— Сегодня вечером, любезный, придут двести человек. Ты можешь сказать его сиятельству, что ты никого не видишь: представиться слепым — самое умное. Может быть, его сиятельство примет этих двести человек за галлюцинацию. Ну-с, итак — комнаты.
— Ваша светлость, не могу!
Он корчился, прыгал с места на место, строил гримасы и жалобно стонал.
Сэр Густон до сих пор не произнес ни слова. Он, не двигаясь, с любопытством смотрел на старика во фраке и коротких штанах, точно на злое животное, которое бесполезно суетится. Вдруг он, не теряя спокойствия, сделал шаг вперед и ткнул мажордома кулаком в нос.
— Комнаты! — сказал он по-английски.
Альфонсо покатился под стол; все удивленно смотрели вслед ему. Он вылез, держа руку у лица; из-под нее капало что-то черное. Он низко поклонился, сначала сэру Густону, потом герцогине и вышел из комнаты.
— Вы полезный человек, — объявила герцогиня молодому человеку. — Я думаю еще воспользоваться вами сегодня вечером.
Он удалился один в бильярдную. Консул ушел. Леди Олимпия сказала приятельнице:
— Дорогая герцогиня, я довольна. Вы уже начали извлекать пользу из моих советов. Вы оставляете мужчинам их поэтические бредни, не правда ли, а себе берете действительность, которая так проста. Разве она не доставляет большого удовольствия?.. Только одному вам остается научиться: обрывать вовремя. Я не требую, чтобы вы, как я, принципиально довольствовались одной единственной ночью: я думаю, для этого нужно известное целомудрие — но оставим это… Только обрывать вовремя! Тогда с вами не случилась бы эта отвратительная история.
— Было бы очень жаль, если бы я была лишена этого приключения. Оно — часть моей жизни, оно делает меня счастливой.
— Раз вы так думаете… Но ваш бедный маленький секретарь разливался рекой.
— Муцио?
— Он излил свою душу. Он лежал на коленях и молил за свою госпожу. Он рассказал, что все испробовал для ее спасения; я — его последняя надежда. Он обращался к полиции: она в союзе с ужасным доном Саверио. Он обегал всех иностранцев-врачей; ни один не хотел рискнуть своей безопасностью и констатировать, что герцогиня Асси здорова. По его словам, вас будут мучить и морить голодом до тех пор, пока вы не отдадите принцу всего своего состояния… Тем лучше, для вас, милочка, если это смешит вас.
— Муцио приводит меня в восторг! — вздыхала герцогиня.
Она лежала и смеялась до удушья.
Беседу прервал приход хозяина дома. Он был очень кроток, полон укоризненной нежности, немного встревожен опасением, что большое празднество, назначенное на вечер, может неблагоприятно отозваться на здоровье герцогини. Леди Олимпия вышла из комнаты; он оперся коленом о кресло своей подруги и с грустным видом поднес к ней торжественный мрамор своего лица, как будто говоря:
— Неужели ты могла забыть, как он прекрасен!
Она бегло поцеловала его, как достойную удивления вещь, мимо которой никогда нельзя пройти равнодушно. Он сейчас же стал бурным, но она оттолкнула его.
— Ты не слышишь, что все в доме в движении? До вечера нам надо сделать невероятно много… Альфонсо! Дженнаро! Амедео!
Она отдала приказания.
— Из этой комнаты, мой друг, нам придется сейчас же уйти. Я целый месяц лежала больная, никто не смел сделать ни шагу, чтобы не потревожить меня. Ты можешь себе представить, что все здесь немного запущено.
По всему дому сновали слуги с коврами, фарфором, серебром. Альфонсо, нос которого сильно распух, стонал:
— Мы, может быть, погибнем все за работой. Но она будет сделана, ваша светлость!
— Я буду помогать, — объявил принц, внезапно воодушевляясь.
Она видела, что он покорился, не протестует против наказания и жаждет похвалы.
— Это хорошо, мой друг. Снимите ваш сюртук.
Он сделал это. Она отправилась в оранжерею, к леди Олимпии. Сквозь стекла они видели дона Саверио, бежавшего по длинным залам мимо зеркал с грудой тарелок в руках.
— Он бежит, — сказала леди Олимпия. — Он уже едва надеется нагнать уходящие миллионы. Но он бежит для того, чтобы вы видели, дорогая герцогиня, какой он великолепный скороход. Он любит вас — о! быть может, только с сегодняшнего дня: но теперь он влюблен в вас.
Герцогиня серьезно и довольно кивнула головой; она знала это.
— А если бы он еще подозревал, что ему предстоит… — сказала она почти с состраданием.
— Сегодня вечером?
— Да.
— Что же?
Она весело пожала плечами.
— Я сама еще не знаю, — потому-то я и радуюсь этому.
В полночь обширный дом был полон гостей. Голоса иностранцев звучали во всех группах. И всюду, то неторопливо и небрежно, то возбужденно, в нос, то гортанными, то блеющими звуками иностранцы, беседовали о последнем приключении хозяйки дома. Неаполитанцы ждали; их жесты красноречиво выражали, что у них нет никакого мнения.
Герцогиня шла мимо карточных столов между леди Олимпией и мистером Уолькотт. Она кивала головой, обменивалась несколькими словами то с одним, то с другим и оставляла за собой ослепленные взоры. Это празднество после долгого одиночества, бывшее как бы наградой за ее силу, заставляло быстрее обращаться ее кровь, делало острым и блестящим ее ум; оно прикрепляло к ее плечам крылья и уносило ее прочь, по воздуху, в котором была уже весна, она не знала, куда. О доне Саверио она вспомнила лишь тогда, когда увидела его играющим в пикет с мистером Вильямсом из Огайо, притихшего и покорного. В эту минуту консул сказал:
— Нет сомнения, этот Тронтола плутует.
— Это неслыханно, — вскрикнула леди Олимпия.
— Дорогая миледи, — возразила герцогиня, — в таких щекотливых вещах вы пуританка: я знаю это. Но Тронтола представлял бы собой нечто неслыханное только в том случае, если бы не плутовал. Вы думаете, что Джикко-Джилетти отказывает себе в этом, или Тинтинович? В эту минуту он грабит маленького сноба из Берлина; тот очень горд тем, что далматский граф берет его деньги.
Леди Олимпия сказала с отвращением и любопытством:
— У вас однако недурные познания по этой части, дорогая герцогиня?..
— Они у меня от кавалера Муцио, моего секретаря, который вам так нравится.
— Как же эти мошенники делают это?
— О, самыми различными способами. Например: за тем, кого они обманывают, стоит их доверенное лицо и объясняет им знаками его карты. Или же он держит в руках что-нибудь блестящее, в чем отражаются карты: серебряную табакерку — или — или…
Она рассмеялась:
— Посмотрите-ка, не комичную ли фигуру представляет мой камердинер Амедео. Настоящий византийский сановник в своей глупой торжественности!..
Ее спутники взглянули по направлению, которое указывала им герцогиня. Амедео, огромный, весь в золотых галунах, стоял напротив своего господина, принца Кукуру, за мистером Вильямсом из Огайо, и вертел висевший у него сбоку большой блестящий поднос. Американец выпил стакан вина, который подал ему Амедео. Затем он громким, скрипучим голосом объявил шесть карт и четыре туза.
— Как ясно отражаются карты мистера Вилльямса в подносе верного Амедео, — сказала герцогиня. Мистер Уолькотт возразил:
— Я ничего не вижу.
— Я тоже, — заметила леди Олимпия.
— Не церемоньтесь, мистер Уолькотт. Вам неприятно видеть в моем доме подобные вещи. Но это пустяки… Вы видели это. И я прошу вас позаботиться о том, чтобы это увидели и другие.
Возбужденная, оставила она своих друзей. Она искала сэра Густона. Он прогуливался, размахивая руками, неловкий и не сознающий собственных преимуществ, вдоль благоухающего ряда полных брюнеток, разглядывавших его в лорнеты. Герцогиня заговорила с ним.
— Сэр Густон, я сказала вам, что вы понадобитесь мне сегодня вечером. Подите, пожалуйста, тотчас же к дону Саверио Кукуру — он играет в пикет с мистером Вильямсом из Огайо — и громко заявите ему, что он плутует.
Сэр Густон смотрел на нее, раскрыв рот.
— Как же он это делает?
— Это слишком сложно, я объясню вам после. Теперь идите. На все возражения повторяйте только как можно громче: «Вы сплутовали». Вас поддержат, сэр Густон, положитесь на меня…
— Как вам угодно, герцогиня.
И он пошел. Он стал перед доном Саверио и крикнул:
— Вы плутуете.
Принц с удивлением посмотрел на него.
— Вы ошибаетесь, милостивый государь.
— Я не ошибаюсь, — ревел сэр Густон. — Вы обманываете этого почтенного господина — вы мошенник!
Им овладел искренний гнев, от которого его лицо побагровело. Дон Саверио тихо, с натянутой улыбкой, заметил:
— Будьте благоразумны. Вы видите, я сдерживаюсь, чтобы избегнуть излишнего скандала. Потом я буду к вашим услугам. Но ваше утверждение — чистая бессмыслица. Ведь я проиграл, посмотрите же. Мой противник, мистер Вильяме, только что выиграл партию…
— Вы сплутовали!
Вокруг них уже образовалось кольцо молчаливых зрителей. Мистер Вильяме смотрел на себя тоже, как на незаинтересованного гостя, и с видимым интересом раскуривал сигару. Дон Саверио холодно поднялся.
