— Как, разве вы не рады?
Джаган грустно ответил:
— Да-да, конечно.
— Это, верно, очень интересное начинание…
— Да-да, конечно.
И он поспешил уйти в лавку. Когда пришел повар, Джаган испугался, что и он заговорит о роман-машине, но, к счастью, его мир все еще ограничивался кухонным чадом и маслом, кипящим на плите. Сидя на своем троне и вдыхая запах благовоний и жареных пончиков, Джаган ощутил, как к нему возвращается покой. Он выдвинул ящик стола и посидел немного, глядя на «Бхагавадгиту», потом открыл наугад страницу и постарался забыться в мыслях о вечной истине. Но где-то в глубине души он был глубоко задет тем, что увидел собственное имя в проспекте. Как мог Мали совершить такой поступок? Как мог он такое себе позволить? Бедняжка, верно, полностью положился на отцовскую поддержку, в этом нет ничего дурного. Это даже естественно. И все же он должен был хотя бы сказать ему об этом. Простая вежливость этого требует, но ни Грейс, ни Мали… Впрочем, может, они потому и врывались в молельню, что хотели сообщить ему об этом? А он-то думал, что им нужны деньги. И он упрекнул себя за то, что не стал говорить с ними.
Не известно, что это был за американский компаньон, но только дело свое он знал, а Натарадж проявил необычайную исполнительность.
Скоро проспекты компании Мали наводнили весь город. Первый в лавку самому Джагану принес почтальон. В нем описывалась культурная отсталость страны, говорилось о необходимости занять должное место в Содружестве наций, а также о том, что эта машина уничтожит время и расстояние и выведет страну на новый путь. Затем шло множество фактов и цифр. Джаган отметил, например, что леса на горе Мемпи должны дать мягкое дерево, необходимое для каких-то частей в машине, и стоить оно будет гроши. Затем следовали подробности производства, сбыта и распространения. Джаган не мог избавиться от мысли, что экономическим гением, разработавшим всю эту затею, был сын керосинового агента, молодой парень в джинсах и полосатой рубашке, который гонял на мотороллере, посадив Мали сзади.
Вскоре они бросили мотороллер и начали ездить в старом автомобиле. Их видели всюду. Однажды утром Грейс сказала Джагану:
— Компания решила приобрести автомобиль. Правда, он старый, но ничего, сойдет. В наши дни приходится столько разъезжать по всяким делам.
— Какая марка? Он, кажется, зеленый? — спросил Джаган вежливо, просто чтобы что-нибудь сказать.
На самом деле ему хотелось спросить: «Сколько он стоит? Кто за него заплатил?»
Грейс отвечала:
— Он красивый, правда?
Джаган погрузился в созерцание богов и не оглядывался до тех пор, пока Грейс не отошла от двери и он не услышал, что она разговаривает с Мали в другом конце дома.
«Ганди научил меня мирным методам, ими я и отвечу на их притязания. Эта парочка, видно, хочет втянуть меня во всякие аферы», — размышлял он.
Затея сына удивляла его; он ни на минуту в нее не верил. Он сознавал, что на него потихоньку оказывают давление, стремясь заставить расстаться с деньгами, но решил игнорировать всю эту историю, заняв позицию пассивного сопротивления.
Жизнь дома становилась все сложнее. Сердце его уже не билось радостно, когда он заворачивал за угол. Подходя к своему старому дому, он нервничал. Ожидание в глазах Грейс, отворяющей ему дверь, и косые взгляды Мали действовали ему на нервы. Он чувствовал, как растет напряженность. Если никто не выходил в коридор, когда он поворачивал ключ в двери, он был счастлив. Значит, обоих не было дома — Грейс ходила по магазинам, а Мали гонял со своими местными компаньонами в зеленом автомобиле.
«Благодарение господу за зеленый автомобиль», — думал Джаган.
Если он был дома и слышал, как отворялась входная дверь, он уходил подальше во двор позади дома или запирался в сарайчике с душем.
Однако политика неучастия не могла продолжаться вечно. Однажды утром Грейс спросила его в упор:
— Вы обдумали наше предложение?
Джаган понял, что его загнали в угол. Если бы он снял свой шарф с гвоздя минутой раньше, он был бы уже на улице. Но Грейс хорошо изучила его привычки и перехватила его в самый последний момент.
Путем хитроумных маневров ему удавалось избежать этого разговора в течение двух недель, но теперь он попался. Ему хотелось сказать: «Оставь эти разговоры мужчинам. Отойди, красотка из Внешней Монголии или еще там откуда».
Она приколола цветок к своим коротко стриженным волосам. Он с трудом удержался, чтоб не сказать ей: «Вынь цветок из волос. Это же просто смешно!»
Но заметил только:
— Я вижу, у тебя в волосах сегодня жасмин.
— Сегодня пятница, и я вспомнила о своих обязанностях. Ведь я теперь жена индуса. А еще я вымыла ступеньки и украсила порог белой мукой. Вчера я сходила за ней в лавку. Посмотрите!
Она была так назойлива, что ему пришлось улыбнуться и пойти за ней. Она показала ему цветочный узор на земле и воскликнула:
— Ну, теперь вы верите, что я была индуской в своей прошлой жизни? Я уже умею выкладывать узор на полу, как у вас полагается.
Джагану хотелось сказать: «Настоящая индуска никогда не острижет волосы, как ты».
Но вместо этого он произнес:
— Давно уже в нашем доме никто этим не занимался. Откуда ты узнала, что пятница день особый?
— У меня есть друзья, которые рассказали мне что к чему, — отвечала она.
Джаган уже начал подумывать, как бы улизнуть, но тут открылось окно, из него выглянул Мали и приказал:
— Отец, зайди-ка на минутку. Мне нужно поговорить с тобой.
Джаган понял, что Грейс просто держала его в ловушке, и взглянул на нее с упреком, но она, словно секретарша в преддверии президентского кабинета, проговорила:
— Ну, конечно, входите.
Можно было подумать, что ему следовало чувствовать себя польщенным этим вызовом.
— Мне нужно идти открывать лавку, — пробормотал Джаган и вошел.
Мали сидел у стола. Увидя Джагана, он небрежным движением пальца указал ему на кресло для гостей. Джаган осторожно опустился в него и снова пробормотал:
— Мне нужно идти открывать лавку.
Мали пропустил его слова мимо ушей и спросил:
— Ты все обдумал?
— Что именно? — спросил Джаган, стараясь принять рассеянный вид.
Но он понимал, что это ему не очень-то удается, — он был зажат в тиски между Мали и Грейс, которая подкралась сзади, словно для того, чтобы завершить эту операцию.
Мали швырнул ему проспект.
— Я тебе послал вот это, разве ты не получил?
Джаган не сказал ни «да», ни «нет» — и то и другое было одинаково опасно. Мысли его приняли иное направление: как это Мали удалось так быстро отпечатать эту штуку, в то время как его книга столько лет лежит в типографии без движения? Может, Мали, знает какое-то волшебное слово?
Он сидел, размышляя обо всем этом, как вдруг Мали сказал:
— Ты даже не хочешь взглянуть на него.
Джаган испугался, что сын сейчас потеряет терпение, и робко ответил:
— Нет, отчего же, я на него взглянул и заметил, что ты внес туда мое имя, даже не спросив моего согласия.
— Что с тобой происходит? В первый же наш разговор я тридцать минут тебе все объяснял, а потом спросил: «Можно мне напечатать твое имя?» И ты ответил: «Действуй».
Джаган задумался.
— Когда это было?
Мали вышел из себя. Грейс заметила это и быстро сказала:
— В первый же день, когда он рассказал вам о своих намерениях.
— А-а, да-да, — протянул Джаган, сообразив, что в тот день он мог сказать все что угодно.
Затем он робко прибавил:
— Да, но я, естественно, думал, что ты вернешься к этому разговору, прежде чем пойдешь в типографию.
— Не знаю, о чем ты говоришь. Ты думаешь, что тебе все будут повторять по десять раз. Немудрено, что в этой стране никто ничего не делает.
— Почему ты во всем винишь нашу страну? Четыреста миллионов человек на нее не жалуются, — сказал Джаган, вспомнив наследие «Рамаяны» и «Бхагавадгиты» и все те страдания и невзгоды, которые он претерпел, чтобы завоевать независимость. Он пробормотал: — Тебя в те дни еще не было.
Мали в отчаянии махнул рукой.
— Не знаю, о чем ты говоришь. Мне нужно дело делать. Мы с тобой дважды садились и все подробно обсуждали, я тебе все сказал, а теперь ты…
Грейс снова вмешалась в разговор.
— Отец, если у вас есть вопросы, Мали, конечно, на них ответит.
Джаган почувствовал себя словно свидетель, дающий показания, когда каждое его слово могут использовать против него, и сказал:
— А теперь мне нужно идти, я должен открывать лавку.
Мали ответил:
— А мы должны наконец приступить к делу. Наши компаньоны ждут. Мы все потеряем, если будем тянуть. Я уже объяснил тебе основу нашего участия в деле.
Пятьдесят тысяч долларов! Чему бы это ни равнялось в рупиях, сумма была потрясающая.
