Сейчас ей исполнилось уже двадцать восемь лет. Дядя Самюэль мечтал выдать ее замуж. Но она не желала связывать свою судьбу с таким же конформистом, как и все те, с кем ей приходится встречаться в деловых кругах. Кроме того, она слишком дорожила своей независимостью, уже давно оценив всю ее прелесть.
В то утро ее выбил из колеи один неожиданный визит.
Первым посетителем, о котором доложил швейцар Эстебан (на три четверти испанец, на одну восьмую киприот и на столько же индеец), оказался генерал Перес, старый университетский товарищ Бретта. Перес – наполовину португалец, наполовину немец – унаследовал от двух этих рас кучу недостатков и малое количество достоинств. Флоранс его недолюбливала. Ее дядя встретился с Пересом после почти двадцатилетней разлуки, за время которой один из них стал военным, а другой – промышленником. Три года назад Самюэль Бретт, пытаясь оживить захиревшую торговлю холодильниками – страна переживала кризис, который все усиливался и которому не видно было конца, – основал с несколькими друзьями нечто вроде кредитного банка с целью облегчить и расширить торговлю в рассрочку. Банку для предоставления ссуд требовался крупный оборотный капитал. Кроме того, чтобы привлечь вкладчиков – а в связи с кризисом это было весьма затруднительно, – следовало добиться их доверия. И тогда Бретту пришло в голову, что неплохо бы иметь в числе учредителей банка нескольких известных деятелей из дипломатических кругов, высшего духовенства и генералитета. Бывший однокашник Бретта, Перес, дослужившийся до генерала, из чисто дружеских, по его словам, соображений дал свое согласие, хотя и не отказался от сотни бесплатных акций, которые ему были незамедлительно вручены. Затем он снова исчез или почти исчез с горизонта, сославшись на то, что ничего в делах не смыслит. Раза два, от силы три, он обедал у Бретта. Но так как за столом речь шла в основном о политике, генерал даже словом не обмолвился, что помнит о существовании банка.
Вот почему неожиданное появление Переса в «Фрижибоксе» поразило Флоранс. Но еще больше она удивилась, когда швейцар в ответ на ее слова, что директор еще не приехал, заявил, что генерал настаивает на свидании лично с нею.
– Хорошо, – проговорила она смущенно, даже, пожалуй, взволнованно. – Что ж, проведите его ко мне.
Перес, уже седеющий полноватый мужчина, безуспешно пытался скрыть намечающееся брюшко двубортным пиджаком (мундир он надевал только при официальных визитах). Он церемонно поклонился Флоранс. Она пригласила его сесть.
– В глубине души я отчасти рад, – сказал он, усаживаясь в слегка продавленное кресло, – что застал вас одну. Я не так уж жажду повидать нашего дорогого Самюэля. Пожалуй, будет даже лучше, если то, что я хочу ему сказать, он узнает из ваших уст.
«Что случилось?» – со всевозрастающим беспокойством подумала Флоранс и спросила:
– Какая-нибудь серьезная неприятность?
– Да, приятного мало.
Он помолчал, словно подыскивая нужные слова.
– Ходят слухи, сеньорита, что дела идут неважно.
«Вот уж типичный солдафон! Целых шесть лет Тагуальпа не выходит из кризиса, а он только сейчас заметил это», – не сдержав грустной улыбки, подумала Флоранс.
– Это ни для кого не тайна, – сказала она.
– Но я имею в виду дела вашего дяди, – проговорил генерал, испытующим взглядом окидывая кабинет.
Флоранс стало как-то не по себе. Хотя Флоранс настолько привыкла к окружающей обстановке, что даже перестала ее замечать, тем не менее она догадывалась, какое впечатление на нового человека должен производить кабинет дяди: выгоревшие стены, которые давно следовало бы покрасить, пропыленные продавленные кресла, потертый ковер на полу, ветхая мебель, пожелтевшие рекламы, одна даже порвана, и никому в голову не пришло ее заменить! Все достаточно красноречиво говорило о том, что дела, и прежде неважные, теперь пошли из рук вон плохо и что больше нет сил бороться с обстоятельствами.
– Так чем же вы здесь занимаетесь? – спросил генерал.
– Да вот… – удивленно проговорила Флоранс, показывая на рекламы, – холодильниками, вы же сами видите.
– Подержанными?
– Что вы! Почему вы так решили? – воскликнула Флоранс.
– Просто мне показалось… Ну и как… покупают?
– Конечно, – живо ответила она. – Во всяком случае, гораздо больше, чем у других.
– Что ж, тем лучше, – сказал генерал. Потом грубоватым тоном добавил: – Я пришел с вами не о холодильниках говорить, а о кредитном банке, для учреждения коего я дал разрешение воспользоваться своим именем.
Флоранс сразу догадалась, что за этим последует, она чувствовала, что катастрофа приближается.
– Я вас слушаю, – прошептала она.
– Я не желаю, чтобы армия в моем лице оказалась замешанной в финансовом скандале.
– Простите, генерал, – возразила Флоранс, – но никакой скандал нам не грозит.
– Я в делах не разбираюсь, а говорю только то, что слышал, – отрезал генерал. – И слышал неоднократно. – И почти без колебаний нанес сокрушительный удар: – Словом, я решил выйти из правления. Не дожидаясь, пока станет уже поздно.
Флоранс слабо ахнула.
Дальнейшие слова генерала доходили до нее как сквозь сон. Говорил он так велеречиво, что Флоранс лишь с трудом сквозь это нагромождение туманных фраз догадалась о намерениях генерала. Только через несколько минут она расшифровала истинный смысл его слов: генерал хотел, чтобы у него выкупили акции.
Она чуть не подскочила от возмущения:
– Что, что?
– Я хочу, – настойчиво повторил он, – узнать, примерно по какой цене у меня могут их выкупить.
– Позвольте, генерал, но вам же вручили эти акции бесплатно.
С наивным видом простачка генерал возразил:
– Это еще не довод. Я предоставил свое имя для привлечения вкладчиков и надеюсь, что могу за это рассчитывать на вознаграждение. Разве не так?
– Но вы же получали дивиденды.
– Ничего я не получал, – вздохнул генерал. – Каждый раз от меня требовали, чтобы я вложил эти деньги обратно для увеличения оборотного капитала.
Флоранс решила положить конец разговору.
– Лично я, генерал, занимаюсь холодильниками. Банковские дела вне моей компетенции. И кроме того, акции учредителей не подлежат продаже. Впрочем, я поговорю с дядей Самюэлем.
Наступило тягостное молчание. Генерал медленно поднялся с продавленного кресла.
– Я могу, – сказал он, – выйти из правления по-тихому. А могу и со скандалом. Вы меня поняли?
Он стоял перед ней, горделиво выпрямив стан. Флоранс тоже встала.
– Я все прекрасно понимаю, генерал. И это я тоже передам дяде Самюэлю.
Генерал улыбнулся, так, должно быть, улыбалась кошка Алисы из Страны чудес.
– Передайте ему, что я очень его люблю. Но дела есть дела.
– А я-то думала, – кротким голоском проговорила Флоранс, – что вы в них не разбираетесь, генерал.
Он наклонился и поцеловал ей руку.
– Разбираюсь как раз настолько, чтобы защищать свои интересы, – отпарировал он.
– Или нападать, – все также кротко ответила Флоранс.
– Лучшая защита – это нападение, таков древнейший стратегический принцип.
Генерал направился к выходу.
– До свидания, сеньорита. Поцелуйте за меня Самюэля. Моего доброго старого дружищу. Я буду в отчаянии, если поставлю его в тяжелое положение.
Он повернул ручку двери.
– Пусть он подумает.
– До свидания, генерал, – ледяным тоном произнесла Флоранс.
Генерал поклонился и вышел. Флоранс прислонилась к закрытой двери и замерла. Вид у нее был несчастный.
– Господи, – прошептала она, – час от часу не легче… Если уж крысы бегут с корабля…
В таком печальном раздумье и застал ее дядя Самюэль полчаса спустя. Ее вымученная улыбка не обманула его.
– В чем дело? – спросил он. – Что-нибудь случилось?
– К вам приходил генерал Перес.
– Вот как! – воскликнул Бретт. – Это не часто случается. И он не мог меня подождать?
Флоранс постаралась как можно мягче передать ему разговор с генералом. Бретт долго молчал, глядя куда-то в пространство. Наконец он проговорил:
– Ничего не поделаешь, придется выкупать у него акции.
– На какие же деньги?
– Ясно – на мои, – вздохнул Бретт. И бодро добавил, желая утешить Флоранс: – Ладно, не унывай! Как бы плохо ни шли дела, мы с тобой еще не нищие.
На следующий день, как и обычно в субботу, Флоранс отправилась в храм Чичигуа, неподалеку от Хаварона, посмотреть, как продвигаются реставрационные работы. Интеллигенция Тагуальпы проявляла большой интерес к древним индейским памятникам. Современная цивилизация тагуальпеков целиком зиждется на индейской культуре. Не так давно эти памятники лежали в руинах, заросшие бурьяном и кустарником, и являли еще более грустное зрелище, чем храмы Греции и Сицилии, хотя воздвигнуты были сравнительно недавно; только в XVII веке, когда испанские иезуиты и голландские протестанты, объединив свои христианнейшие усилия, постарались вытравить все следы (включая служителей культа, рукописи, памятники искусства и архитектуры) религии Солнца, наиболее чтимой религии Тагуальпы в течение двух тысяч лет, храмы были заброшены. Но сразу же испанцы, голландцы, немцы и итальянцы повели между собой не менее жестокие религиозный войны. Президент Боонен завоевал себе бессмертную славу – во всяком случае в масштабах страны, – положив этим распрям конец при помощи Конвенции о религиозной терпимости 1837 года. Именно под его влиянием и сложился тот единый жизненный уклад, который в дальнейшем, объединив все разношерстные элементы населения, лег в основу морального кодекса тагуальпеков. В силу этого кодекса большинство людей с полным безразличием относились к перемене знакомых и друзей, обстоятельство, так удручавшее Флоранс, ибо, по их мнению, любого друга можно безболезненно заменить новым; одни и те же телевизионные программы, кинофильмы, одинаковый комфорт, одни и те же воскресные газеты с комиксами на двенадцати страницах и рекламами на сорока, а главное – всеобщая схожесть вкусов, выработанных одинаковым чтением, одинаковыми развлечениями, сформировала в конце концов настолько похожих друг на друга людей, что переезд в новый район города, в новый дом, смена автомобиля, клуба и общества, по сути дела, ничего не меняли в жизни тагуальпеков.
