— Не будьте жестоки, Орас, — сказал он резко, — всякая женщина имеет на нас права.
В пылу этого маленького спора они бессознательно сошлись вместе, спиною к двери библиотеки. При последних словах упрека, сделанного Джулианом Орасу, внимание их было привлечено легким стуком отворившейся двери. Как бы по взаимному согласию все трое повернулись и посмотрели в том направлении, откуда раздался этот звук.
Глава XI
ВОСКРЕСШАЯ ПОКОЙНИЦА
В дверях появилась фигурка маленькой женщины в простом и бедном черном платье. Она молча приподняла свою черную тюлевую вуаль, и все увидели печальное, бледное, изнуренное, усталое лицо. Лоб был низок и широк, глаза необыкновенно далеки один от другого, ниже черты лица мелки и нежны. Здоровая (как заметил мангеймский консул), эта женщина должна была обладать если не замечательной красотой, то по крайней мере редкой привлекательностью, одной ей свойственной. Теперь же страдание — угрюмое, безмолвное, сдержанное страдание — испортило красоту ее лица. Внимание и даже любопытство оно могло еще вызывать, восторг или интерес вызвать уже не могло.
Маленькая, худощавая черная фигурка неподвижно стояла в дверях. Печальное, изнуренное, бледное лицо молча смотрело на трех лиц, находившихся в комнате.
Три лица, находившиеся в комнате, со своей стороны оставались с минуту неподвижны и молча смотрели на незнакомку, стоявшую на пороге. Что-то, или в самой женщине, или в внезапном, неслышном появлении ее в комнате, леденило, как бы прикосновением невидимой холодной руки, сочувствие всех троих. Привыкшие к свету, обыкновенно чувствовавшие себя свободно во всяком не предвиденном в жизни случае, они теперь, возможно, в первый раз почувствовали серьезное смущение, которого не испытывали с детства, в присутствии посторонней.
Не возбудило ли в их душе появление настоящей Грэс Розбери подозрение к женщине, укравшей ее имя и занявшей ее место в этом доме?
Ни малейшей тени подозрения к Мерси не таилось в том странном тревожном ощущении, которое теперь отняло от них обычную вежливость и обычное присутствие духа. Каждому из этих трех лиц так же практически было невозможно сомневаться в личности приемной дочери леди Джэнет, как для вас, читающих эти строки, невозможно сомневаться в личности самого близкого и дорогого на свете вашего родственника. Обстоятельства укрепили за Мерси самое сильное из всех человеческих прав — право первого владения. Обстоятельства вооружили ее самой непреодолимой из всех природных сил — силою первых отношений и первой привычки. Ни на волос не поколебало положение ложной Грэс Розбери первое появление настоящей Грэс Розбери в дверях Мэбльторнского дома. Леди Джэнет вдруг почувствовала отвращение, сама не зная почему. Джулиан и Орас — почувствовали отвращение, сами не зная почему. Если б их попросили описать свои ощущения в эту минуту, они с отчаянием покачали бы головой и ответили бы в следующих словах: смутное предчувствие какого-то несчастья вошло в комнату вместе с этой женщиной в черном платье. Но оно двигалось невидимо и говорило, как говорят все предчувствия, на неизвестном языке.
Прошла минута. Единственные звуки, слышные в комнате, были треск огня в камине и стук маятника.
Голос гостьи, твердый, чистый и спокойный, первый нарушил молчание.
— Мистер Джулиан Грэй? — спросила она, вопросительно смотря то на одного, то на другого из двух мужчин, находившихся в комнате. Джулиан сделал несколько шагов, тотчас возвратив свое самообладание.
— Я очень жалею, что меня не оказалось дома, — сказал он, — когда вы были у меня с письмом от консула. Не угодно ли вам сесть?
Как бы подавая пример, леди Джэнет села немного поодаль. Орас остался стоять возле нее. Она поклонилась незнакомке с подчеркнутой вежливостью, но не сказала ни слова, перед тем как сесть на кресло.
«Я принуждена выслушать эту женщину, — думала старушка. — Но я не принуждена говорить с нею. Это дело Джулиана — не мое».
— Не стойте, Орас! Вы расстраиваете мне нервы. Сядьте. Вооружившись заранее своей политикой молчания, леди Джэнет по обыкновению сложила свои прекрасные руки и ждала, чтобы дело началось, как судья в суде.
— Угодно вам сесть? — повторил Джулиан, заметив, что гостья, по-видимому, не обратила внимания и не слышала его первых слов.
При этом втором приглашении она заговорила с ним.
— Это леди Джэнет Рой? — спросила она, устремив взгляд на хозяйку дома.
Джулиан ответил и отступил посмотреть, что будет дальше. Женщина в бедном черном платье в первый раз переменила свою позу. Она медленно перешла через комнату к тому месту, где сидела леди Джэнет, и заговорила с нею почтительно, с полным самообладанием. Все ее обращение с той минуты, как она появилась в дверях, выражало, вместе и прямо, и прилично, уверенность в приеме, ожидавшем ее.
— Одними из последних слов моего отца перед смертью, — начала она, — были о том, что я могу ожидать от вас покровительства и доброты.
Леди Джэнет не намерена была говорить. Она слушала с покорным вниманием. Она ждала с упорным молчанием, что будет дальше.
Грэс Розбери сделала шаг назад, не с робостью, а только с досадой и удивлением.
— Неужели отец мой ошибался? — спросила она с большим достоинством в тоне и обращении, принудившим леди Джэнет против воли отказаться от своей политики молчания.
— Кто был ваш отец? — спросила она холодно.
Грэс Розбери ответила на вопрос тоном сурового удивления.
— Разве слуга не отдал вам мою карточку? — сказала она. — Разве вы не знаете мое имя?
— Которое? — возразила леди Джэнет.
— Я не понимаю вашего сиятельства.
— Я объясню. Вы спросили меня, знаю ли я ваше имя. Я спрашиваю вас в свою очередь: которое имя? На вашей карточке стоит: «Мисс Розбери», а ваше белье, которое было на вас в госпитале, было помечено именем «Мерси Мерик».
Самообладание, сохраняемое Грэс с той минуты, когда она вошла в столовую, теперь в первый раз готово было ей изменить. Она обернулась и с умоляющим видом посмотрела на Джулиана, который до сих пор стоял поодаль и внимательно слушал.
— Наверно, — сказала она, — ваш приятель консул сказал вам в своем письме о метке на белье?
Та девическая нерешительность и робость, которые отличали ее обращение во время встречи с Мерси во французском домике, опять появились в ее тоне и обращении, когда она произнесла эти слова. Перемены, по большей части к худшему, сделанные в ней страданием, которое она перенесла с тех пор, теперь (в эту минуту) изгладились. Все, что осталось от лучшей и бесхитростной стороны ее характера, обнаружилось в наивном вопросе, который она задала Джулиану. До сих пор он чувствовал к ней отвращение. Теперь он начал чувствовать к ней некоторое сострадательное участие.
— Консул сообщил мне, что вы сказали ему, — ответил он ласково. — Но если вы послушаетесь моего совета, я посоветую рассказать вашу историю леди Джэнет.
Грэс очень неохотно, но покорно обратилась к леди Джэнет.
— Белье, о котором ваше сиятельство говорили, — сказала она, — принадлежало другой женщине. Шел проливной дождь, когда солдаты задержали меня на границе. Я несколько часов была под дождем и промокла до костей. Белье с меткой «Мерси Мерик» дала мне сама Мерси Мерик, пока сушились мои вещи. Я была ранена гранатой в этом белье. Меня унесли без чувств в этом белье после операции, сделанной во французском доме.
Леди Джэнет слушала с вниманием — и только. Она обернулась к Орасу и сказала ему тихо, с свойственной ей милой иронией:
— Она находчива на объяснения.
Орас отвечал таким же тоном:
— Чересчур находчива.
Грэс посмотрела попеременно на обоих. Слабый румянец показался на ее лице в первый раз.
— Неужели я должна понять, что вы не верите мне? — спросила она с гордым спокойствием.
Леди Джэнет по-прежнему поддерживала политику молчания. Она вежливо указала рукой на Джулиана, как бы говоря: «Обратитесь с расспросами к господину, который представил вас».
Джулиан, заметив это движение и румянец, выступивший на щеках Грэс, тотчас вмешался в интересах мира.
— Леди Джэнет задала вам сейчас вопрос, — сказал он; — леди Джэнет спросила, кто ваш отец.
— Отец мой был покойный полковник Розбери.
Леди Джэнет с негодованием взглянула на Ораса.
— Ее самоуверенность изумляет меня! — воскликнула она. Джулиан вмешался, прежде чем его тетка успела прибавить еще хоть слово.
— Пожалуйста, выслушайте ее, — сказал он с мольбой в голосе, в котором на этот раз было нечто повелительное.
Он обернулся к Грэс.
— Можете вы представить доказательство, — прибавил он более ласковым голосом, — которое убедило бы нас, что вы дочь полковника Розбери?
Грэс с негодованием посмотрела на него.
— Доказательство? — повторила она, — разве недостаточно моего слова?
Джулиан нисколько не рассердился.
