Андерсон осторожно заметил:
— Что-то вы о своем товаре умалчиваете.
— Цена на яблоки подскочит, если не соберут урожай в долине Торгас, верно?
— Очевидно.
— Так вот, яблоки у вас в саду будут собраны и при том бесплатно.
Андерсон чуть ссутулился. Запыхтел кофейник на плите.
— От этой братии один только мусор да беспорядок.
— Это совсем не так. Избран комитет, он за порядок отвечает. На спиртное наложат запрет. Приедет врач будет следить за санитарными условиями. Вырастет целый палаточный городок, ряд за рядом.
Андерсон коротко втянул воздух.
— Вот что, молодой человек. Это мои земли, рядом мои соседи, и мне с ними ссориться не след. А послушай я вас, они меня со свету сживут.
— Но вы сами сказали, что это ваши земли. Ваши! Или они заложены?
— Да, заложены.
— А кто ваши соседи? — перебил его Мак. — Я вам сам скажу: Хантер, Гилрей, Мартин. А кому вы заложили землю? Местной финансовой компании? И принадлежит она тому же Хантеру, тому же Гилрею, тому же Мартину. И они вас выживают, в этом я не сомневаюсь. Долго ли вы продержитесь, с год? А потом земля ваша перейдет в собственность компании. Разве не так? Теперь, положим, вам уберут урожай и платить за это не придется. Положим, вы продадите яблоки по высокой цене. Может, и хватило бы денег заплатить по закладной?
Яркими бусинками блеснули глаза Андерсона. Щеки занялись сердитым румянцем. Руки зашевелились и спрятались под столом. Он замер, казалось, даже дыхание задержал. Наконец тихо произнес:
— Вы свои козыри не выложили, вы пытаетесь на них сыграть. Если я выкуплю землю, им это — ровно нож в бок.
— И всадить этот нож вам помогут две тысячи парней.
— Да, но соседи на мне отыграются.
— Пусть попробуют. Тогда в долине ни одного сарая не останется.
— А какая вам от этого выгода? — Андерсон стиснул зубы, выщелкнулся острый стариковский подбородок.
Мак усмехнулся.
— Что ж, таить не стану, скажу как есть. Не знаю, уж, право, поверите или нет. Так вот: мы с Джимом получаем по зубам время от времени; нас ждет два месяца тюрьмы за бродяжничество.
— Так вы из красных?
— Угадали! Мы, как вы изволили выразиться, красные.
— Ну, а забастовка вам на что?
— Поймите правильно, мистер Андерсон. Не мы эту забастовку начали, а Гилрей, Мартин да Хантер. Ведь это они навязали низкие расценки, разве не так?
— Это Ассоциация садовладельцев. А они тоже зависят от финансовой компании.
— Ну что ж, не мы начали забастовку, но раз уж она вспыхнула, мы должны помочь, повести людей к победе, удержать их от бесчинств, научить работать совместно. Если поможете нам, в рабочей силе нуждаться не будете до конца.
— Вот уж не знаю, можно ли доверять красному, — усомнился Андерсон.
— Попробуйте. Пока что вы доверяли только Финансовой компании.
Андерсон холодно улыбнулся. Руки снова появились на столе, пальцы запрыгали, точно резвые щенки.
— Сдается мне, пойду я по миру с этой затеей, но, чем черт не шутит, попробую. Может, и удастся мне Крису Хантеру насолить. Все-таки приятно.
Кофе вскипел, поднялся, зашипел, попав на плиту, запахло горелым. Кустистые седые брови и жесткие волосы отливали серебром при электрическом свете. Старик снял кофейник, аккуратно вытер плиту газетой.
— Выпейте-ка кофе, господин Красный.
Но Мак уже поднялся.
— Спасибо, нам пора. Мы обещали, все будет честно, без обмана. А сейчас нас ждет еще тысяча дел. До завтра. — И, оставив старика с кофейником в руке, Мак и Джим торопливо вышли. Через двор Мак пустился бегом, на ходу бормоча:
— Ну и положеньице, все боялся — промашку дам. А с таким упрямым стариком этоконец! Охотник одно слово!
— А мне он понравился, — заметил Джим.
— Чувствам волю не давай, нам некогда тратить время на чувства.
— А откуда ты узнал, что у него земля заложена?
— Из сегодняшнего письма. Ну, и с собаками, конечно, я угадал. Влезай, Джим, и я заведу нашу колымагу.
Ночь выдалась ясная. Машина, тарахтя, бежала по до роге, мигая фарами. Джим взглянул на небо.
— Какая красотища! Ты только посмотри. Мак, сколько звезд! Миллионы миллионов!
— Ты лучше на дорогу смотри, — буркнул Мак. Знаешь, о чем я сейчас думал? Вспоминал того чумазого, что днем подходил к нам. Значит, нас раскрыли. Сейчас будь предельно осторожным, в одиночку далеко не ходи. А собрался куда, бери с собой десяток ребят.
— Ты думаешь, с нами захотят расправиться?
— Конечно! Они считают, если нас уберут, то и забастовке конец.
— Мак, ну когда ж ты мне какое-нибудь задание дашь? А то я за тобой, как собачонка, бегаю.
— Ты же многому учишься, парень. Не беспокойся. Как увижу для тебя дело, резину тянуть не стану. Завтра — послезавтра начнешь пикеты организовывать. Сверни-ка налево, Джим. Нечего нам по городу разъезжать, глаза всем мозолить.
Машина запрыгала по ухабистым дорогам. Через час они подъехали к своему саду, «Форд» покатил по темной тропе меж яблонь. Мак резко сбросил скорость, отчего едва не заглох мотор, фары замигали снова. Вдруг из темноты прямо в лицо Маку и Джиму ударил ослепительный луч света и двое в плащах вышли на тропу, преградив машине путь. Джим едва успел затормозить. Из темноты раздался голос;
— Это точно те самые.
Один из стоявших на дороге как бы нехотя подошел к машине, облокотился на дверцу. Мотор нетерпеливо покашливал. Незнакомец был почти неразличим — яркий луч не доставал до него. Вот он заговорил.
— Чтоб завтра к утру вас и в помине не было в долине Торгас. Ясно?
Мак незаметно тронул ступней ногу Джима. И подобострастно проныл:
— Что мы такого сделали, мистер? За что с нами так?
Незнакомец сердито ответил!
— Ты дурочку-то не валяй. Мы знаем, кто вы, и хотим, чтоб вы убрались отсюда!
Мак не переменил тона.
— Если вы из полиции, то у нас, простых граждан, гоже права есть. Мы в суд можем подать. Налоги-то не зря платим у себя дома.
— Вот домой и катитесь. Мы не из полиции, мы из комитета «бдительных». Вы, сволота красная, вообразили, будто вам везде, куда ни приедете, разрешат народ будоражить. Как бы не так! Либо вы на своей таратайке отсюда уберетесь, либо вас черный воронок увезет. Ясно?
Джим почувствовал, как нога Мака тянется к педали газа Джим чуть подтолкнул приятеля, дескать, все понял сам. Старенький мотор все порыкивал. Порой отказывал один цилиндр, порой — два. Мак продолжал:
— Вы, мистер, нас неверно поняли. Никого будоражить мы не хотим. Мы простые бедняки-сборщики.
— Вы слышали — вон отсюда!
— Дайте хоть вещи собрать.
— Ладно, чтоб живо обернулись и марш отсюда!
— Трусы вы и больше ничего! — вдруг выкрикнул Мак. — Поди, у вас человек двадцать в засаде. Одно слово — трусы!
— Это мы — трусы?! Здесь нас всего трое. Но если к утру из долины не уберетесь, будет с полсотни.
— Давай, Джим, гони!
Мотор взревел. «Форд», точно застоявшаяся лошадь, вздыбился и рванул вперед. Стоявший у дверцы отпрыгнул в сторону, а светивший чудом не попал под колеса. «Форд» несся по дороге, внутри у него лязгало и скрежетало — того и гляди рассыплется.
Мак обернулся.
— Ишь, не светят больше! — крикнул он.
Джим подогнал машину к длинному бараку. Друзья бегом бросились ко входу. У дверей кучками стояли люди и тихо переговаривались. На порогах сидели женщины, то и дело поправляя юбки, чтобы не оголялись колени. Каждая кучка людей — точно маленький гудящий рой. Собралось с полтысячи человек, пришли из других садов.
Рядом оказался ершистый парень, с которым Джим разговаривал утром.
— То-то! Не верил мне? Ну, а теперь что скажешь?
Мак спросил парня:
— А Лондона ты видел?
— Ну а как же. Мы его в председатели выбрали. Он сейчас с комитетом совещается. А ты, небось, решил, что я совсем спятил, да? опять обратился парень к Джиму. — Говорил же тебе, что я не последняя спица в колеснице.
Мак с Джимом пробрались меж гомонящих людей к двери Лондона. Она была закрыта, окно — тоже. Под ним столпились люди, и каждый старался подглядеть, что делается в освещенной комнате. Двое преградили Маку путь.
— Какого черта прешь?
— Нам нужно Лондона повидать.
— Вон оно что! А захочет ли он?
— Спросите, чего ж вы?
— Как зовут-то?
— Скажите Лондону, что док и Джим хотят его по видать.
— Это ты, что ль, роды принимал?
— Кто же еще?!
— Ладно, доложу. — И он скрылся за дверью. Почти тут же снова появился на пороге и распахнул дверь.
— Заходите, ребята. Лондон вас ждет.
Клетушка Лондона была спешно переделана в «кабинет», то есть притащили несколько ящиков, чтоб было где сидеть. Сам Лондон восседал на кровати, наклонив вперед голову с круглой проплешиной. Семеро членов комитета, дымя сигаретами, расположились кто сидя, кто стоя. Все разом обернулись на Джима и Мака. Лондон, похоже, был не в духе.
