мне высоким, длинноруким, длинноногим, по-юношески горбившимся.
Познакомился я с ним спустя несколько дней после этого диспута» (Театр. 1966. № 9. С. 81–82).
Несколько месяцев спустя (Наш современник. 1967. № 2) Э. Миндлин опубликовал свои воспоминания «Молодой Михаил Булгаков». Здесь много любопытного. Но вот как ему запомнилось все то же выступление М. А. Булгакова все в том же театре:
«Он медленно, преисполненный собственного достоинства, проследовал через весь зал и с высоко поднятой головой взошел по мосткам на сцену. За столом президиума уже сидели готовые к атаке ораторы, и среди них — на председательском месте «сам» Орлинский. Михаил Афанасьевич приблизился к столу президиума, на мгновение застыл, с видимым интересом вглядываясь в физиономию Орлинского, очень деловито, дотошно ее рассмотрел и при неслыханной тишине в зале сказал:
— Покорнейше благодарю за доставленное удовольствие. Я пришел сюда только затем, чтобы посмотреть, что это за товарищ Орлинский, который с таким прилежанием занимается моей скромной особой и с такой злобой травит меня на протяжении многих месяцев. Наконец-то я увидел живого Орлинского, получил представление. Я удовлетворен. Благодарю вас. Честь имею.
И с гордо поднятой головой, не торопясь спустился со сцены в зал и с видом человека, достигшего своей цели, направился к выходу при оглушительном молчании публики. Шум поднялся, когда Булгакова уже не было в зале».
Пришлось бы поверить мемуаристам, как очевидцам этого события, если б не сохранившаяся стенограмма этого диспута, которая, конечно, пресекает все эти «выдумки». Сейчас, пожалуй, невозможно установить, медленно проследовал М. Булгаков через весь зал или, напротив, возбужденно взлетел на сцену. Да это и не важно. Важно другое: сохранилось живое слово драматурга (пусть и неправленое!), запечатленное в стенограмме, сохранились выступления А. Луначарского, А. Орлинского, П. Юдина, а главное, что среди выступавших был и Павел Александрович Марков, защищавший в то время спектакль, что равносильно подвигу, и пронесший через всю жизнь верность М. А. Булгакову.
В архиве М. А. Булгакова хранятся три списка критиков и писателей, причастных в той или иной мере к травле Булгакова. Списки составлены самим Булгаковым с участием Елены Сергеевны. Приводим их полностью, без какой-либо корректировки.
Первый из них — «Список врагов М. Булгакова по «Турбиным» — включает следующих лиц: Авербах, Киршон, Пикель, Раскольников Ф. Ф., Кольцов М., Фурер, Сутырин, Пельше, Блюм В. И., Лиров, Горбачев, Орлинский А., Придорогин А., Ян Стэн, Нусинов, Якубовский, Загорский М., Каплун В., Рокотов Т., Маллори Д., Влад. Зархин, Кут Я., Алперс Б., Вакс Б., Масленников Н., Попов-Дубовской, Гроссман-Рощин, Литовский О., Безыменский, Бачелис».
Второй список не имеет заголовка, и в нем отражены: А. Орлинский +, Н. Минский, М. Загорский +, Момус, Г. Горбачев, Влад. Зархин, И. Кор, Бор. Вакс, С. К-ов, Н. Масленников, Сутырин В., Н. Крэн, Попов-Дубовской, Р. И. Рубинштейн, Л. Л. Оболенский +, Р. Пельше +, Амаглобели +, А. Селивановский, Я. Кут, Б. Розенцвейг, И. Гроссман-Рощин, Зельцер, Ник. Никитин, Горев, Р. Пикель +, Арго, Абцев, Г. Лелевич, М. Лиров, Л. Авербах, В. Шкловский, В. Блюм, А. Ценовский, Литовский, Грандов, Киршон +, Билль-Белоцерковский, Ян Стэн, Н. Волков, С. Якубовский, И. Бачелис +, Ермилов, А. Фадеев +, М. Подгаецкий.
На страничке с третьим списком сбоку приписано рукой Е. С. Булгаковой: «Авторы ругательных статей о Мише (см. толстую книгу вырезок, составленную Мишей)». В список включены: В. Гейм (Закгейм?), М. Кубатый?, М. Загорский, Луначарский, Ашмарин, В. Блюм, А. Орлинский, М. Левандов (Левит), А. Ценовский, К. Кр-в, Театрал, М. Бройде, Незнакомец (Борис Дан. Флит), Уриэл (Литовский), А. Безыменский, Ст. Асилов, В. Шершеневич, П. Горский, Момус (Лазарев), О. Литовский, Е. Мустангова, Спутник (Рабинович), А. Флит, П. Краснов, Д. Маллори (Флит), Пингвин (Шершеневич), Г. Рыклин, Горбачев, Садко (Блюм), Юр. Спасский, П. Адуев, Бастос Смелый, Савелий Октябрь (Борис Григ. Самсонов), Рабинович, Гольденберг, Арго, Никита Крышкин, Р. Пикель, Кузьма Пруткин, В. Павлов, Ст. Ас. (Илов?), А. Жаров, П. К-цев, И. Кор, В. Орлов, И. Бачелис, Вс. Вишневский, В. Кирпотин, С. Дрейден, Коллин, Д’Актиль (Френкель), А. Братский (Арк. Бухов), Георг, Намлегин, Бис, Я. С-ой, Машбиц-Веров.
В той же папке, где хранятся все три списка авторов ругательных статей, Е. С. Булгакова оставила копию статьи В. Блюма «Куда не заглядывает критика» (Жизнь искусства. 1925. № 23). Это статья о радиовещании. Вот лишь некоторые выдержки из нее: «[...] Вопроса, нужно ли эту стотысячную аудиторию так глушить чайковщиной, для беззаботной трубки, видимо, и не существует. «Музыкальные пояснения» ведутся в тоне самого беспардонного, почти психопатического панегирика, — благоговейно приемлется всё!
[...] Традиционное беспробудное народничество совершенно безнаказанно тут «правит бал»... Высшая похвала композитору — провозглашение «национальности», «самобытности» его музыки. Даргомыжский, оказывается (я записал дословно), «был один из первых, положивших начало русскому направлению в национальной русской музыке»... Ведь это же устарелый, вопиющий вздор, который извинительно было нести в стасовские времена, а не сейчас...»
Кроме того, интересные подробности этого диспута недавно опубликованы с точки зрения агентов ОГПУ, давших в агентурной сводке свои толкования выступлений Луначарского, Орлинского, Маркова, Булгакова и др. (см.: Независимая газета. 1994. 28 декабря).
В конце 1929 года яростная борьба вокруг пьесы «Бег» перешла в плоскость сугубо политическую. Да и борьбой все происходившее назвать было нельзя — пьесе и ее автору учинили погром. Такого погрома, возможно, не знает история литературно-политической критики.
Одним из первых выстрелил И. Бачелис огромной статьей в «Комсомольской правде» (23 октября 1928 г.). Назвав авторские идеи «философией разочарованного таракана», И. Бачелис так закончил свою «философскую» статью: «Булгаков назвал «Бег» пьесой «в восьми снах». Он хочет, чтобы мы восприняли ее как сон; он хочет убедить нас в том, что следы истории уже заметены снегом; он хочет примирить нас с белогвардейщиной. // И усыпляя этими снами, он потихоньку протаскивает идею чистоты белогвардейского знамени, он пытается заставить нас признать благородство белой идеи и поклониться в ноги этим милым, хорошим, честным, доблестным и измученным людям в генеральских погонах. // И хуже всего то, что нашлись такие советские люди, которые поклонились в ножки тараканьим «янычарам». Они пытались и пытаются протащить булгаковскую апологию белогвардейщины в советский театр, на советскую сцену, показать эту, написанную посредственным богомазом икону белогвардейских великомучеников советскому зрителю. // Этим попыткам должен быть дан самый категорический отпор».
Весьма примечательно, что И. Бачелис, как и многие другие «критики», заметил и более всего ополчился против тонко замаскированной национальной идеи в пьесе. «Очень характерно, — отмечал он, — что в пьесе
