Она произнесла это съ влажными, печальными, глазами, но нѣсколько легкомысленнымъ тономъ; у Свена на душѣ стало страшно. Ему вспомнились слова Офеліи: «О, что за благородная душа тутъ уничтожена!»
Большая перемѣна совершилась въ мистрисъ Дургамъ со дня прогулки по горамъ. Она лишилась того невозмутимаго, холоднаго спокойствія, подъ которымъ прежде все скрывала, какъ подъ непроницаемой личиною. Она сдѣлалась мягче и сообщительнѣе, и видимо старалась принимать участіе во всемъ, что вокругъ нея происходило. Въ отношеніи мистера Дургама она стала не такъ чуждаться, менѣе была натянута, не такъ сурово вѣжлива, какъ прежде; иногда она стала даже прямо къ нему обращаться съ разговоромъ, чего въ первое время знакомства Свенъ никогда въ ней не замѣчалъ. Дѣтьми своими она стала гораздо больше заниматься. Китти сажала подлѣ себя и учила ее вязать на иголкахъ; интересовалась удочкой Эдгара и помогала Свену въ приготовленіи колосальнаго бумажнаго змѣя. Но потомъ опять наступали дни и часы, когда прежній демонъ овладѣвалъ ею, когда она мрачно отворачивалась отъ жизни, какъ отъ отвратительнаго, невыносимаго бремени; въ эти минуты на ея лицѣ отражалось роковое выраженіе портрета.
Свенъ преслѣдовалъ всѣ эти перемѣны, какъ тѣнь слѣдуетъ за движениями тѣла. Его любовь къ Корнеліи съ каждымъ днемъ, съ каждымъ свиданіемъ усиливалась и становилась глубже. Для нея только онъ жилъ, о ней только думалъ, и мечталъ все о ней. Его преслѣдовала неотступная мысль возвратить къ жизни и счастью это благороднѣйшее, прекраснѣйшее созданіе, имѣющее всѣ права на счастье, а между тѣмъ видимо несчастное. Сначала онъ хорошо понялъ, что центръ тяжести этого вопроса падаетъ на отношенія мистрисъ Дургамъ къ ея мужу, что въ этомъ узелъ преткновенія и что его надо разрѣшить. Теперь же, послѣ цѣлой недѣли, проведенной ежедневно съ мужемъ и женой, онъ сталъ не такъ ясно различать этотъ пунктъ, какъ въ первое время. Онъ хорошо видѣлъ, что, ставъ посредникомъ между мужемъ и женой, онъ немедленно пріобрѣтетъ довѣріе какъ мужа, такъ и жены. Однако, онъ ничего не дѣлалъ, чтобъ сблизиться съ Дургамомъ. Бенно могъ бы оказать здѣсь большія услуги, потому, что Бенно штурмомъ захватилъ дружбу холоднаго англичанина, но между нимъ и Свеномъ послѣ поѣздки на горы произошло видимое отчужденіе. Бенно все еще заходилъ въ Свену, но, какъ бы по общему соглашенію, они избѣгали разговора о Дургамахъ. Когда случалось имъ встрѣчаться на вечерахъ у нихъ, то они тотчасъ расходились. Самъ Дургэмъ сталъ обращаться съ Свеномъ не съ прежней холодной вѣжливостью, которая повидимому сдѣлалась его второю натурой, но съ великой внимательностью; Свену даже иногда казалось, что Дургамъ съ своей стороны желалъ сдѣлать первый шагъ къ сближенію и какъ-будто только гордость не дозволяла ему открыто искать его дружбы. Дургамъ предложилъ къ его услугамъ превосходную библіотеку, просилъ его пользоваться его лошадьми, пока не привели еще его лошади, а когда Свенъ выразилъ однажды желаніе прокатиться по Рейну на парусахъ, какъ бывало онъ катался по своему родному морю, Дургамъ тотчасъ вызвался принять участіе въ прогулкѣ и даже позаботиться о заготовленіи приличной для того лодки. Однако — и вотъ новое доказательство, что страсть смертельный врагъ справедливости — Свенъ чувствовалъ нерасположеніе къ Дургаму, которое становилось тѣмъ сильнѣе, чѣмъ настоятельнѣе ровное и всегда достойное обращеніе англичанина вызывало его на противоположное чувство, по-крайней-мѣрѣ уваженія.
Въ такомъ положеніи остановилось дѣло, когда Свенъ по обыкновенно пришелъ вечеромъ на дачу. Онъ нашелъ одну мистрисъ Дургамъ съ дѣтьми. Она сказала, что мистеръ Дургамъ съ Бенно вышли, но во всякомъ случаѣ скоро возвратятся, такъ какъ сегодня — это былъ четвергъ, когда двери ихъ отперты для всѣхъ знакомыхъ — ему изъ дома нельзя надолго отлучаться. Свенъ усѣлся и сталъ возиться съ дѣлами. Эдгаръ вытащилъ свой змѣй; въ немъ оказалась ужасная дыра; надо было ее починить. Потомъ Китти просила опять разсказать сказку о постоянномъ оловянномъ солдатикѣ, который полюбилъ деревянную куколку съ красными щечками. Такъ прошло времени около часа; мистрисъ Дургамъ сидѣла на даванѣ, читала книгу и только изрѣдка присоединяла свое слово къ веселой болтовнѣ дѣтей. Между тѣмъ пришло время дѣтей укладывать въ постель, въ особенности Эдгара, который сталъ опять покашливать. Послѣ энергичныхъ протестовъ они были однако уведены силой старою англичанкою Нанси. Свенъ сь Корнеліей остались вдвоемъ въ первый разъ, въ полномъ смыслѣ одни, послѣ сцены на горахъ.
— И я также, какъ дѣти, пожелаю вамъ доброй ночи, хотя еще менѣе дѣтей имѣю желаніе уходить, сказалъ Свенъ, вставая: — сегодня никто не пришелъ. Погода слишкомъ худа для добрыхъ людей.
Хотя Свенъ и всталъ, однако не видно было, чтобъ онъ очень спѣшилъ уходить. Онъ стоялъ у закрытыхъ теперь дверей на терасу и смотрѣлъ, какъ кружились облака, гонимыя страшною бурей по вечернему небу.
Корнелія ничего не отвѣчала; глаза ея не отрывались отъ книги. Должно быть, очень трудно было понять ту страницу, на которой она остановилась, потому что болѣе уже четверти часа она не перевертывала листа.
Свенъ подошелъ къ ней.
— Покойной ночи! сказалъ онъ.
— И вамъ желаю, отвѣчала она, не отрываясь отъ книги.
— Вы обыкновенно протягивали мнѣ руку на прощанье, сказалъ Свенъ послѣ минутнаго молчанія, когда не слышалось ни малѣйшаго шороха, кромѣ стука маятника и шума отъ дождевыхъ капель, ударявшихъ въ окна.
Корнелія протянула руку.
— Прощайте! повторила она, но все еще не поднимая лица отъ книги.
— Чѣмъ я васъ оскорбилъ? Что я такое сдѣлалъ, что вы меня взглядомъ не удостоиваете?
Свенъ не получилъ отвѣта, но видѣлъ, что двѣ крупныя слезы упали на страницу книги.
Этотъ отвѣтъ растерзалъ сердце Свена. Онъ не могъ болѣе владѣть собою и бросился на колѣни предъ плачущею красавицей. Онъ взялъ ея руку и поцѣловалъ ее съ искренней любовью.
— Прощайте! прощайте! воскликнулъ онъ: — о, ты единственная, несравненная! прощай сегодня и навсегда! Силъ уже нѣтъ выносить эту безмолвную муку! Я люблю тебя всѣми силами души! За тебя я съ радостью отдалъ бы каждую каплю крови; но видѣть твои страданія и не умѣть помочь тебѣ, и своимъ присутствіемъ, быть можетъ, увеличивать твои страданія — этого я не могу и не долженъ выносить. Прощай, прощай сегодня и навсегда!
Еще разъ прижалъ онъ ея руку къ губамъ и всталъ, чтобъ уйти.
— Нѣтъ, нѣтъ! воскликнула Корнелія, вскочивъ съ дивана и протягивая къ нему руки съ умоляющимъ видомъ: — нѣтъ! не уходи еще, Свенъ. Ты одинъ человѣкъ на землѣ, который любишь меня — что будетъ со мною, если и ты оставишь меня?
— Я не могу приносить тебѣ никакой пользы, не могу ничего, какъ только погибать отъ мученія видѣть тебя несчастною. И это чувство давитъ меня, какъ тяжелый сонъ, когда представляется, что самая любимая особа тонетъ, и хочешь броситься на помощь, но съ мѣста не можешь сдвинуться. О, этотъ мракъ, этотъ мучительный мракъ! На минуту, на одну минуту получить бы всевѣдѣніе!
Въ сильномъ волненіи Свенъ ходилъ по комнатѣ, разговаривая скорѣе самъ съ собою, чѣмъ съ прекрасною хозяйкой.
— Скажите, Свенъ, что вы хотите знать? Я готова разсказать вамъ все, что могу.
Свенъ остановился предъ нею и тихо сказалъ:
— Любила ли ты когда-нибудь своего мужа?
— Да.
— А онъ — любилъ онъ тебя?
— Я думаю, что любилъ.
— А теперь — любишь ли ты его — любишь ли и теперь?
— Я тебя люблю!
Почти неслышно было это: «Я тебя люблю!» но оно поразило Свена какъ громовымъ ударомъ.
Онъ бросился къ ногамъ красавицы и, схвативъ ея руки, покрывалъ ихъ поцѣлуями.
Почти съ ужасомъ она сопротивлялась ему.
— Нѣтъ, нѣтъ! восклицала она: — не тебѣ стоять на колѣняхъ предо мною! Твоею любовью я живу; я существую наконецъ! Можетъ ли творецъ преклоняться предъ своимъ твореніемъ?
Съ этими словами она поцѣловала Свена въ лобъ. Еще минута, и ее уже не было въ комнатѣ.
Напрасно Свенъ протягивалъ за нею руки — она исчезла быстро, неуловимо, какъ сновидѣніе. И сномъ казалось ему все пережитое въ послѣднія минуты. Онъ любимъ — любимъ женщиной, которая казалась ему прекраснымъ, возвышеннымъ, недосягаемымъ божествомъ. На его лбу еще горѣлъ поцѣлуй, которымъ она освятила свое признаніе; и чѣмъ онъ заслужилъ это блаженство? Мечталъ ли онъ о томъ, домогался ли такого счастья? Не онъ ли хотѣлъ спасти ее изъ бурнаго моря, по которому носился корабль ея счастья, и пріютить въ тихую пристань? Не была ли она теперь дальше чѣмъ когда-нибудь отъ желанной цѣли найти спокойствіе, безопасность, миръ? Не исполнилось ли уже предсказаніе Бенно? Не похожъ ли онъ на разбойника, который прокрался въ домъ въ отсутствіе хозяина, чтобы ограбить его, укравъ его драгоцѣннѣйшее сокровище?
