— Почему?
— Потому что не хочу.
— Почему не хочешь?
Билл, припертый к стенке, не мог больше молчать.
— Потому что не могу быть рядом с Джейн… слышать ее голос…
Алджи удивился. С раннего детства он, как всякий брат, следил, чтобы Джейн знала свое место и не задирала нос, однако отталкивающей ее никогда не считал. Да, он называл сестру кнопкой и пигалицей, но всегда воспринимал ее как миловидную кнопку и очень даже симпатичную пигалицу.
— Не понимаю, — сказал он, — чем тебе не угодил ее голос. По мне так вполне ничего. Она тебе не нравится?
— Конечно, она мне нравится.
— И все же ты не желаешь ее видеть. Не понимаю. Твой мыслительный процесс… Чтоб мне треснуть! — воскликнул Алджи, осененный внезапной догадкой. — Ты что, в нее влюбился?
— Да, — отвечал Билл, — и она обручена с другим. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу подходить к Эшби-холлу.
Алджи задумчиво нахмурился. Он видел, что пришло время призвать на помощь все свое красноречие и первым делом убедить раскисшего друга, что в несчастной помолвке нет ничего окончательного или непоправимого.
— Обручена с другим, да, — признал он, — но всего лишь с Лайонелом Грином.
Билл ответил, что ему неважно, как зовут человека, за которого выходит Джейн, важен сам факт, что она выходит замуж. Алджи возразил, что, напротив, в этом самая суть, потому что ни одна девушка не может всерьез помышлять о браке с Лайонелом Грином, даже если обручилась с ним в минуту умственного помрачения. Безумие схлынет, и девушка будет свободна рассматривать новые кандидатуры. Господи, сказал Алджи, неужели Билл никогда не слышал о разорванных помолвках?
Билл явно не разделял его оптимизма.
— Почему ты думаешь, что она захочет разорвать помолвку? — спросил он. Алджи в нетерпении прищелкнул языком. Ничто так не раздражает, как необходимость повторять свои доводы тугодуму.
— Я же сказал. Она обручена с Лайонелом Грином.
Билл тоже начал терять терпение.
— Кто такой Лайонел Грин? Ты так говоришь, будто я его знаю.
— Разве нет?
— Впервые о нем слышу. А что такое? Он прокаженный?
— Хуже. Он художник по интерьерам и торгует антикварной мебелью. И ведь мы всегда знали, что он чем-нибудь таким кончит. На нем с самого начала было это клеймо. А! — вскричал Алджи, прозревая. — Я понял, в чем промашка. Я называю его Лайонел Грин, а у тебя в памяти ничего не всплывает. Мне надо было сказать: «Л.П.Грин». Не мог же ты забыть Л.П.Грина? Напряги мозги. Школа. Л.П.Грин.
Билл ойкнул. Он вспомнил, и это стало последней каплей. Его мысленному взору предстал Л.П.Грин, юноша, чье стройное сложение и точеное (хоть и в прыщах) лицо, заранее говорили: это будет мужчина, перед которым не устоит ни одна женщина. Допуская, разумеется, что прыщи он вывел. О каком разрыве болтает Алджи? Девушка, обрученная с Л.П.Грином (который вывел прыщи), ни за что не расстанется с таким сокровищем. Пусть нравственно он далек от идеала, если не сильно изменился со школы, но что это значит в сравнении с внешней привлекательностью?
Билл резко встал.
— Пойду приму ванну, — сказал он к разочарованию Алджи, предвкушавшего долгую и плодотворную беседу об Л.П.Грине.
Джейн повезло. Вернее, ей повезло дважды — по крупному и по мелочи. Мелким везением было то, что ее подбросили на машине, избавив от необходимости трястись в душном вагоне. Крупное везенье было связано с Лайонелом Грином. В итоге она вернулась в Эшби-холл с чувством, что все повернулось как нельзя лучше.
Подвез ее коллега, тот самый книжный обозреватель, который снабжал ее триллерами. Джейн встретила его по дороге на вокзал. Узнав, что она едет в Эшби Параден, обозреватель сказал ей запрыгивать в машину, потому что едет в Брайтон, а Эшби Параден — по дороге. Он довез ее до ворот, и Джейн двинулась по аллее в крепнущем убеждении, что мир прекрасен. Она одобряла все, что этот мир ей предлагал. Солнце сияло, и Джейн нравилось, как оно сияет. Небо голубело, и Джейн не желала ему другого оттенка. Лупоглазый кролик выглянул из куста и уставился на нее с тем же завороженным выражением, что и любой кролик в мире, и Джейн подумала, что еще никогда не видела такого симпатичного кролика. Эшби-холл, представший ее взгляду, утратил восемьдесят пять процентов своего безобразия и даже обрел некую странноватую красу. Еще немного, и Джейн бы запела.
Генри сидел на лужайке в любимом шезлонге, и девушка устремилась к нему, как на крыльях. Вот кому она сообщит свои новости!
— Генри, — сказала Джейн, — хочешь длинный и очень смешной анекдот?
Генри спросонок задумался над вопросом. Его разморило на солнышке, и он задремал.
— Если это не надолго. Я жду викария.
— Ладно, постараюсь покороче, но жалко выпускать лучшие места. Полный восторг от начала и до конца.
— Если это про жену священника и пьяного матроса, то Уэйд-Пиготт мне вчера уже рассказал.
— Нет. Его еще пока не рассказывают. Он про Лайонела. Если ты помнишь, я позвонила ему и попросила пригласить меня на ланч.
— Моя память еще не настолько ослабла от старости. И как?
— Ланч? Ланча мне не досталось. Я съела булочку в чайной.
— Размолвка влюбленных?
— Не совсем так.
— А что же?
— Сейчас начнется смешное. Я пришла в этот мерзкий клуб, но Лайонела там не было.
Генри заморгал, окончательно просыпаясь. Рассказ его захватил.
— Он не пришел?
— Да.
— Хотя договорился с тобой о встрече?
— Да, хотя договорился о встрече.
— Он рехнулся?
— Ничуть, как ты скоро узнаешь, если перестанешь меня перебивать. Он не пришел, но выставил вместо себя запасного игрока, Орло Тарвина. Помнишь? С бородой.
— Он заболел?
— Тарвин?
— Лайонел.
— А, Лайонел… Не думаю. Насколько я знаю, здоровехонек.
— Тогда почему он не пришел?
— В этом вся соль анекдота, и я вижу, что он получится не таким уж длинным. Ты знаешь, что Лайонел ездил в Америку украшать дом какому-то миллионеру. Так вот, по ходу дела он обручился с миллионерской дочкой, а Тарвина отправил сообщить мне роковую новость. Вероятно Лайонел счел, что сам с этим не справится.
Многие люди, помимо Алджи, в разное время нелестно высказывались об Л.П.Грине, но мало кто достигал такой выразительности. Генри говорил секунд тридцать, прежде чем Джейн смогла продолжить рассказ.
— Тарвин был ужасно добр. Он бесконечно долго меня утешал, и мне не хватило духу сказать, как я рада.
Генри вытаращил глаза.
— Рада?
— Вне себя от радости и облегчения. Я ехала в Лондон с намерением по совету Алджи разорвать помолвку за кофе, и немножко побаивалась, как это пройдет.
Генри совсем оторопел. Он не одобрял планы Джейн на замужество, поскольку, как многие другие, считал, что Лайонел Грин — первостатейная гнида, однако всегда полагал, что ее саму эти планы устраивают.
— Ну, это, конечно… неожиданно.
— Я так и думала, что ты подпрыгнешь.
— Утром ты мне ничего не говорила.
— Утром я сама не знала. Мысль пришла мне в поезде. Бывают такие озарения. Передо мной забрезжило, что в Лайонеле нет ничего, кроме профиля и знойных глаз. Видимо, они и вскружили мне голову. Перед тобой девушка из тех, что сходят с ума по актерам, и будь я акробаткой, я бы себя лягнула. Ах, Генри, как жаль, что ты такой красавец! Это единственный твой изъян. Толпились ли девушки у задних дверей, когда ты выходил после спектакля?
— Не помню ни одной, но, может быть, я плохо смотрел. Значит, все хорошо.
— Лучше не бывает. Только я не понимаю, что было у меня с головой, когда я вообразила, будто его люблю. Я страшно рада, что вовремя разобралась в себе. Теперь буду присматривать человека неказистого, но честного. Наверное, страсть к профилям и знойным глазам — что-то вроде скарлатины, которой мы, бедные глупые девушки, должны переболеть, и чем скорее это кончится, тем лучше. Ну вот, Генри, ты услышал анекдот про Джейн Мартин, и я закончила как раз вовремя, потому что, если ты поглядишь влево, то увидишь приближающегося викария. Развлекай его сам.
— Постараюсь отделаться от него как можно скорее. Ой, совсем забыл. Я же обещал ему книгу.
— «Кровавый Бредли» Томаса Харди, он же Билл Харди, он же Адела Бристоу. Очень интересный тип, Генри. В ранней юности собирал лимоны. Где его книга?
— В картинной галерее.
— Я принесу.
Беседа Генри с викарием была непродолжительной. Последний хотел узнать, согласен ли Генри, как теннисоновский сэр Уолтер Вивиан, порою летней на целый день до самого заката в свои луга пустить народ окрестный. Окрестный народ в данном случае означал школьников и мальчиков из Церковной Бригады. Генри выразил согласие, на чем эта часть разговора закончилась. Когда вернулась Джейн, они уже весело обсуждали шансы сассекской команды на победу в чемпионате графства по крикету. Викарий ушел с «Бредли» под мышкой, и Генри, подняв глаза на Джейн, с удивлением увидел, что веселье ее куда-то улетучилось, сменившись мрачной озабоченностью. Казалось, за это короткое время она пережила какое-то потрясение.