Озорные рассказы. Все три десятка - Оноре де Бальзак

– А, вот и ты, дрянной мальчишка, – сказала она сыну. – При всём уважении, – поклонилась она королю, – похоже, мой сын не угодил Вашему Величеству…

– Матушка, меня приговорили к смерти, я пришёл попрощаться с вами, поелику никак невозможно, чтобы я был сыном короля. Прошу вас, дайте мне ваше родительское благословение и простите меня за все мои прегрешения.

Он опустился на колени, чтобы поцеловать высохшую руку старой пряхи.

– Я наказан за то, что был слишком счастлив, ведь я поцеловал руку инфанты, а это стоит того, чтобы умереть.

– Сынок, – сказала Тонкопряха, – не пристало мне принимать почести в этаком виде и положении.

Она попросила короля и его свиту присесть и прошла за хлебный ларь, чтобы принарядиться.

– Ваше Величество, – спросила она, – вы позволите моему сыну в последний раз услужить мне?

– Ладно, ладно, – согласился король.

От этой картины разбилось бы даже каменное сердце, и инфанта плакала, ничуть не стыдясь своих слёз.

– Принеси мне кудель, я сделаю из неё парик, – велела Тонкопряха Фаустену.

Фаустен снял с прялки остатки кудели и, положив их на голову матери, нежно её расцеловал, и тут же кудель превратилась в белокурые густые волосы, которым позавидовала бы женщина с самой пышной шевелюрой на свете.

– Принеси мне моё веретено и моего кота…

Фаустен подал матери веретено, а инфанта помогла ему поймать кота. Тонкопряха дотронулась веретеном до своего ангорского кота, и тот превратился в крылатую рысь сказочной красоты. Лохмотья Тонкопряхи исчезли, а на их месте возникло платье цвета альпийских лугов, и старуха явилась в своём настоящем обличье, то есть в виде самой восхитительной феи.

– Я, – сказала она, – фея Студиоза! Меня приговорили сто лет оставаться уродливой старухой за одну орфографическую ошибку, которую я допустила в представленном на совет фей законе, но обещали, что я вновь обрету свой облик, если мой сын будет любить меня, несмотря на все мучения и издевательства, коим я должна его подвергать. Сын этот, которого я вырастила и воспитала, является правнуком Конфетьера Девятнадцатого, того самого, что отрёкся от престола и укрылся в горах вместе со своей семьёй… Вы можете не боясь отдать за него инфанту, и вместо бриллиантов он принесёт вам благоденствие и процветание…

При этих словах граф Большеплут, внимательно приглядевшись к Фаустену, нашёл в его лице черты Конфетьеров старшей ветви.

Не было никакой возможности не поверить словам феи Студиозы, и Фаустен, признав в ней свою добрую и ласковую мать, припал к её ногам и поцеловал её прекрасные руки.

Тонкопряха глянула своими лучистыми глазами на золотую лампу, и оба её фитиля разом вспыхнули и загорелись. Тогда она взяла лампу в левую руку, с изяществом села верхом на рысь, взмахнула своим веретеном и умчалась в небо через крышу, которая раздвинулась, чтобы её пропустить.

Король Матакена незамедлительно отдал свою дочь в жёны принцу Фаустену, которого он объявил своим наследником. Конфетьер Двадцать Четвёртый прожил ещё десяток лет, и за это время его зять, с пользой применив познания свои и сведения, добытые в Гулистане, проложил прекрасные дороги сквозь горы, разделявшие два королевства, и таким образом открыл новый источник процветания: Матакен и Гулистан стали обмениваться своим товаром, и государственная казна Матакена увеличилась до таких размеров, что по случаю крестин первенца, рождённого добродетельной и любящей женой короля Фаустена Первого, все придворные сановники получили ордена с настоящими бриллиантами, которые к тому времени сделались общедоступными.

Фея Студиоза время от времени навещала супругов, и они с превеликим почтением принимали ту, которой были стольким обязаны.

Госпожа Безызъяна тайно обвенчалась с бароном Скалозубом, который получил титул Его Королевского Высочества.

Всё это должно научить детей всегда слушаться своих матерей, что бы они от них ни требовали, а королей – не отправлять своих сестёр в дорогу, не приняв самых больших предосторожностей.