В это время на дощечке стояли три предмета: графин, болид и человек в синем галстуке.
Графин сказал: Господа же, посмотрим в мемецкую землю.
Где?– рухнул болид.
На том шаре, который виден в трубу,– сказал графин. Этот шар есть земля.
Человек: Я житель земли.
Болид: Я житель пространства.
Графин: А я житель рая.
Все три замолчали и мимо них никто не прошел, не проехал и не пролетел.
Графин сказал:
– О Че! О Чело! О Челоче! скажи мне как у вас живут? Что делают?
Человек сказал, открывая рот:
Я человек с Земли. Вы это все знаете. Я не мемец. Я сосед мемцев – я русский. Меня зовут Григорьев. Хотите я вам всё расскажу?
Из воды вышли три мужика и крикнули, топнув ногами:
Пожалуйсто!
Человек начал:
Вот я прихожу в кооператив и говорю: дайте мне вон ту баночку с кильками. А мне говорят: Килек нет, это пустые банки. Я им говорю: Да что же это вы головы морочите. А они мне отвечают: Это не от нас. А от кого же? Это от недостатка продуктов, потому что весь парнокопытный скот угнали киргизы. А овощи есть?– спросил я. Нет и овощей. Раскупили. Молчи Григорьев.
Человек закончил:
Я Григорьев замолчал
С этих пор несу трубу
Я смотрю в неё смотрю
вижу дым грядущих труб.
всё
1930 год
Даниил Иванович Хармс
* * *
Едет трамвай. В трамвае едут 8 пассажиров. Трое сидят: двое справа и один слева. А пятеро стоят и держатся за кожаные вешалки: двое стоят справа, а трое слева. Сидящие группы смотрят друг на друга, а стоящие стоят друг к другу спиной. Сбоку на скамейке стоит кондукторша. Она маленького роста и если бы она стояла на полу, ей бы не достать сигнальной верёвки. Трамвай едет и все качаются.
В окнах проплывают Биржевой мост, Нева и сундук. Трамвай останавливается, все падают вперёд и хором произносят: «Сукин сын!»
Кондукторша кричит: «Марсово поле!»
В трамвае входит новый пассажир, и громко говорит: «Продвиньтесь, пожалуйста!» Все стоят молча и неподвижно. «Продвиньтесь, пожалуйста!» – кричит новый пассажир. «Пройдите вперед, впереди свободно!» – кричит кондукторша. Впереди стоящий пассажир басом говорит, не поворачивая головы и продолжая глядеть в окно: «А куда тут продвинешься, что ли, на тот свет». Новый пассажир: «Разрешите пройти». Стоящие пассажиры лезут на колени сидящим и новый пасажир проходит по свободному трамваю до середины, где и останавливается. Остальные пассажиры опять занимают прежнее положение. Новый пассажир лезет в карман, достает кошелёк, вынимает деньги и просит пассажиров передать деньги кондукторше. Кондукторша берёт деньги и возвращает обратно билет.
декабрь 1930 года
Даниил Иванович Хармс
* * *
Бобров шёл по дороге и думал: почему, если в суп насыпать песку, то суп становится невкусным.
Вдруг он увидел, что на дороге сидит очень маленькая девочка, держит в руках червяка, и громко плачет.
– О чем ты плачешь?– спросил Бобров маленькую девочку.
– Я не плачу, а пою,– сказала маленькая девочка.
– А зачем же ты так поёшь?– спросил Бобров.
– Чтобы червяку весело было,– сказала девочка,– а зовут меня Наташа.
– Ах вот как?– удивился Бобров.
– Да, вот как,– сказала девочка,– до свидание,– вскочила на велосипед и уехала.
– Такая маленькая, а уже на велосипедах катается,– подумал Бобров.
1930 год
Даниил Иванович Хармс
* * *
В одном городе, но я не скажу в каком, жил человек, звали его Фома Петрович Пепермалдеев. Роста он был обыкновенного, одевался просто и незаметно, большей частью ходил в серой толстовке и темно-синих брюках, на носу носил круглые металлические очки, волосы зачёсывал на пробор, усы и бороду брил и в общем был человеком совершенно незаметным.
Я даже не знаю, чем он занимался: то ли служил где-то на почте, то ли работал кем-то на лесопильном заводе. Знаю только, что каждый день он возвращался домой в половине шестого и ложился на диван отдохнуть и поспать часок. Потом вставал, кипятил в электрическом чайнике воду и садился пить чай с пшеничным хлебцем.
1930—1931 гг.
Даниил Иванович Хармс
* * *
В бывшей Архангельской губернии, ныне Автономной области Коми, есть место, называемое Престол. Тут река Печора, принимая в себя воды рек Ижма и Космы со звоном стукается в левый берег и поворачивается к северу. Почему это место называется престол. неизвестно. Но судя по тому, что немного южнее течет маленькая речка, вернее ручеек по имени Престанка, а ещё южнее стоит холмик по имени Престик, название Престол вряд ли происходит от слова престол, но должно быть и Престол и Престанка и Престик происходят от какого-то третьего слова, начинающегося звуком прест.
От Престола к югу идет горная цепь, длиной в полтораста километров. На юге горная цепь расширяется, потом расцепляется на две цепи, бежит так на протяжении пятидесяти километров и снова смыкается. Таким образом, горная петля окружает собой котловину длиной в 38, а шириной в 14 километров.
На западном хребте возвышается гора Пок-ю-из. С этой горы можно оглядеть всю котловину.
Котловина состоит из четырех сосновых лесочков и маленькой пустыньки.
1930—1933 гг.
Даниил Иванович Хармс
* * *
Как странно, как это невыразимо странно, что за стеной, вот этой стеной, на полу сидит человек, вытянув длинные ноги в рыжих сапогах и со злым лицом.
Стоит только пробить в стене дырку и посмотреть в неё и сразу будет видно, как сидит этот злой человек.
Но не надо думать о нём. Что он такое? Не есть ли он частица мертвой жизни, залетевшая к нам из воображаемых пустот? Кто бы он ни был, Бог с ним.
22 июня 1931 года
Даниил Иванович Хармс
Утро
Да, сегодня я видел сон о собаке.
Она лизала камень, а потом побежала к реке и стала смотреть в воду.
Она там видела что-нибудь?
Зачем она смотрит в воду?
Я закурил папиросу. Осталось ещё только две.
Я выкурю их, и больше у меня нет.
И денег нет.
Где я буду сегодня обедать?
Утром я могу выпить чай: у меня есть ещё сахар и булка. Но папирос уже не будет. И обедать негде.
Надо скорее вставать. Уже половина третьего.
Я закурил вторую папиросу и стал думать, как бы мне сегодня пообедать.
Фома в семь часов обедает в Доме Печати. Если придти в Дом Печати ровно в семь часов, встретить там Фому и сказать ему: «Слушай, Фома Антоныч, я хотел бы, чтобы ты накормил меня сегодня обедом. Я должен был получить сегодня деньги, но в сберегательной кассе нет денег». Можно занять десятку у профессора. Но профессор, пожалуй, скажет: «Помилуйте, я вам должен, а вы занимаете. Но сейчас у меня нет десяти. Я могу дать вам только три». Или нет, профессор скажет: «У меня сейчас нет ни копейки». Или нет, профессор скажет не так, а так: «Вот вам рубль, и больше я вам ничего не дам. Ступайте и купите себе спичек».
Я докурил папиросу и начал одеваться.
Звонил Володя. Татьяна Александровна сказала про меня, что она не может понять, что во мне от Бога и что от дурака.
Я надел сапоги. На правом сапоге отлетает подметка.
Сегодня воскресение.
Я иду по Литейному мимо книжных магазинов. Вчера я просил о чуде. Да-да, вот если бы сейчас произошло чудо.
Начинает идти полуснег-полудождь. Я останавливаюсь у книжного магазина и смотрю на витрину. Я прочитываю десять названий книг и сейчас же их забываю.
Я лезу в карман за папиросами, но вспоминаю, что у меня их больше нет.
Я делаю надменное лицо и быстро иду к Невскому, постукивая тросточкой.
Дом на углу Невского красится в отвратительную желтую краску. Приходится свернуть на дорогу. Меня толкают встречные люди. Они все недавно приехали из деревень и не умеют ещё ходить по улицам. Очень трудно отличить их грязные костюмы и лица. Они топчутся во все стороны, рычат и толкаются. Толкнув нечаянно друг друга, они не говорят «простите», а кричат друг другу бранные слова.
На Невском страшная толчея на панелях. На дороге же довольно тихо. Изредка проезжают грузовики и грязные легковые автомобили.
Трамваи ходят переполненные. Люди висят на подножках. В трамвае всегда стоит ругань. Все говорят друг другу «ты». Когда открывается дверца, то из вагона на площадку веет теплый и вонючий воздух. Люди вскакивают и соскакивают в трамвай на ходу. Но этого делать ещё не умеют, и скачут задом наперед. Часто кто-нибудь срывается и с ревом и руганью летит под трамвайные колеса. Милиционеры свистят в свисточки, останавливают вагоны и штрафуют прыгнувших на ходу. Но как только трамвай трогается, бегут новые люди и скачут на ходу, хватаясь левой рукой за поручни.
Сегодня я проснулся в два часа дня. Я лежал на кровати до трех, не в силах встать. Я обдумывал свой сон: почему собака посмотрела в реку и что она там увидела. Я уверял себя, что это очень важно – обдумать сон до конца. Ноя не мог вспомнить, что я видел дальше во сне, и я начинал думать о другом.
