолько популярен в России, что считался почти русским автором. Видимо, первым откликом была статья З. В. (Зинаиды Венгеровой) в «Вестнике Европы» (1896, т. 3, июнь, стр. 839–841), которая очень высоко ставила идею Золя, но указывала на художественную слабость ее воплощения. Она писала: «Показать, как в современном человечестве живо религиозное чувство и как мало оно удовлетворяется существующими формами культа, показать, как историческое явление переживает в течение веков само себя; как современное папство совершенно мертво, среди своих политических начинаний и внешнего блеска, и как в нем исчезло понимание своих основных задач, показать, наконец, невозможность возрождения разложившегося католицизма, — все это представляет достойную задачу для такого знатока всяких общественных явлений, как Золя».
Критик реакционного «Русского вестника» написал странную рецензию, отмечавшую не то, что в романе Золя содержится, а то, что критику хотелось бы в нем увидеть: «…Золя убежден, что… путем насилия ничего доброго достичь нельзя». Все надежды «он возлагает на слово, на убеждение». За это критик готов поощрить автора «Рима»; однако, пишет он, не следует стремиться к преобразованию старой религии — не проще ли выполнять ее установления? Критик «Русского вестника» испуган тенью социализма, увиденной им в романе Золя, и свою рецензию он заканчивает столь же странным, как и вся его статья, рассуждением и риторическим вопросом: «…в подробном разборе химера Золя и не нуждается. Он, например, хлопочет о разделе земли, но ведь сама по себе земля, без труда, без обработки, не многого стоит.
Кто же и каким образом будет возделывать эту распределенную землю, Золя не дает ответа в своем романе. Он только говорит, что нужна новая религия. Зачем?..» («Русский вестник», 1896, № 8, стр. 312–313).
Критик мещанского «Литературного обозрения» А. З. — и не увидел в «Риме» ничего, кроме непристойностей. «К сожалению, — писал он, — такие таланты и плодовитые писатели, как Золя и Мопассан, своими романами имеют не столько воспитывающее, сколько развращающее влияние на своих читателей. Это какие-то психопаты, страдающие эротоманией…» («Литературное обозрение», 1896, № 43/46, стр. 334).
Гораздо содержательнее статьи двух критиков, опубликованные в журнале П. Гайдебурова «Книжки недели». Первый из них, Пл. Козлов, ставит «Рим» в ряд с другими романами Золя, центральная тема которых, как пишет критик, «наследственность и вырождение». «Рим» — попытка показать «наследование и вырождение идеи всего или, по крайней мере, части человечества». Золя занялся «психологией всего человечества», попытался «написать роман, героями которого было бы какое-нибудь мировое явление». Козлов считает главной идеей Золя идею «атавизма», возрождения «голоса крови римских цезарей», которая занимает в «Риме» весьма второстепенное место. Интересно характеризует Козлов описание Рима, назначение которого в том, чтобы показать «идею» города. Отдельные художественные слабости, по меткому наблюдению критика, объясняются формой романа-фельетона: «Читатели газеты — мелкие буржуа — просто не могли бы осилить сюжета, едва ли не превышающего их понимание, если бы Золя не принял особых мер. Основная мысль романа повторяется в нем множество раз, доказывается на все лады» («Книжки недели», 1896, IX, стр. 234, 242).
Л. Е. Оболенский, автор статьи под выразительным названием «Отживающая сила», упрекает Золя за «ложную философскую идею» о «голосе крови» императора Августа. «Золя, — пишет он, — никак не может разделаться с утрированной идеей наследственности; на которую он убил столько сил в своем цикле романов „Ругон-Маккары“. В целом же „Рим“ вызывает у критика двойственное» Отношение, говорящее о неприятии им разрабатываемой Золя художественной системы: «Замечательный роман и дикий роман! В иных местах почти гениальный, высокохудожественный, в других, и в своем целом, не выдерживающий никакой критики — ни эстетической, ни исторической, ни вообще научной. Это какая-то смесь гениальности с упрямым недомыслием, широты охвата с поразительной узостью, теоретической бессмыслицы с моментами высокой живописи и глубокого, вдохновенного психологического творчества… Таков этот удивительный талант; это смесь неба Франции с грязью и гноем ее улиц, скажу короче: это смесь неба и грязи…»
При том, что художественный метод Золя явно чужд Оболенскому, тем удивительнее общая оценка, которую этот критик дает роману Золя и, главное, дальнейшей перспективе развития французского писателя: «Это уже не протоколизм, который он проповедовал когда-то. В его реализме все сильнее и сильнее чувствуется бич сатиры и обличения, свойственный всем крупным художникам переходных эпох, начиная с Данте, Байрона и кончая нашим Толстым. Я жду от Золя лучшего, потому что он идет вперед, ищет» («Книжки недели», 1896, XII, стр. 300–314). Русский критик глубже многих своих французских коллег понял масштаб романа «Рим» и творчество его автора в целом, он справедливо поставил Эмиля Золя в ряд с крупнейшими реалистами мировой литературы.
Е. Эткинд
«Силлабус» — папская булла (1864) с перечнем воззрений, отвергнутых католической церковью.
«Бог и народ» (итал.).
«С миром» (лат.).
Верховный жрец (лат.).
Казино — дачный павильон Пия IV.
«Тебя, бога, хвалим» (лат.).
«Ты — Петр, и на сем камне…» (лат.).
Грязный Рим (итал.).
О, какая красавица! (итал.).
Я римлянин из Рима! (итал.).
Младенец (итал.).
Мадонна рожениц (итал.).
Деревенских торговцев (итал.).
«Мир дому сему» (лат.).
«И всем живущим в нем» (лат.).
«Окропи меня, господи, иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега» (лат.).
«Верую во единого бога» (лат.).
Аминь (лат.).
«Сим святым помазанием и благим милосердием своим да отпустит тебе господь все, в чем согрешил ты, — зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием» (лат.).
Начальные буквы слов: Senatus Populusque Romanus — Сенат и Народ Римский (лат.).
«Литературное наследство», № 33/34, изд. АН СССР, М. 1939, стр. 464. Публикация М. Эйхенгольца.
René Ternois, Zola et son temps. Lourdes — Rome — Paris, Paris, 1961 (Рене Тернуа, Золя и его время. Лурд — Рим — Париж, Париж, 1961), р. 438.
René Ternois, Zola et son temps. Lourdes — Rome — Paris, Paris, 1961 (Рене Тернуа, Золя и его время. Лурд — Рим — Париж, Париж, 1961), р. 521.
Там же, стр. 527.
